– К слову о работе, – возникло ощущение, что непринужденность Кирилла сменилась напряжением и легкой настороженностью. – Я слышал, вы занялись подработкой, это так?
Испугавшись, что ему это не нравится, я заверила:
– Не беспокойтесь, на работу в Большом Доме это нисколько не повлияет, правда. Я просто… просто очень люблю рисовать и решила совмещать приятное с полезным.
Наверное, будь на месте Кирилла кто-нибудь другой, я бы так не откровенничала, но в данных обстоятельствах чувствовала, что это уместно.
Из кабинета выходила немного ошарашенная случившимся разговором, но довольная его результатами. Во-первых, я убедилась, что начальнику на своих подчиненных не плевать, особенно если учесть, что проблемами персонала должна заниматься скорее управляющая, нежели владелец. А во-вторых, официальная прибавка к зарплате тоже не могла не радовать. Единственное, что вызвало некоторое беспокойство, это реакция Кирилла на мою вторую работу. По этому поводу он не сказал ничего осуждающего, более того – даже взглядом не выдал хотя бы малейшего недовольства, и все-таки какой-то странный осадок от обсуждения этой темы у меня остался.
Чуд в комнате не наблюдалось, чему я даже порадовалась. Хотелось немного побыть в спокойном одиночестве и разобраться в заполняющих сознание мыслях.
День выдался долгим, насыщенным, кружащим голову не хуже вина. Время, проведенное за обучением в офисе, короткое путешествие в другой мир, экскурсия в обитель управляющей и как вишенка на торте – беседа с Кириллом, меня знатно вымотали.
Махнув рукой на учиненный духами и мной самой беспорядок, я вытащила на балкон стул и, укрывшись тонким одеялом, удобно на нем устроилась. Гроза прекратилась, дождь тоже, и теперь капли падали только с крыши, отбивая звучный ритм. Воздух был очень свежим, а умытая листва благоухала самим летом, которому подмигивали звезды, проглядывающие сквозь разрывы туч.
– Не помешаю? – неожиданно раздалось позади меня, и я едва не вскрикнула.
Обернувшись, наткнулась взглядом на стоящего рядом Германа, в упор смотрящего сверху вниз.
Несколько секунд просидев с открытым ртом, я мотнула головой и неопределенно пожала плечами. Спрашивается, зачем задавать такой вопрос, если уже и так вломился в мой номер?
– Дверь была приоткрыта, – словно прочитал он мои мысли и без перехода спросил: – О чем вы говорили с Кириллом?
Быть грубой я совсем не хотела, но и на вежливость меня не хватило:
– Вот у него и спроси.
Зевнув, я натянула одеяло повыше и снова устремила взгляд на улицу, по которой тащилась одинокая «одноглазая» машинка. Ночную тишину нарушало порыкивание старого двигателя, и по мокрому асфальту расстилалась дорожка бледно-желтого света. В этот момент мне почему-то вспомнилось, как мы с Германом ходили к заброшенной фабрике. Тогда тоже только-только прошел дождь, рядом с нами прогуливались комары, безымянные жаждали нас сожрать, но тот вечер все равно оставил после себя только приятные впечатления. А следом за этим воспоминанием вдруг пришло другое – с ярмарки, когда мы с безымянноборцем, неразрывно связанные, прыгали через костер…
Я помотала головой повторно, но толку от этого нехитрого действия было ноль. Герман подошел к перилам и, положив на них руки, тоже устремил взгляд в ночь, предоставляя мне возможность беспрепятственно его рассматривать.
Сегодня на нем были простые темные джинсы и такая же темная рубашка, контрастирующая со светлыми волосами. Вскоре на ум пришла еще одна сцена: уже в библиотеке, где он защитил меня от наглого духа желания. А после нее – странное, практически неуловимое ощущение, что Герман напоминает мне кого-то давно знакомого, но безнадежно забытого. Как будто по нарисованному памятью образу взяли и провели ластиком, оставив огромные белые полосы…
Пришлось мотать головой в третий раз, потому что чувство, когда не можешь что-то вспомнить, – одно из самых неприятных на свете.
Глава шестнадцатаяО скоротечности времени и красных цветах
– Ты зачем пришел? – спросила я, чтобы нарушить затянувшееся молчание. – Если хочешь знать про Кирилла, так ничего особенного мы с ним не обсуждали. Так… пообещал поговорить с управляющей и официально назначил меня твоей помощницей в экстренных случаях.
Несколько мгновений казалось, что безымянноборец натянул на себя свою любимую угрюмую маску и отвечать не собирается, но его голос все-таки прозвучал:
– Зря я это предложил. Теперь сотрудничество со мной может быть опасно вдвойне.
– Теперь? – мысленно пребывая в воспоминаниях, рассеянно переспросила я.
Герман обернулся:
– Ты видела, что сегодня произошло. Этот случай не единичный.
И тут меня осенило:
– Тогда на ярмарке… – глядя на него во все глаза, проговорила я. – Вторжение безымянных тоже не было случайностью, ведь так?
– Выяснилось, что Игорь не остался в стороне, – подтвердил Герман. – Ярмарку посетили многие из постояльцев гостиницы, и он сделал первое предупреждение. На него работает не один медиум и не один маг. Насколько мне известно, он нанял даже безымянноборца. Разве что личным заклинателем не обзавелся, хотя и пытался.
