– Не таскает. Смотрим дальше.
– Так… раз в три месяца – профилактический осмотр у врача, раз в два месяца – у стоматолога… а он себя любит, оказывается.
– Любит, да. Холит и лелеет. Но нам это ничего не дает.
– Почему? Из-за посетителей?
– Да нет, они как раз скорее завеса, чем помеха. Но чтобы Кевин Олдербой два месяца ждал, пока он сможет проверить свою кубышку…
– Ты прав. Не станет он ждать так долго. Не тот человек. А жаль, так все складно получалось. Пресса бы вся изошла на заголовки. «Тайное укрытие похищенных шедевров под охраной маньяка-дантиста»!
– С бормашиной наперевес. Господи, что за трэш ты в кино смотришь?!
– Вообще-то по телевизору.
– А что, есть разница?
– Да, собственно, никакой. Что у нас там дальше?
– А дальше у нас – трижды в неделю тренажерный зал «Вершина Талиесина».[11]
Тони расхохотался, поперхнулся смехом и закашлялся.
– Вершина чего?! – выдавил он, отдышавшись. – Нет, серьезно?
– Абсолютно.
– Голову готов закладывать, Олдербой повелся именно на название, – все еще чуть хрипло заявил Тони. – Это же так в его духе. Интересно, кто владелец. Его, так сказать, собрат по разуму.
Пальцы Лестрейда еще раз быстро скользнули по клавишам, потом замедлились, а потом и вовсе остановились, напоследок огладив воздух над клавиатурой.
– Ну как же интересно, – отсутствующим голосом произнес Грант.
– Неожиданности? – спросил Тони.
– И еще какие! – ухмыльнулся Грант. – Да ты сам посмотри. Здание старое. Пару раз его едва не снесли, но вмешались общества по охране всего подряд и всякого-разного, так что дом не снесли, а только перестроили изнутри. Хотя не так уж и сильно – там и до Второй мировой был спортзал. А во время войны в подвале было бомбоубежище… хороший подвал, верно? И прочный, и поместительный. После войны… так, ну это уже не очень важно, сколько раз этот дом менял владельца. Главное, кто владеет им сейчас. А купил его – угадай, кто? – Эйви. Именно тот самый. Мистер Джо Эйви.
Если Кевин Олдербой был бревном в глазу Интерпола, то Джо Эйви можно было с полным правом назвать веткой, которую так и не удается спилить с пресловутого бревна.
– Эйви! – таким голосом ребенок произносит название любимого мороженого. – Лучший крокодил на побегушках в команде Олдербоя. И здание с основательным подвалом. И тренажерный зал – наверняка для своих. Олдербой туда таскается три раза в неделю – а мы и ухом не ведем! И скорее всего, он и есть настоящий владелец, а Эйви – для отвода глаз. Теперь это выглядит таким очевидным… ну, вот как мы могли все это прохлопать?
– Слишком долго искали черную кошку в темной комнате, – ответил Грант. – А тем временем белая собачка средь бела дня стащила сардельки. И слопала. Бывает. Возможно, это в чем-то и к лучшему. Собачка обнаглела и перестала остерегаться. Самое время ее ловить.
Дальнейшее было чистой воды авантюрой.
Потому что по всем правилам, сколько их есть, поимка обнаглевших белых собачек проходит по ведомству местной полиции, а не Интерпола. Операция должна быть совместной. Но шеф уперся. Уж если он принял Решение (непременно с заглавной буквы!), сдвинуть его с облюбованной позиции еще никому не удавалось. А на сей раз – не очень-то и хотелось.
Нет, дело не в том, что, шестикратно потерпев поражение, отдавать в чужие руки только что найденный ключ к победе обидно. Не настолько шеф был мелочен. Просто он считал, что наилучший способ загубить любую идею – это передоверить ее исполнение.
Во-вторых, шеф отлично понимал, что при всей своей убедительности новая идея тоже может оказаться провальной. Седьмой по счету раз сесть в лужу лучше бы все-таки без свидетелей.
А в-третьих, если вы параноик, это еще не значит, что вас не преследуют. Если шеф и не был параноиком, то, по крайней мере, горячо к этому стремился. Что значит – местная полиция всегда готова к сотрудничеству? Кто сказал? Она сама и сказала? А что в ее доблестных рядах наверняка хоть кто-нибудь, да повязан с криминалом, она не сказала? Нет? А ведь есть же кто-нибудь, есть – ручной, прикормленный! Нипочем бы Олдербой не держался так нагло, не будь у него в местной полиции своего «крота». И сейчас, когда наконец-то забрезжила надежда прищучить Олдербоя, о том, чтобы заранее поделиться информацией с местной полицией, и речи идти не могло.
Одним словом, кто варит свой мед, тот сам его пьет. И раз уж мед сварили два сотрудника Интерпола, посторонним не достанется ни капли.
А потому спустя несколько дней в заведение мистера Эйви заявились два налоговых инспектора с внеплановой проверкой.
Налоговые служащие из Тони и Гранта получились хоть куда. Лучше настоящих. Приобрести абонемент в тренажерный зал «Вершины Талиесина» оказалось невозможно – как Тони и предполагал, здесь пыхтели под штангой и задыхались на беговой дорожке, накачивая мускулы и сбавляя вес, исключительно «свои». К тому же со стороны зала не было выхода на лестницу, ведущую в подвал. Для двух налоговых инспекторов этих проблем не существовало.
