Даже в собственных ушах его крики были заглушены воплями Йендль.
Рана в ее груди шипела и капала расплавленным жиром. Она бешено пыталась сбить пламя, потом бросилась на стену, розовый дым пошел из ее рта, потом легкие сгорели — и криков больше не было. Она осела на пол, с жутко расширившимися глазами, дергаясь как рыба на сковороде.
Несколько секунд агонии — и Клементина Йендль была мертва.
Сквозь оптику, перепачканную ошметками плоти, Урквидекс смотрел, как показывается огромная киборгизированная конструкция, убившая ее. Катафрон-уничтожитель. Он продвигался вперед на двух мощных гусеницах, отрубленная голова и торс закованного в броню боевого сервитора обеспечивали управление. В глазах не было ни тени мысли, губы застыли в мертвой гримасе удовольствия, которое он уже не чувствовал. Тяжелое вооружение, вмонтированное в обрубки рук, переместило прицел с обугленного трупа Йендль на Урквидекса.
Магос сузил оптику и взмолился Омниссии о скором конце.
— Не трогать.
Катафрон затормозил, и из-за него, скользя в облаке механодендритов, показался мастер-траекторэ ван Аукен. Как всегда, Урквидекс почувствовал страх перед адептом — а тот ведь ничего не говорил и не угрожал ему, лишь казался разъяренным — зримое воплощение машинной мощи. Взвод скитариев поспевал за его широкими шагами, в красных одеждах — восставшие тени товарищей, через которых они равнодушно ступали. Глаза их горели под стальными масками словно угли.
— Вы меня разочаровали, магос, — усмехнулся мастер, и сервосбруя его столь же презрительно защелкала. — Вы даже не представляете насколько.
Невесть откуда Урквидекс нашел в себе отвагу устоять.
— Душа — это совесть разума.
— Десятый Всеобщий Закон, — сказал ван Аукен. — Ложная интерпретация мудрости Омниссии — обычная ошибка Адептус Биологис, и предателям благословенной Машины нет прощения.
Быстрым жестом механодендрита мастер подозвал скитариев. Те подались вперед. Двое схватили Урквидекса за руки и притиснули ко все еще искрящей консоли. Он чувствовал спиной жар, а потом и лицом, — когда аугментированная рука прижала его щекой к пластеку.
— Империум придет, — прошипел он сквозь металлические пальцы, закрывшие ему рот.
Улыбка разделила неандертальские челюсти мастера.
— Магос биологис Элдон Урквидекс, Адептус Механикус приговаривают тебя к servitude imperpetus, вечной каторге. Я лично прослежу, чтобы в ту плоть, которую оставят от твоего тела метахирурги, было имплантировано лишь самое тяжелое вооружение. Нежелательно, чтобы твое тело погибло слишком быстро.
Урквидекс забился в аугментированных руках бойцов, громко умоляя о милосердном белом фосфоре. Ван Аукен подался назад.
— Ты не сделал ничего, лишь ускорил исход, неизбежный с самого начала Великого Эксперимента. Империум придет, и они увидят, что легионы Марса готовы.
Урквидекс чудом сумел высвободить руку.
Он хлестнул наперстными инструментами по горлу скитария, держащего его за другую руку. На его дыхательную маску хлынула кровь, и на миг он оказался на свободе. Он обернулся, крича в устройство видеозаписи, а холодные руки уже тянули его назад.
— Улланор! Зверь пришел с Улланора!
Дэвид ЭннендейлОхота на Вулкана
Пролог
Орда наступала, словно лавовый поток. Она сплошь состояла из мускулов и машин, но обладала мощью расплавленной породы. Она перекрывала собою все. Поглощенное ею исчезало навеки, и остановить ее было невозможно.
Раззявленные пасти словно были готовы поглотить весь мир — и они были готовы сожрать его семью. На валу, окружающем Торренс, Эмиль Бекер пристально смотрел в магнокль. Он видел повсюду челюсти. Он видел узловатые руки и скалящиеся морды. Он видел гусеницы огромных машин. Он видел, как движется колоссальная грубая сила. При полном увеличении в линзы были заметны лишь фрагменты вражеских тел и оружия — смутные намеки на грядущее разрушение.
Орки были уже совсем близко.
Бекер опустил магнокуляры — теперь он видел не детали, но весь масштаб ужаса, огромную волну, хлынувшую на джунгли. Он чувствовал, что волна идет к стене. К его селению. К его семье.
Страх осколком застрял в горле. Он попытался сглотнуть.
Справа от него дочь сказала:
— Так много.
— Да.
Он посмотрел на Карлу. Лицо ее, как и его, было покрыто пылью от работы в туннелях — ночью сойдет за камуфляж.
Она улыбнулась, и в темноте блеснули белые зубы.
— Кальдера снова испытывает нас, отец.
Бекер снова вгляделся в воющую, скрежещущую ночь.
— Нет. Только не Кальдера. Только не сейчас.
Он понимал содрогания земли. Это — право, дарованное каждому жителю Кальдеры с рождения. Землетрясения были языком планеты, ее проповедями и воплями ярости. Жизнь представляла собою нескончаемое бдение, вечное ожидание пламени, камней и пепла. Гордость за умение выжить — такова была награда за то, что ты — гражданин этого мира.
