Господи, и зачем только она затеяла этот разговор?
– Мне надо знать, – пробормотала Лена.
Он кивнул. Встал и пошел к дому.
– Лен, – окликнул ее Витька. – Мне страшно.
– Мне тоже.
В голове метались безумные мысли: схватить Витьку на руки – и рвануть к лесу, и спрятаться… Если бы только был хоть один шанс, что отец их не догонит. Это его владения. Его мир, если угодно.
– Если что, беги и не оглядывайся, – прошептала Лена.
– Фиг тебе, – шепнул Витька в ответ.
Егор подошел к ним, сжимая что-то в руке. Тыльная поверхность ладони уже покрылась волдырями.
– А теперь, – тихо и торжественно сказал он, – хочешь узнать, чего она боялась? Вот этого, доча. Смотри.
В ладонь Лены легла какая-то веревочка. Отец просто лучился счастьем – как Витька, нашедший карточку.
– Не страшно, правда? Просто талисман на удачу. Здесь ничего и нет, кроме него. А она боялась.
Лена рассматривала пеструю веревочку на свет. На ощупь та была жесткой, колючей. Такие странные нитки…
– Это волосы? – пискнул Витька.
Тут и она увидела. Темные пряди, переплетенные с крашеными светлыми. Волосинки, щекочущие ладонь. Пальцы сами разжались.
– Осторожнее! – отец подхватил амулет у самой земли.
– Кем они были? – только и спросила Лена.
– Слабыми, – по лицу Егора словно тень пробежала. – Здоровыми, наглыми, молодыми. Но слабыми. А ведь у них был шанс спастись. У каждого из них! Но они не захотели. Или не смогли, что, в общем, одно и то же.
– Так ты убийца, значит? – хрипло спросил Витька.
– Можно и так сказать, – Егор потрепал Витьку по щеке. – Но ты не бойся, старик. Тебе и Леночке я никогда…
Он с изумлением уставился на прокушенную ладонь.
– Не трогай меня! – заорал Витька. – Слышишь, ты?
Он выругался – грязно, неумело, сквозь слезы. И побежал к домику.
– Витя? – Егор растерянно заморгал. – Старик, ты чего?
Дверь с треском ударилась об косяк.
– Он маленький, – нахмурился Егор. – Леночка, доча, но ты ведь – понимаешь?
Она замерла. Зажмурилась, затаила дыхание – в напрасной попытке спрятаться, оказаться далеко отсюда, хоть на секунду…
– Это нелегко принять, – отец вздохнул. – Просто сейчас самое время для откровенности. Ты не бойся, сейчас, если что, у меня с законом все в порядке. Они ведь так и не смогли ничего найти! Продержали меня почти год, дебилы, но так и не насобирали улик на сто пятую. Но им же план надо выполнять, так что закрыли на семь лет по сто одиннадцатой – причинение тяжкого вреда здоровью. Был там один в тюрьме… Сам напросился.
Лена всхлипнула.
– Доча, ты ведь меня понимаешь?.. Неужели тебе самой никогда не хотелось почувствовать себя сильной? Той, кто вправе решать?
Он с надеждой поднял глаза.
– Нет!
Кто-то другой прокричал это. Кто-то другой, не она – пусть и ее голосом. А она, жалкая бессильная дура, только и могла, что реветь в три ручья и остервенело мотать головой.
Его улыбка погасла. Он опустился на траву. Криво усмехнулся:
– Ах, ну конечно. Нет. Я же для вас всегда плохой, что бы я ни делал. Я вам рассказал. Никому не рассказывал – а вам… А вы такие же трусливые слабаки, как ваша мамочка. Знаете что? Да пошли вы!
Он сгорбился, закрыв лицо ладонями.
Рядом с бревном лежал топорик. Лена замерла. Представила, как пальцы сомкнутся на рукояти… как лезвие, зазубренное тупое лезвие, обрушится…
– Уходи, – проговорил Егор глухо, не оборачиваясь. – Пошла вон.
И она побежала. Проскользнула в приоткрытую дверь домика. Бросилась к сумке.
– Пистолет у меня, – прошептал Витька. – Лен?
– А?
– Почему мама нам не рассказала?
Лена легла рядом с ним. Уткнулась носом в пропахшие дымом волосы.
– Любила нас.
– Она такая же, как этот. Или хуже. Знала, чьи мы дети, – и молчала.
– Не надо, – попросила Лена. – Она хорошая была. Просто не хотела, чтобы мы чувствовали себя виноватыми.
– Лен…
– Что?
– Фигня это все.
Ветер бросил в окно первые капли дождя.
– Вить, послушай… Он плохой. Очень плохой. Но он нам нужен. Мы же должны достать лекарство…
Витька уже спал. Или притворялся.
9
Лена проснулась от холода. Пару секунд таращилась на обшитый вагонкой потолок, соображая, куда это их занесло. Потом память вернулась, заставив ее глухо застонать.
Она повернула голову – и чуть не заорала от ужаса. Витька лежал на полу, скрестив руки на груди. На левой половине лица расплылось черное пятно.
Нет. Нет, этого не может быть!
– Витя… – выдохнула она.
– Лен, да живой я, – равнодушно отозвался он. – Папа ушел.
– Давно?
– Папа ушел, – повторил Витька. И замолчал.
Лена босиком выскочила на крыльцо, подбежала по мокрой траве к остывшим углям кострища. Растерянно огляделась. Сумку Егор забрал с собой. Рюкзак с припасами – тоже, лишь в стороне валялась бутылка из-под воды.
Ушел! Бросил их!