Разумеется, без некоторых помех все же не обошлось. Разумеется, мистер Эйви, шипя, как плевок на раскаленном утюге, позвонил в налоговый департамент, чтобы выяснить, какого черта. Разумеется, мистеру Эйви расплывчато ответили, что на него «был сигнал». Разумеется, мистер Эйви высказал все, что он думает о грязных стукачах и тех, кто к ним прислушивается. Запаса его мыслей по этому поводу, перемежаемых вполне безобидными местоимениями, хватило минуты на четыре. И только потом вновь прибывшие смогли приступить к аудиту.
Если бы Джо Эйви мухлевал с налогами, с проверяющих глаз бы не спустили. Но отчетность у «Вершины» была в полном ажуре, и потому после первой вспышки негодования он махнул на них рукой: хотят парни искать от жилетки рукава – пусть ищут. Им за это деньги платят.
Есть ли смысл обращать внимание на то, в чем не видишь угрозы? И двух часов не прошло, как о присутствии проверяльщиков не то чтобы забыли, но перестали его толком замечать. И совсем уж никто не заметил, когда офисные служащие по одному потянулись на ленч, что двое из налоговой благополучно успели потеряться.
Само собой, потерять сразу двух налоговых инспекторов – достижение в своем роде особенное. Можно сказать, рекорд. Но только не в том случае, если потерявшиеся поднаторели в искусстве быть «где-то здесь». В нем нет ничего мистического. Им с успехом пользуются мужья сварливых жен, кинозвезды, удирающие от папарацци, и именно те официальные лица, которые должны поставить срочную печать на наши документы. Эти люди не проходят сквозь стены, не проваливаются в подземный ход и не телепортируются в Антарктиду. Нет, все они «где-то здесь».
Искусством быть «где-то здесь» Тони и Грант владели хорошо. Ни один из работников мистера Эйви не забил тревогу. Даже когда операция была завершена, они были готовы поклясться, что двое из налоговой «где-то здесь».
Однако сейчас до завершения операции было еще далеко.
– Лестница там, – мотнул головой Грант.
– И как мы пройдем? Тут же камеры повсюду…
Видеокамеры на вертушках неторопливо елозили по вверенной их присмотру территории равнодушным стеклянным взглядом.
– Я тебя по «слепым зонам» проведу, – уверенно пообещал Грант.
– Точно? – недоверчиво прищурился Тони.
– Приблизительно, – ухмыльнулся Грант. – Главное, не отставай.
Вариант «развернуться и уйти» даже не рассматривался. Вариант «уйти, чтобы повторить проникновение в следующий раз» представлял собой совершенно бессмысленную трату времени – не говоря уже о ненужном риске. Оставалось и впрямь только одно – следовать за Грантом впритирку и надеяться, что чутье его не обманет.
Грант шел спокойно, почти не останавливаясь. Они уже одолели два лестничных марша. Оставался последний пролет с выходящей на него каморкой из тех, где обычно держат запасные швабры, и еще один марш. И тут Грант внезапно остановился и обернулся. Лицо его сделалось напряженным, как у человека, которому во время умывания попало мыло в глаза.
– Что такое?.. – очень тихо, почти одними губами спросил Тони.
Даже этот еле слышный шепот заставил Гранта досадливо поморщиться. Он приложил пальцы к губам – молчи, ни звука! – а потом замер, прислушиваясь. Тони еще не слышал ничего – но не сомневался, что Гранту не померещилось.
Грант мотнул головой в сторону каморки. Дверь ее была открыта настежь. Они не могли знать, что там, в каморке, – но спрятаться было больше негде.
В каморке тоже было негде спрятаться.
В ней не было ничего, кроме вертящегося стула и небольшого стенда с непонятными датчиками и переключателями.
А шаги – теперь их слышал не только Грант, но и Тони – неумолимо приближались.
Кто это, куда он идет – в подвал или в эту крохотную комнатушку?
Но даже если он идет в подвал, закрывать дверь уже поздно – наверняка заметит. Да и закрывают ли ее и вообще? Похоже, что нет. А если этот человек направляется именно сюда…
Додумать эту мысль до ее логического завершения Тони не успел. Грант дернул его за рукав, взглядом указал на дверь и почти беззвучно выдохнул: «Сюда!»
Старая детская придумка – если дверь открывается внутрь, так весело прятаться между распахнутой дверью и стеной!
Вот только места за дверью не хватает для двоих – тем более взрослых.
Только для одного.
Грант подтолкнул Тони к двери. Тот оглянулся на напарника растерянно и беспомощно: неужели Грант хочет, чтобы Тони спрятался один?!
Шаги на лестнице звучали уже совсем близко.
Грант внезапно толкнул Тони, и тот сам не понял, как он оказался за дверью и куда подевался Лестрейд. А Грант словно сквозь землю провалился. Спустя всего какую-то пару мгновений в каморку кто-то вошел – видеть его Тони не мог, но отлично слышал, как под его весом слегка скрипнул стул, как защелкали переключатели. Он слышал многое – и чуть тяжеловатое дыхание немолодого уже человека, и бормотание, и повторное поскрипывание стула. Но Тони не улавливал ни одного звука, исходящего от Гранта. Да, но ведь и тот тип, что сейчас бодро щелкает переключателями, тоже явно никого рядом с собой не видит и не слышит! Он держит себя так, будто никакого Гранта Лестрейда поблизости нет и вовсе.