Кальдера убивала своих детей, но без злых намерений. Она была преисполнена зловещей жизни, и смерть в ее объятиях не становилась трагедией — это была часть здешней повседневности.
То, что наступало на селение Торренс, было тоже преисполнено зловещей жизни. До Бекера даже доносились звуки, напоминающие выражение радости. Это была радость, чуждая Кальдере и чуждая людям. Радость разрушения. В ней таилась угроза.
Она приближалась быстро.
Торренс был шахтерским поселением на скалистом западном склоне базальтового плато. Внизу, почти до самой столицы, города под названием Лакколит, простирались джунгли. Изрядная часть поверхности Кальдеры представляла собой искореженные скалы, но здесь, после имперской колонизации, состоявшейся тысячу лет назад, джунгли вернулись, землю удобрил пепел двух вулканов на севере, там, где начиналось ущелье Асциев Разлом.
Торренс был окружен стенами из пластали, более надежными, чем стены любого из его домов. Укрепления защищали от дикой фауны Кальдеры, но были бессильны против формы жизни, что волной шла на Кальдеру.
Орки сносили джунгли под корень. Их огромные танки и высоченные шагающие машины сокрушали деревья, а следом шла пехота. Звери покрывали такую обширную поверхность, что их наверняка были десятки тысяч. Огонь, вырывающийся из выхлопных труб их машин, освещал волнообразное перемещение огромных масс. Поток разрушительных мышц, явившихся резать и жечь.
В Лакколите все еще горели огни. Бекер видел сияние города на горизонте, затуманенное дымом. Вокс-передачи из столицы приходили нерегулярно, но они, по крайней мере, были признаком жизни. Зеленокожие не уничтожили город и не перебили всех его жителей. Пока что. Он не понимал почему. Что отвело орков от такой ценной добычи? Неужели жалкий Торренс?
Скука? В Лакколите жили миллионы. Полное уничтожение его замедлило бы завоевательный поход орков.
Неубедительное предположение. Да и что оно значило, если орки уже пришли? Торренс не задержит их ни на миг. Он лишь немного развлечет орду.
Бекер посмотрел налево и направо. По всей длине стены стояли шахтеры. Сотни — все члены всех кланов, что могли держать оружие. Лазвинтовок было много. Местная фауна приучает к постоянной бдительности и готовности к обороне. Были и две турели с автопушками, по одной на каждом конце западной стены. Люди Торренса прошьют джунгли лазерами и снарядами. Глядя на товарищей, Бекер верил в их силу. Но когда он снова перевел взгляд на запад, то осознал меру тщетности любого сопротивления.
— Как думаешь, надолго сможем их задержать? — спросила Карла.
Бекер пожал плечами:
— А ты как думаешь?
— Пока они не перебьют нас.
— Похоже на правду.
— Может, они нас не заметят, — сказал Хайнц Венландт. Он стоял рядом с Карлой, словно напряженная тень. Ему было, как и ей, за сорок, но по голосу можно было дать вдвое меньше. И это не то чтобы радовало.
Карла фыркнула:
— Мечтатель.
— Но почему? Мы же не преграждаем им путь.
— Джунгли — тоже, — сказала Карла.
— Мы — их путь, — отозвался Бекер.
Еще несколько минут — и орки доказали его правоту. Стена все еще была за пределами дальнобойности их винтовок, но пехота уже начала стрелять. Потом открыли огонь танки и ходячие машины. Их снаряды посыпались на Торренс, рассекая ночь огненными следами. Бекер сник, когда из темноты двинулась разрушительная сила. Снаряды били по укреплениям, а иные пролетали дальше и падали посреди самого Торренса.
За миг до взрыва Бекер закричал и нажал на спуск лазвинтовки. У него не было цели — лишь воля сражаться до последнего. Воздух наполнился пламенем. Центральная часть стены взорвалась, и на колонию хлынула буря обломков. Другие снаряды вырвали куски из верхней части фортификаций. Орочья артиллерия обратила заграждения в руины.
Бекер закашлялся, глаза и горло щипало от дыма. Кожу на шее пекло от близости огненных шаров. Справа от него зубчатый парапет резко уходил вниз, и он ухватился за один из загибающихся наружу шипов, чтобы не упасть. Удары снарядов перемежались криками раненых. Многие были уже мертвы, но оставшиеся сражались. Граждане Торренса прижались к парапету, перелезли через еще не улегшиеся обломки и рванулись к разрушенной стене, чтобы исхлестать врага лазерами. Карла была все еще рядом с ним, яростно расходуя боеприпасы, висок ее кровоточил от задевшего по касательной осколка. Венландт был бледен, его трясло, лицо блестело от пота и страха, но он тоже стрелял.
«Мы все еще боремся, — подумал Бекер. — Продержались меньше минуты, но это уже победа. Будем стоять до конца». Он умрет, цепляясь за эту гордость.
Орки хлынули из джунглей. Впереди — войска на мотоциклах и грузовиках. Вырвавшись из-за деревьев, машины понеслись по пологому склону осыпи к стене, голодно визжа моторами. Ночь наполнилась грязным дымом. Слепящий свет фар метался вверх-вниз, когда всё ускоряющиеся машины подпрыгивали на камнях. Бекер был ошеломлен и не мог предположить, сколько их там, но рев стоял оглушительный. Позади бежала пехота, и тяжелая артиллерия не прекращала обстрел.