В аэропорту редко встретишь по-настоящему уютный уголок. Здесь есть туалеты и лаунжи, а все остальное – огромный проходной двор, в котором магазины, рестораны, зоны ожидания и коридоры плавно перетекают друг в друга, так что шопинг, принятие пищи, унылое шатание без дела и поспешное перемещение к гейту 24В сливаются в одно хаотичное мельтешение стада.
Этот проходной двор серьезно бьет по ушам. Акустика страдает, поскольку ей не свойственно ни отсутствие резонанса, характерное для открытых пространств, ни приятные тембры, которые мы слышим в залах продуманной формы. Бревенчатая хижина и каменный собор отзываются на слова и шаги по-разному, но в обоих случаях наше тело может понять, какое положение занимает в пространстве. Мы входим с улицы в помещение – и сразу понимаем, где что.
А вот здания аэропортов – ни то ни сё. Наш встроенный человеческий эквивалент локатора летучей мыши пытается нащупать границы окружающего пространства, но испускаемые сигналы, распространяясь в этом хаосе, сбиваются и не возвращаются к нам. Нас окружают звуки, но все, что мы слышим, либо слишком тихое, чтобы распознать, либо слишком громкое, чтобы игнорировать, и животные инстинкты кричат о том, что мы не в центре помещения, а застряли где-то на краю. Только в туалетах и вип-лаунжах мы ощущаем, что находимся в помещении, где слышим собственное дыхание и могли бы при необходимости свить гнездо.
Карточку доступа в вип-лаунж банк прислал мне без всякого запроса с моей стороны, в виде небольшого дополнительного бонуса за то, что с меня дерут втридорога за персональное обслуживание, на которое я подписался после смерти жены, когда был не в состоянии самостоятельно справляться с пугающими коричневыми конвертами и вспоминать нужные пароли. Мне нужен был живой человек, которому можно написать имейл и попросить о помощи с заполнением бланков, в которых я ничего не понимал. Взамен я получил статус вип-пассажира в Хитроу.
Должен признаться, что этот небольшой дополнительный бонус и в самом деле невелик: в Хитроу множество вип-лаунжей, но мою карточку принимают далеко не все. Британская классовая система никогда не ограничивалась одним простым разделением на инсайдеров и аутсайдеров. Она предпочитает сложную иерархию конкурирующих привилегий, в которой у вас чуть больше или чуть меньше прав, чем у кого-то еще. В конце концов я научился отыскивать лаунжи, где служащие в элегантной униформе не отказываются принимать мою маленькую серебристо-серую карточку с надписью RETREAT REFRESH RELAX.
Персональное банковское обслуживание предоставляет и другие льготы, связанные с путешествиями, но я в это не вникал и едва ли ими воспользуюсь, поскольку тогда мне придется заполнять какие-то бланки и/или разбираться, как пользоваться разными приложениями, то есть делать ровно то, от чего я надеялся избавиться, подписавшись на эту услугу. Все, на что я способен со своим мозгом – носить с собой в бумажнике пластиковую карточку, чтобы в аэропорту получить доступ к удобному креслу в тихом прибежище и поесть свежеприготовленной еды.
Так и вышло, что я сижу в лаунже в пятом терминале, спокойно проверяю электронную почту и поедаю самосы. Время от времени появляются официантки, предлагающие запеченную картошку с розмарином и тушеные грибы. Дети спят, свернувшись клубочком в креслах, пока родители переводят дух перед следующим сегментом долгого путешествия в Бангкок, Амман или Мадрид. Моего самолета в Краков ждать еще долго. Часть времени уходит на самосы и проверку почты, но в основном я слушаю музыку, которая доносится из высококачественных динамиков в этом оазисе привилегий.
У музыки в аэропортах долгая история, полная взлетов и падений. Самый выдающийся взлет пришелся, пожалуй, на 1978 год, когда Брайан Ино выпустил альбом Ambient 1: Music For Airports, на задней обложке которого было напечатано известное эссе под названием «Музыка в стиле эмбиент» (Ambient Music). Ино утверждал, что фоновая музыка не должна быть ни раздражающей, ни чересчур легкой – она должна «навевать покой и оставлять пространство для размышлений». Много лет спустя он рассказал, как появился этот альбом. Ино ждал самолета в аэропорту города Кёльн – «очень красивом здании… Был красивый свет, и все было красиво, за исключением музыки – она была ужасна».
