ебя виноватыми? Нет, уверяю вас, совсем не плохо. Но нужны люди покорные, до смерти напуганные, и потому их подвешивают на ниточки, а сами стоят над головой с ножницами: чуть что не так — и чик!..
— Что это вы такое говорите? Все у вас в негативе. А система, между прочим, нас с вами кормит, и неплохо кормит.
— Но при этом она убивает. Не знаю, как вас, а меня убивает ежедневно и ежечасно — нравственно, морально, физически. Вы видели долгожителей среди прокуроров? То-то!
— Так я и знала! — одними губами прошелестела Квитко, отставляя недоеденный бутерброд с бужениной и подозрительно на меня глядя. — С вами невозможно разговаривать: не поймешь, где вы шутите, а где говорите серьезно.
— Невозможно? Тогда давайте пить. У вас губы посинели от холода, в самый раз переменить тему разговора и немного согреться.
— Давайте. Только я не замерзла, это у меня губы такие, а помаду я, наверное, съела. Да что такое? Что вы все улыбаетесь? Что, не так?
— Простите, ради бога! И не принимайте на свой счет, — развел я руками и дурашливо поклонился, тогда как в душе попенял себе за ненужную откровенность с человеком, которого едва знал. — Всякий раз, когда пью с коллегами, вот как сейчас с вами, вспоминаю главу из «Трех мушкетеров», называется: «Обед у прокурора». Там есть одна фраза, которая всегда меня забавляла: «Простодушный прокурор — явление довольно редкое». Это про нас с вами. Каково?
11. Отель «Евроотель»
Ранее я несколько раз бывал во Львове и с тех пор зарекся ездить на автомобиле через центр города: указатели на узких кривобоких улочках или отсутствовали вовсе, или сбивали с толку настолько, что я петлял, точно заяц в перелеске, и неизменно возвращался на прежнее место. Но в этот раз все вышло иначе: я шел по наводке местного опера из УБОПа, номер которого мне всучил перед отъездом Зарипов.
— А так, на всякий случай, — сказал он, диктуя цифры с дисплея своего мобильного телефона, а после, притворно повздыхав, с ухмылкой хитрого и довольного собой лиса добавил: — Мало ли что может приключиться в чужом городе. Вдруг приспичит: девочку там или экскурсию по злачным местам…
И в самом деле, приспичило: на пригородном кольце меня занесло прямо, тогда как надо было повернуть направо. Пришлось звонить по указанному номеру, представляться, передавать неизвестному мне Льву, или, на местном диалекте, Левку привет от Зарипова, а после, с «мыльницей» возле уха, заворачивать назад.
— Теперь направо и через полкилометра налево, — сипел незнакомый голос и тут же отвлекался на свое, сокровенное: — Щось незрозуміло? Зараз зрозумієш! А ще раз? Що — а-а?! Тільки обережно, без синців, хлопці!.. Ну что, повернули? — возвращался на мою орбиту голос, до неузнаваемости меняя окраску. — Слева автовокзал. Проезжайте! Проехали? А теперь к центру, там будет знак с надписью «Центр»…
Так, по подсказке, я за какие-то пятнадцать-двадцать минут добрался до «Евроотеля» и решил отблагодарить своего навигатора на щирій українській мові:
— Дякую, Левко Миколайовичу!
— Будь ласка! — отозвался тот равнодушно и отсоединился.
Тут только я ощутил, как устал за время, которое был в пути. И даже не устал — постыдно размяк, расслабился, как если бы выпил час назад не ничтожные пятьдесят грамм, а как минимум втрое больше.
«Стареешь, батенька! — попенял я себе и невольно посмотрелся в зеркало заднего вида: и в самом деле, лицо слегка подплыло в подглазьях, а на скулах взялось вялым румянцем. — Зато у дамочки, — скосил я глаза на Квитко, замешкавшуюся на пассажирском сиденье рядом со мной, — зрачки, как у наркомана!»
Тем не менее «дамочка» без особых затруднений выбралась из машины и направилась к двери-вертушке на входе в отель. Пока она шла, я наблюдал за ней с той пристальностью, с какой в окружающий мир всматриваются близорукие люди, примеривающие новые очки. А посмотреть было на что, право слово! И первое, что меня вдохновило, — ее походка не была вульгарной, как у разбитных современных девиц, изящным модельным туфелькам на каблуке предпочитающих тапки или, того хуже, башмаки на шнурках. Второе — у нее оказались стройные ножки, и перебирала она ими так бойко и ладно, что я, признаться, проглотил слюну и едва не запричитал, как в достопамятные времена Пушкин: «Ах ножки, ножки!..» Третье…
— Ах ты сволочь, Горчичный! — воскликнул я, припоминая пожелания кадровика перед моим отъездом в командировку. — Разглядел раньше меня… Но было бы весьма уместно!.. Однако что сие: пагубное действие алкоголя или застойные явления в организме?..
Как бы там ни было, я решил не торопить события, а идти с ними в ногу. Ведь уже не раз и не два жизнь меня научала: если не удается отыскать выход из сложившейся ситуации, то лучше плыть по течению, а не грести против. И сил понапрасну не израсходуешь, и толку выходит больше…
Я постарался отделаться от пустых мыслей и занялся делом: перегнал машину на плохо оборудованную парковочную площадку, расположенную на противоположной стороне дороги, сгреб наши сумки — мою и Квитко и, просеменив в узком проеме вертушки, оказался в небольшом красивом холле отеля.
