– И больше не уйдешь?
– Не уйду.
Он отнес обеих в детскую, спустил на пол, похвалил платье, которое с бабушкиной помощью сшили для куклы. Постоял на пороге, растерянно слушая девчоночье щебетанье о всяких разностях и ни о чем. Затем осторожно прикрыл дверь и отправился на кухню. Мама сидела там, за старым, еще Верой купленным пластиковым столом.
– У нас осталось? – тихо спросил Денис.
Мама молча извлекла из кухонного шкафа заначенную на последний день поллитровку. Остальные, которые Денис успел урвать в разнесенном толпой супермаркете, были давно обменяны на продукты. Водка в умирающем мире ценилась дороже еды, дороже оружия, подчас дороже человеческой жизни.
Денис сорвал пробку и жадно глотнул прямо из горлышка раз, другой. Занюхал рукавом, отдышался, вновь потянулся за водкой, но передумал и пить не стал.
– Что же теперь делать, мама? – тоскливо спросил он.
Она не ответила. Слезы вновь потекли у нее по щекам, но теперь плакала мама не от счастья, и Денис понимал это, и сам заревел бы с ней на пару, если б умел.
– Тебе. Придется. Выбрать. – Мама говорила с трудом, она будто насилу расставалась со словами. – Леночку. Или… Или… – мама всхлипнула. – Или Дашу.
– Я не смогу.
Теперь Денис осознавал это ясно, отчетливо.
– Я не смогу, – повторил он. – Не сумею. Я останусь здесь, с вами.
Мама перестала плакать. Она помолчала, глядя в пол, потом сказала глухо:
– Сможешь. Одна из твоих дочерей должна жить.
Запершись в спальне, Денис пролистал тощую сирусянскую брошюру. Сборный пункт оказался рядом, рукой подать – в четверти часа ходьбы. Оттуда на борт «Орфея» счастливчиков доставит шаттл, дальнейшая безопасность гарантируется. Денис попытался вчитаться в пункты прилагаемой инструкции. У него не получалось – буквы расплывались перед глазами. Денис отшвырнул брошюру прочь.
Полгода назад был обнаружен стремительно надвигающийся на Солнечную систему метеоритный поток. С неделю о потоке ходили слухи, один другого нелепее. Слухам Денис не верил. До тех пор, пока на человечество не обрушилось воззвание генсека ООН. А вслед за ним, сразу, без паузы, обращение президента к гражданам России.
Под углом шестьдесят градусов поток падал на плоскость эклиптики. Орбиты третьей и четвертой от Солнца планет приходились на его максимальную плотность. Это означало, что Земля и Марс сотнями тысяч небесных камней будут расстреляны, а возможно, расколоты и увлечены потоком.
Корабли сирусянской миссии приземлились за три месяца до катастрофы.
– Братья и сестры, простите нас, – на единственном еще функционирующем правительственном канале вещал похожий на несуразную карикатуру сирусянский командор, и голос его, надрывный и скорбный, звучал, словно реквием по человечеству. – Мы не успели. Наши разведчики локализовали вашу цивилизацию слишком поздно. Поверьте, на строительство транспорта мы бросили все ресурсы последних трех поколений. Мы опоздали. Мы сможем вывезти всего лишь два миллиона человек…
Ночью Денис не сомкнул глаз. Он едва не проклинал выпавшее ему «счастье». Три дня. Оставалось всего три дня. Решение, которое ему за эти дни предстояло принять, человеку принимать не подобало.
Наутро пришла Вера. Денис встретил ее на пороге, молча посторонился. С минуту, давя подкатывающие к горлу спазмы, смотрел на скачущих от радости вокруг Веры близняшек. Затем, ссутулившись, двинулся на кухню.
– Это я ее привела, – поджав губы, сказала мама. – Пожалуйста, выслушай ее. Она мать.
Денис не ответил. Он вспомнил, как рвал на куски развешанные по стенам спальни Верины офорты и сангины. Уничтожал, искоренял их, навязчиво думая при этом, что убивает любовь. Дорогущие билеты на концерт скрипача-виртуоза, всклокоченного, лупоглазого, похожего на удивленную стрекозу-недомерка, Денис купил сам, в подарок на Новый год. Пойти на концерт он, однако, не смог – помешал очередной аврал на работе. Денис втихую порадовался тогда – в театры и на выставки он сопровождал Веру редко и неохотно, всякий раз мечтая поскорее отделаться.
– Ты работящий, надежный, правильный. Ты прекрасный отец, – сказала однажды пришедшая навестить девочек Вера. – Но видишь ли, ты – заурядный. Обыденный, некреативный, не способный на дерзание, на полет.
Денис тогда не стал возражать. Заурядный и некреативный? Пускай. Зато у него две дочки, которых он любил самозабвенно и считал за счастье постоянные гастроли по заграницам, куда Вера моталась со своим недомерком. А Даша с Леночкой – остались с ним и переехавшей к нему мамой.
– Денис!
Он вскинул голову. Вера стояла в кухонных дверях, привалившись плечом к косяку. Мама поднялась и молча, неслышно ступая, вышла.
– Уходи, – глухо сказал Денис.
– Ты должен, – бесцветным невыразительным голосом отозвалась Вера. – Обязан спасти одну из них.
Кровь бросилась Денису в лицо.
– Должен и обязан, говоришь? – из последних сил сдерживаясь, переспросил он. – А как насчет тебя?
