Список загрузок Ли поверг меня в ступор. Подчиняясь движениям его пальца, иконки мелькали перед глазами, один десяток за другим. Среди лиц на них почти не было белых, образы говорили об опыте, отличном от белого. Мне не только были незнакомы сами песни – в большинстве случаев я даже никогда не слышал об исполнителях. Время от времени в списке мелькало что-то смутно знакомое, но в остальном я чувствовал себя так, словно передо мной открылся портал в параллельный мир.
Ближе к концу нашего разговора выяснилось, что девушка Ли – белая.
– Она оказала какое-нибудь влияние на то, что ты слушаешь? – спросил я.
У Ли очень обаятельная улыбка – расслабленная, немного озорная, сообщающая об уверенности в себе.
– Ой, вряд ли, – ответил он, слегка качнув пучком дредов на голове.
Джонни Питтс – писатель, фотограф, музыкант и телеведущий из Шеффилда, его семья родом из Бруклина и Южной Каролины. Он участник музыкального коллектива Bare Knuckle Soul и автор Afropean – удостоенного наград исследования о черных диаспорах в Европе.
Перед началом интервью он слушал TwoThousandAnd5 – композицию Ли Скотта, белого рэпера из Ранкорна.
Джонни Питтс Я вырос во времена расцвета брит-попа, и мои друзья представляли собой довольно разношерстную компанию. Среди них был Эди – этнический танзаниец, обожавший Oasis и Ocean Colour Scene, ну и, само собой, The Beatles; был Леон, белый парень, выросший в Питсмуре, на карибской культуре; был Мохаммад родом из Йемена, он обожал андеграундный хип-хоп. Я переслушал много пластинок лейблов Motown и Atlantic Records, которые ставили дома мои родители, в основном отец – афроамериканец и поклонник северного соула. В общем, для меня понятие хорошей музыки всегда было спорным и неоднозначным.
В 1990‐х хип-хоп казался ключевым жанром, он не вписывался в официально признанные каноны. Весь его смысл был именно в неофициальности, в жизни на периферии. Но даже внутри хип-хопа был культ, как я это называю, «второй стороны пластинки» – мы воротили нос от официальных синглов со стороны А и слушали только ремиксы со стороны В. Обратная сторона пластинки будто отражала андеграундную британскую культуру.
Лишь покинув свой шеффилдский мультикультурный анклав, я впервые столкнулся с существованием иерархии в музыке. Я начал вести шоу cd: uk [музыкальная телепередача, которую первоначально вели Мант Макпартлин и Деклан Доннелли, выходила с 1998 по 2006 год] вместе с Лорен Лэверн и Майлин Класс, и нас всех спросили, кого бы мы больше всего хотели пригласить. Упоминались Мадонна и Пол Маккартни, а я предложил Стиви Уандера. И Мадонна, и Маккартни в итоге пришли, а насчет Стиви мне сказали, что он «не совсем того уровня».
М. Ф. Это поразительно по многим причинам. Это явный расизм, когда белые продюсеры просят чернокожего ведущего выбрать известного артиста, он выбирает черного, и ему говорят подумать еще раз и в итоге предложить кого-нибудь белого. Но это не единственная странность. Каковы бы ни были заслуги Мадонны перед искусством, она скорее исполнительница, чем автор оригинальных произведений. Она внимательно следила за трендами и отбирала лучшие из чужих идей. Тогда как Стиви Уандер был новатором.
Д. П. Я был очень зол, но в той среде привыкли к такого рода вещам. Лорен Лэверн, хоть и большая умница, относилась к черной музыке крайне снисходительно. Она подшучивала над британским хип-хопом и обожала ужасные гитарные пародии на гангста-рэп в «народном» стиле, которые были популярны в нулевых, когда черную музыку систематически пытались принизить.
И дело не только в Лорен, вся культура была токсичной и постоянно обесценивала чернокожих артистов с улиц, при этом преклоняясь перед Rolling Stones и The Beatles, не осознавая культурных корней их творчества.
Д. П. [о концепции топ-100 альбомов всех времен]: Если честно, я об этом не думал. У меня огромная коллекция отличной музыки, начиная c Джона Ли Хукера, Марвина [Гэя] и Донни [Хэтэуэя] и заканчивая Бебе и Си-Си Вайнанс, не говоря уже о Д’Анджело, Тупаке, J Dilla, Soul II Soul, Omar и невероятной музыке Тедди Райли и Деванте Свинга, двух авторов, без которых невозможно представить себе соул и ар-эн-би девяностых. Мне казалось, что такие исполнители, как Лу Рид, звучат непрофессионально с точки зрения и музыки, и вокала. Лишь повзрослев, освоив канон негритянской музыки и захотев ознакомиться с чем-то новым, я проникся глубоким уважением к некоторым из белых артистов и увидел, как смешиваются и пересекаются разные традиции.