– Тэйрон? – догадалась я. – Он поэтому оказался на ярмарке так вовремя?
Герман кивнул.
Недолго над всем поразмыслив, я добавила:
– Но Кирилл ведь сильный маг. Почему он ничего не может с этим сделать? В конце концов, у него есть ты – безымянноборец, и заклинатель духов, которого, как ты сам сказал, нет у Игоря.
– Все не так просто, – последовал ответ спустя пару мгновений. – Ладно, я пойду.
Я чувствовала, что стоит немного поднажать и дождусь более внятных ответов, но посчитала, что на сегодня с меня и так достаточно. Обсуждать проблемы, которые, в сущности, касались меня лишь косвенно, больше желания не было. А вот поговорить с Германом на отвлеченные темы и заставить его задержаться хотелось, так что отпускать его просто так я не намеревалась. Он был первым, кто пробудил во мне такой сумасшедший интерес. Не человек, а сплошная тайна и клубок противоречий!
– Подожди, – попросила я, поднявшись со стула.
Не снимая одеяла, протопала к нему и, встав рядом, как бы невзначай коснулась его локтя. Я уйму раз представляла, как окажусь с ним наедине и придумала тысячу способов, как завести непринужденный разговор, но сейчас в голове внезапно стало пусто. Как будто все мысли, еще недавно в ней копошащиеся, разлетелись в разные стороны, точно стая вспугнутых бабочек.
– Ты давно здесь живешь? – одну «бабочку» мне все-таки удалось поймать.
– Четырнадцать лет.
– Ого, – сказала я вслух, а мысленно присвистнула. – Чем увлекаешься?
На меня перевели полный недоумения взгляд:
– Что?
– Увлекаешься чем, спрашиваю? – терпеливо повторила я. – Ну, знаешь, обычно у людей есть любимое занятие, своего рода отдушина от рутины. Сомневаюсь, что уничтожение желеобразных духов является для тебя не только работой, но и хобби.
– С такой работой времени на хобби не остается. – Показалось, что его взгляд чуть потеплел, отчего уже другие бабочки моментально появились внутри меня.
Повисла пауза, во время которой я вдруг ощутила странную неловкость и, чтобы от нее избавиться, неожиданно для самой себя предложила:
– Хочешь, нарисую твой портрет?
Вот так – сначала сказала, потом подумала. Теперь, когда у меня работы выше крыши, а из-за бесконечных забот скоро будет некогда спать, я собственноручно готова взвалить на себя еще и это!
Желание нарисовать Германа у меня появилось чуть ли не в первую нашу встречу, но со времени вылазки на фабрику я все не видела подходящей возможности. Почему-то казалось, что если я сумею передать его точный облик на бумаге, то необъяснимое чувство, будто мы встречались прежде, исчезнет… или же я вспомню нечто важное.
Было похоже, что мне удалось поставить Германа в тупик. Впервые на моей памяти он молчал не из нежелания разговаривать, а просто потому, что не знал, как ответить.
– Нет, если не хочешь, я не настаиваю. Просто у тебя типаж такой… мм… подходящий. Мне уже давно в академическом рисунке попрактиковаться хочется. Анатомию на практике изучить… анатомию лица, разумеется.
«Боже, ну что я несу?» – отчаянно билось в сознании, вызывая стойкое желание, уподобившись духам, стать невидимкой.
– Хорошо, – внезапно согласился безымянноборец, невероятно меня удивив. И, усмехнувшись, добавил: – Я подумаю.
На такой неопределенной ноте мы и попрощались. Повода задержать его я больше не нашла, а он сам не стремился остаться подольше. Когда за ним закрылась дверь, в душе всколыхнулась какая-то странная смесь облегчения и сожаления, но, пожалуй, облегчения было все-таки больше.
Твердо решив хотя бы ночь провести в абсолютном покое, я улеглась в кровать и, когда встретилась с Совом, попросила отключить «ночное вещание».
В последующие недели не происходило ничего из ряда вон выходящего, если не считать места, где я в основном работала, и окружения, в котором постоянно находилась. Кирилл свое обещание сдержал и, хотя упреков персоналу от госпожи Санли меньше не стало, они, по крайней мере, звучали сдержаннее и не так оскорбительно, как прежде. С памятной встречи в библиотеке с Наем мы больше не виделись, и даже в мои сны он больше проникнуть не пытался, так что я почти успокоилась на этот счет. А даже если бы вдруг мне взбрело в голову задуматься, почему он так легко отступил, времени на это все равно не было.
Мои предположения оправдались, и теперь я могла отдыхать только во сне, который длился в лучшем случае часов семь. Сделанной серией иллюстраций Дмитрий остался доволен настолько, что тут же поручил мне новое задание, рассчитанное на целый месяц. Теперь источником вдохновения для иллюстраций стал Котик, который благодушно разрешил подолгу рисовать Его пушистое Величество во всевозможных позах. Этим приходилось заниматься поздними вечерами, поскольку хрупкую сдержанность госпожи Санли не хотелось лишний раз испытывать на прочность.