— Евгений Николаевич! — обрадовалась моему появлению Квитко, уже успевшая пообщаться с администратором. — Что делать? Нас перепутали, то есть решили, что я мужчина, и хотят поселить вместе. У них в списках — инициалы вместо имени и отчества, и получается, что я Леонид Николаевич или еще что-нибудь в этом роде.
— Очень даже неплохо хотят! Замечательная идея! А вы против?
Квитко опешила и на мгновение-другое лишилась дара речи.
— Успокойтесь, девушка, никто вместе вас не поселит, если только… — администратор, молоденькая девушка в униформе отеля — белоснежной, мужского покроя сорочке, ярко-зеленой жилетке и с бейджиком на груди, на котором красовалось имя «Оксана», перевела многозначительный взгляд с Квитко на меня. — Нет, конечно нет! Есть место в соседнем номере.
А почему, собственно, нет? Рассмотрела мою просвечивающую сквозь остатки волос плешь, морщины на лбу и седину на висках? Но разница в возрасте в наши дни — это неактуально. Тогда почему нет, Оксана?
Наверное, выпитый мною алкоголь все-таки пришелся не ко двору, потому что я глупо и откровенно надулся, хотя еще пять минут назад и не помышлял о подобном обороте дел. Черт с вами, поступайте, как хотите! Но уж теперь-то я своего не упущу!
Мы поднялись на третий этаж в зеркальном лифте, прошли по коврам по коридору и остановились каждый у своей двери. Номера и в самом деле были рядом, значит, между нами всего лишь тонкая стенная перегородка.
«Ну-ну, моя милая, что там ожидает нас впереди?»
— Размещайтесь и приходите ко мне, — сказал я и двусмысленно ухмыльнулся. — Поужинаем, допьем бренди. Нужно уничтожить припасы, пока все свежее. Только не затягивайте удовольствие, а то у меня, увы, ни в одном глазу…
Двухместный номер был чист и ухожен, как и весь отель: ковры, зеркала, блистающая сантехника и — верх моего ожидания — белоснежный купальный халат, красиво уложенный и повязанный там, где предполагалась талия, таким же белым пояском. Но не это занимало теперь меня. Наскоро осмотревшись, засунув нос в одежный шкаф и в обе прикроватные тумбочки, я убедился, что прибыл раньше моего будущего соседа по номеру. Это была удача. Но кто знает, сколько еще времени у меня в запасе?
И я помчался, как только мог скоро: растолкал по углам и шкафчикам вещи, намылил и вымыл шею и еще кое-что, почистил зубы и набрызгал на плешь шикарный, как по мне, одеколон «Аллюр». Потом я сымпровизировал на прикроватной тумбочке стол: закуска, выпивка, фрукты и коробка загодя припасенного шоколада — чем не ужин на двоих? Тем более что стулья заменяли кровати…
— Ну вот, паутина сплетена и развешена, — я оглядел предстоящее поле битвы и остался доволен. — Паучок-старичок в засаде. Дело за малым — за Мухой-цокотухой. А вот и она!
В дверь раз-другой поскреблись и в номер, не дожидаясь приглашения, вошла Квитко. На ней не было вечернего платья, как это принято у дам из высшего света, но дорожную куртку она сняла, и я разглядел, что фигура у нее достаточно стройная для женщины, уже перенесшей беременность и роды. Еще она сняла с головы приколки-резинки, расчесала и распустила по плечам волосы, — и я, как давеча ноги, впервые увидел ее всю и распознал в ней женщину, как изголодавшийся одинокий волк распознает в лунном свете самку.
— Ваш сосед еще не приехал? — спросила она, усаживаясь напротив меня, на край противоположной кровати. — А в моем номере уже кто-то поселился: в углу чемодан, на вешалке платья… Что, будем еще пить?
«И пить, и есть, и кое-чем еще заниматься», — едва не сболтнул сгоряча я, но вовремя спохватился и взялся разливать по стопкам остатки бренди. В эти минуты я ощущал себя булгаковским Крапилиным, который, «заносясь в гибельные выси», устремляется к собственной погибели. Но какая погибель останавливает самца, который обоняет близкую самку?! И вот еще что: не я установил подобный порядок вещей в этом грубом, насквозь материальном мире. Мне и воздастся!
Мы выпили, стали закусывать, а после снова выпили, и снова. И все это время, как бы и не пьянея вовсе, я искоса наблюдал за Квитко: такие ли — во все глаза — у нее зрачки и о чем это говорит? Пьяна ли она или попросту близорука? И как мне уличить момент, чтобы подобраться к ней — не раньше, но и не позже?..
— Что это мы с вами, как две ученые вороны: «вы» да «вы»? — наконец решил форсировать события я. — Выпьем на брудершафт!
Она кивнула — впрочем, без особого энтузиазма:
— Я же просила: говорите мне «ты», «Лиля».
— Нет, так нельзя. Существует давно заведенный порядок общения между людьми, когда два человека сближаются настолько, что хотят перейти естественную грань отчуждения и стать ближе. Это как обряд доверия друг к другу. Или вы не согласны?
Я наполнил стопки, подсел на кровать к Квитко, и мы не без труда переплели в замок наши руки, выпили и поцеловались. Черт подери! До чего гуттаперчевыми и бесчувственными показались мне ее губы! Или она не хотела целоваться? Нет, матушка, шалишь! Я впился в ее рот еще крепче и долгим поцелуем перекрыл возможность вдохнуть — тогда только губы ее перестали сопротивляться и раскрылись…