Я не слушал непосредственно альбом Revolver, пока мне не исполнилось двадцать с чем-то, но многие из песен с него так или иначе проникли в мою голову через популярную культуру. Я не хочу показаться чересчур придирчивым или негативным, поскольку The Beatles невероятны, но отношусь к ним примерно так же, как к Эминему. Люди говорят о нем так, словно он бог хип-хопа, но для меня он входит в лучшем случае в топ-200, поскольку я знаю его культурные референсы – что он пытается делать и откуда черпал идеи. Если послушать Фароахе Монка или Карапта, вы поймете, что Эминем вторичен. Включая композиции The Beatles, я слышу Гарри Нильссона, а в нем самом – таких музыкантов, как Рэй Чарльз и Чак Берри. The Beatles заслуживают стать частью канона, но не больше, чем многие другие, кто в него не вошел.
С творчеством The Beach Boys я не очень хорошо знаком. Если честно, мне сложно воспринимать их всерьез, потому что первая их песня, которую я услышал в детстве, была Kokomo из саундтрека к фильму «Коктейль» (этот саундтрек я, кстати, люблю). Но они не были частью моей музыкальной орбиты и не очень мне откликаются.
Д. П. [о песне Sloop John B, культурной апроприации и «органической» эволюции народной музыки]: Это вызывает у меня противоречивые чувства. С одной стороны, я самоучка и высоко ценю артистов, которые делают важную информацию и произведения искусства доступными массовому сознанию… C другой стороны, мне кажется, есть что-то мерзкое в том, как белые продолжают зарабатывать на страданиях чернокожих. И хотя я не уверен, что нужно кричать о воровстве каждый раз, когда песня, рожденная в страдании, перепевается человеком, который сам с такими страданиями незнаком, все же важно, чтобы артисты использовали свою известность для привлечения внимания к проблемам и признавали исходное авторство.
М. Ф. По вашему мнению, будет ли хорошим решением вместо «трад.» писать в аннотации «Неизвестный автор с Багамских островов»? Такой вариант предложила другая респондентка, Саменуа Сешер. Она работает над виртуальным музеем истории чернокожих.
Д. П. Совершенно согласен с Саменуа, к тому же такой вариант поможет понять исходный контекст тем, кому это действительно интересно.
Весь вопрос в том, кто контролирует нарратив. Историк Адам Хохшильд, автор великолепной книги «Призрак короля Леопольда» (King Leopold’s Ghost) о Леопольде II и его Свободном государстве Конго, упоминает, как трудно было собрать письменные свидетельства и истории бедных и бесправных жителей колонии, поскольку их постоянно затмевала обильная документация богатых и влиятельных колонизаторов. И даже если нам придется применить воображение, необходимо найти способ как-то вернуть к жизни сообщества, которые были вычеркнуты из истории, и пометка «трад.» не решает этой задачи, особенно если песня зародилась в среде порабощенного народа.
Д. П. [об альбоме Боба Дилана Highway 61 Revisited]: Дилан – еще один артист, понять которого мне удалось далеко не сразу, и мне до сих пор кажется, что его слегка переоценивают. Годами его пытались впихнуть в меня так настойчиво, что в итоге я начал его ценить, хотя подозреваю, что борьба, которую он стремится изобразить своими натужными гласными, это просто мучения человека, не умеющего петь.
Д. П. [об альбоме Rolling Stones Exile On Main Street]: Поразительно, что этот альбом был записан всего в двух часах езды по побережью от того места, где жил и умер Пикассо, который говорил: «Я хочу жить, как бедный человек с деньгами». То же самое происходит с хип-хопом в XXI веке. Думаю, изначально черные артисты воспринимали [попытки белых идентифицировать себя с черной музыкой] как символ власти. KRS-One даже пел «теперь белые ребятишки зовут себя ниггерами» с некоторым самодовольством. Но мне кажется, весь смысл теряется, если апроприация происходит цинично, ради наживы. Это привело нас к ситуации, в которой, перефразируя Саймона Рейнольдса, музыка перестает быть инструментом трансляции важных социальных и политических идей широкой публике. И для большинства людей в системе, внутри которой мы сейчас живем, это не проблема.
Д. П. [о What’s Going On Марвина Гэя]: Во времена моего детства этот альбом был буквально везде. Не помню, когда я услышал его впервые – должно быть, еще в материнской утробе.
М. Ф. Если бы вам предложили выбрать один альбом чернокожего артиста, который войдет в топ-10 в мейнстримном журнале, вы бы выбрали What’s Going On? И если не его, то что?
Д. П. Ничего не имею против What’s Going On – это отличный альбом. Но я выбрал бы что-то более современное. Думаю, Voodoo Д’Анджело – до сих пор один из самых выдающихся, а может, и лучший альбом XXI века. И меня поражает, что такие люди, как Гил Скотт-Херон и Донни Хэтэуэй, почти никогда не попадают в эти списки. Один мой друг весьма дерзко заявил, что Джеймс Браун – самый важный музыкант XX века, но если подумать, с этим не поспоришь. Хендрикс, Фела Кути, Гэй, Принс, Майкл Джексон и так далее – все они чем-то обязаны Джеймсу Брауну. И, между прочим, почему мы до сих пор не упоминали Принса и Майкла Джексона?
Мне любопытно, как долго подобные списки будут оставаться актуальными. Они составляются для людей, которые ориентируются на них в иерархически организованной популярной культуре, где таинственные господа, остающиеся за кулисами, сообщают, что есть хорошо, в одностороннем порядке и не дают возможности что-то ответить. Остается только пойти в музыкальный магазин и постараться не прогадать, выбирая, на что потратить деньги.