– Сирусяне мне отказали. Денис, наша дочь…
– Наша дочь?! – уже не сдерживаясь, рявкнул Денис. – Какая из двух, а? Что я скажу ей, когда она спросит: «Папа, где сестричка?» Скажу: «Дашенька, я убил Лену, и поэтому ты жива?» Или: «Леночка, твой папа ради тебя убил Дашу?!»
– Тебе будет трудно, Денис. Очень трудно, почти невозможно. Но ты…
– Иди отсюда, – оборвал Веру Денис. – Убирайся! Я не хочу, не желаю больше тебя видеть.
После того как за Верой захлопнулась дверь, он с минуту сидел, закрыв руками лицо. Затем вскочил, метнулся из кухни в детскую. Леночка увлеченно наряжала куклу.
– Где? – подступился к дочке Денис. – Где Даша?!
– Сестричку взяла мама, – испугалась Леночка. – Погулять. А мне велела…
Денис не дослушал, бросился в прихожую. Мама стояла, раскинув руки, собой перекрыв дверной проем. Денис отшвырнул маму, по лестнице скатился на первый этаж, вырвался из дома наружу. Догнал Веру, выдрал Дашину ручонку у нее из ладони. Размахнувшись, наотмашь хлестанул Веру по щеке.
– Ты, мразь, сука! – заорал ей в лицо Денис. – Гадина, пошла вон, крыса! Еще раз придешь – убью.
Оставшиеся три дня слились в один бессонный непрерывный кошмар. Мама слегла, с Денисом она больше не заговаривала. Запершись в спальне, он десятки, сотни раз прокручивал в уме варианты. Приемлемых среди них не было. Ни единого. Подарить жизнь одной дочери за счет другой Денис был не способен. Так же, как не способен был оставить умирать обеих.
Утро последнего дня он встретил на пороге детской. Близняшки безмятежно спали в одинаковых позах, золотистые локоны разметались по подушкам. Денис долго смотрел на них, затем тихо притворил за собой дверь. На кухне добил из горла поллитровку и вытащил из кармана «ТТ».
Он медленно поднес ствол к виску. Зажмурился, и в этот момент раздался дверной звонок.
На пороге стоял низкорослый, всклокоченный, похожий на удивленную стрекозу скрипач-виртуоз, которого Денис ненавидел и про себя называл недомерком. Надо же, как удачно, с неким даже удовлетворением подумал Денис. В магазине «ТТ» как раз два патрона.
– Веры больше нет, – тихо сказал недомерок.
– Что? – не понял Денис. – Где нет?
– Нигде. Вечером она приняла яд.
На мгновение Денис растерялся. Смерть бывшей жены для него ничего не меняла, она была нелепа, не более. И, главное, она ничего не меняла для девочек.
– Зачем пришел? – каркнул Денис. – Смерти ищешь?
Он навел на визитера «ТТ».
– Позавчера я прошел тесты, – будто сквозь вату донесся до него тихий голос недомерка. – Взгляните, вот.
Денис ошарашенно уставился на блестящий, отливающий перламутром ромб. Такой же, как у него.
– Вера оставила записку, – тоскливо сказал скрипач. – Посмертную. Она завещала мне забрать вторую девочку.
– Что? Что ты сказал?!
– Я хотел взять Веру. Я любил ее, понимаете? Но она… Она…
У Дениса закружилась голова. Он схватился за дверной косяк, чтобы не упасть.
– Ты шутишь? – выдавил он. – Ты же можешь…
Он не договорил. Этот недомерок мог выбрать себе спутницу, любую. Что ему до чужого, по сути, ребенка.
– У нас мало времени, – едва слышно проговорил скрипач. – Собирайте детей. Быстрее, прошу вас!
Денис на секунду застыл, затем метнулся в детскую.
– Мы уезжаем, – невнятно бормотал он, лихорадочно одевая близняшек. – Уезжаем прямо сейчас.
Они вчетвером выскочили на лестничную клетку, ссыпались вниз по лестнице. «Мама, – метнулась запоздалая мысль. – Он не простился с мамой». Денис рванулся назад, остановился, затем попятился. Заставить себя сказать «Прощай, мама» он был не в силах.
Последствия стресса и бессонных ночей навалились на него ватным муторным отупением. Денис не помнил, как добирались до сборного пункта и как садились в шаттл. Пришел в себя он лишь перед узкой, переливающейся огнями проходной, врезанной в силовой контур, ограждающий сирусянский корабль.
– Ваш пропуск, пожалуйста.
Денис подхватил на руки дочку, впопыхах не разобрав даже, какую из двух. Сунул пропуск в уродливую желтоватую конечность похожего на огородное пугало охранника. Оглянулся – недомерок со второй близняшкой на руках стоял сзади, в пяти шагах.
– Идите, – тихо сказал он. – Мы сразу за вами, вслед.
Сирусянский охранник утопил пропуск в приемном пазу, бесшумно разъехались створки овальной, в человеческий рост двери. Денис, пригнувшись, ступил вовнутрь, дверь за ним затянулась, замелькало зеленым, желтым, потом фиолетовым. Под ногами пришла в движение серебристая лента эскалатора, плавно повлекла к исполинскому, гордо пронзающему носом облака спасательному судну. Ускорилась, втянулась в узкий тоннель с матовыми стенами, свернула вправо, вверх и, наконец, встала.
– Приветствую вас на борту «Орфея»!
Денис вскинул голову. Давешняя черноволосая красавица улыбалась ему. Рядом с ней переминался с ноги на ногу неказистый лысоватый толстячок, видимо, тот самый Павлик.