– Может, он пошел на разведку? – бесцветным голосом спросил Витька.
– Наверняка, – торопливо кивнула Лена. – Он узнает, как там все, и вернется. Только знаешь что? Пойдем ему навстречу. Тут недалеко, – километров десять на самом деле, но зачем Витьке знать? – Ты как? Идти сможешь?
Он кивнул.
Они шли. Медленно, то и дело поскальзываясь на покрытых мхом камнях, спотыкаясь о выступающие из-под земли корни. Голова кружилась от терпкого сладковатого запаха гнилой древесины, от тревожной, вязкой тишины – туман, казалось, гасил все звуки. Сквозь облака, затянувшие вершину холма, просвечивала стальная туша корабля.
Они молчали. О нем говорить было нельзя. Об остальном – незачем.
У половины Витькиных знакомых родители были в разводе: как-никак, двадцать первый век на дворе. И Лена просто не могла взять в толк, почему Витька так тоскует по отцу, которого, считай, никогда и не видел. Брат выдумывал бесконечные истории про папу-спецназовца, которому запретили видеться с близкими, донимал Лену бесконечными расспросами о том, каким был Егор (как будто она помнила!), собирал деньги на билет, надеясь все-таки выпытать у мамы заветный адрес.
Тогда, в больнице, Лена даже не узнала Егора после девятилетней разлуки. А Витька сразу, непонятно как, понял, что вот этот сутулый очкарик в больничном халате, наброшенном поверх потертой кожаной куртки, – это и есть папа. И с радостным криком бросился к нему, с легкостью променяв свои мечты о героическом отце на этого невзрачного, затравленно озирающегося мужичонку.
И ведь он любил его не за что-то конкретное. Чтобы завоевать Витькину собачью преданность, Егору достаточно было просто быть.
Тишину прорезал сухой треск автоматной очереди. Кто-то закричал там, наверху, – человек или серый? – но крик почти сразу оборвался.
И опять стало тихо.
– Это он, – побледнел Витька. – Папа.
Лена стиснула зубы. Век бы его не видеть – но, черт возьми, ради Витьки надо туда пойти.
Еловая ветка больно хлестнула Лену по лицу.
Корабль, похожий на стального ската, высился над поляной. В боку зияло небольшое – метр на полтора – отверстие, затянутое мерцающей сиреневой завесой.
В примятой траве у входа в корабль лежали несколько серых. Их фигурки казались ненастоящими, игрушечными – то ли из-за цвета крови, то ли потому, что, когда зла становится слишком много, оно уже не вызывает никаких чувств.
Людей на поляне не было. Егор курил, опершись о ствол березки. Рукава рубашки были закатаны, как после тяжелой работы.
– А вы что тут делаете, зайчатки? – удивился он. – Я тут решил сбегать за лекарством, пока вы спите. Думаю, пусть отдохнут – нам же еще обратно пробиваться. А вы… Постойте. Вы что, подумали, будто я вас бросил? Что, правда? Так и решили? Ну вы даете! Я же люблю вас, дурашки. Как бы вы меня ни огорчали.
Он наклонился, расстегнул сумку, доверху забитую пробирками с лекарством. Вытащил одну, посмотрел сквозь нее на затянутое тучами небо:
– Ну, подходи, старик. Будем лечиться.
– Зачем тебе столько? – спросил Витька.
– Мне? Да незачем, – пожал плечами отец. – А вот кому другому, может, и пригодится.
– Ты что, торговать ими будешь? Так же нельзя!
– Поверь, можно. – Он отшвырнул окурок. – Они, дебилы, все это даром раздавали. Предложили мне лететь с ними и бить каких-то злодеев. Мол, я завоевал это святое право в честной конкурентной борьбе. А я говорю: и на кой мне ваши войнушки? Так забавно: сгребаю их добро в сумку, а они только глазами моргают. Они же у нас паиньки…
Лена бросилась на него с единственным желанием – убить. Он отшвырнул ее, как пушинку. В затылке словно что-то взорвалось, глаза заволокло красной пеленой.
Пальцы зашарили по мокрой траве. Лена попыталась закричать, но из горла вырвался лишь хрип.
Он уходил – жуткая тварь из леса, которой не место среди людей. Уходил с лекарством, с оружием, унося последнюю надежду…
Над ухом прогрохотал выстрел.
И снова стало тихо.
10
Они появились словно из ниоткуда. Трое серых склонились над Егором, оживленно залопотали. Двое других подбежали к Витьке. Один осторожно подобрал пистолет, который выпал из разжавшихся пальцев, другой закатал рукав свитера и вколол что-то в почерневшую вену.
– Витя, – прошептала Лена. Просто чтобы что-то сказать. Попробовала подняться на ноги, но ничего не получилось.
К ней подошел серый. Присел рядом на траву.
– Сильный! – Он ткнул пальцем в сторону Витьки. – Герой!
Потом, подумав немного, дотронулся до плеча Лены и повторил – уже не столь уверенно:
– Герой.
Он странно выговаривал звуки – раздельно и очень быстро, но четко. И, видимо, был очень горд своими лингвистическими способностями.
– За что вы так с нами? – спросила Лена.
Серый замер. Неумело растянул тонкие губы в подобие улыбки.
– Не опасно. Не смерть. Краска. Скоро уйдет.
Ах, ну да. Если серые в принципе неспособны причинять вред, то как бы они смогли создать смертельный вирус? Выходит, вся эта космическая чума – фальшивка, бутафория. А что, сработало ведь. Подопытные мышки резво помчались по трупам к вожделенному спасению. И ни одна, черт, ни одна не захотела остановиться и понять…