Что ему особенно не понравилось в этих звуках, распространяющихся по терминалу, так это их нарочитая жизнерадостность, выбранная, как он решил, руководством аэропорта, чтобы внушить пассажирам: они не погибнут в авиакатастрофе. Вместо этого Ино хотел написать «музыку, которая говорит: „даже если вы умрете, ничего страшного“… с иным ощущением, что мы будто подвешены во Вселенной, и наша жизнь и смерть не так уж важны». Он писал: «В общем, вместо того чтобы упрощать ситуацию, я решил отнестись к ней со всей серьезностью».
Будучи атеистом, Ино проявляет поразительное пренебрежение к причинам, по которым человечество когда-то изобрело религию. Подавляющее большинство людей не желают быть «подвешенными во Вселенной», размышляя о своей незначительности в масштабах космоса. А если они к тому же боятся летать, то они очень, очень не хотят погибнуть в авиакатастрофе.
Когда музыку Ино впервые поставили в Нью-Йоркском аэропорту Ла Гуардия в 1980 году, работникам терминала и авиакомпаний это не понравилось. «Похоже на похоронную музыку», – прокомментировал один сотрудник. В течение девяти дней альбом тестировали в международном аэропорту Питтсбурга, и многие путешественники жаловались, что эти композиции вызывают у них чувство дискомфорта и просили вернуть обычную фоновую музыку. Раздраженные работники берлинского аэропорта Тегель в 1984 году подали коллективную жалобу против этого альбома.
Академические исследователи музыки могут назвать конкретные причины, по которым альбом Ино вызывал тревогу у некоторых чувствительных индивидов и навевал работникам аэропорта Ла Гуардия мысли о похоронах. Так, один профессор пишет в эссе для Cambridge University Press, что общая композиция трека 2/1 «скорее тяготеет к эолийскому ладу в тональности фа из-за басовых нот фа, а периодическое появление ре-бемоль подразумевает мажорное трезвучие на субтонике или септаккорд (VI или VI7), после чего происходит возвращение к предполагаемой тонике (напр., 00:48, 1:20). Такая аккордовая последовательность – i-VI – называется „эолийский маятник“… и ассоциируется в европейской и американской музыке с чем-то зловещим, с унынием и смертью (как известно, именно с „эолийского маятника“ начинается „Траурный марш“ Шопена)».
Конечно, в мире существуют поклонники этого эолийского маятника. Я один из них. На мой вкус, Music For Airports – замечательный альбом. Пользователь, загрузивший на YouTube процитированное интервью с Ино, тоже его фанат: эта музыка околдовала его в новозеландском аэропорту Крайстчёрч, и он считает, что она «отличная». Другой поклонник Ино – Джимми Стэмп, архитектор, который пишет статьи для журнала Smithsonian. Стэмп предпочитает ночные перелеты, когда аэропорты почти пусты, и полностью разделяет представление Ино об «идеальном аэропорте», где вы остаетесь в одиночестве и «наблюдаете через дымчатое окно, как взлетают самолеты».
Однако разговоры об «идеальном аэропорте» возвращают нас к вопросам класса, племени, демографической группы. Идеальный для кого? Пустой ночной терминал, без сомнений, идеален для модного архитектора, путешествующего по всему миру и пишущего статьи в журнал Smithsonian, но не для семьи простых трудяг из Барнсли, которые едут в отпуск на Майорку. Уставшие родители обещали детям море и солнце, они не хотят сидеть в пустынном терминале, слушая трезвучия Брайана Ино и наблюдая, как взлетает в сумерках рейс авиакомпании Swissair до Цюриха. Они хотят, чтобы вокруг были люди, магазины были открыты, и музыка, если она играет, подбадривала и настраивала на большое приключение.
В общей зоне аэропорта Хитроу, как и в Гэтвике, музыка больше не играет. Не знаю точно, почему. Может, было слишком много жалоб от пассажиров. А может, руководство аэропортов заметило, что клиенты, которым нужна музыка, предпочитают слушать ее у себя в наушниках, подключенных к смартфонам. Может быть, расходы на оплату лицензий Sony и UMG были сочтены неоправданно высокими. Как бы то ни было, в тех частях аэропорта, где обретаются люди без пропусков в вип-лаунж, музыки теперь нет.
А в моем лаунже есть. И надо сказать, это весьма достойная музыка, со вкусом подобранная. Время от времени она нарушается лязганьем металлической крышки от блюда с самосами, но в остальном у нее нет акустических конкурентов, поскольку мои соседи по лаунжу молча уткнулись в телефоны, а звукоизоляция почти не пропускает в наш бункер посторонних звуков извне.
То, что я слушаю сейчас, разительно отличается от Music For Airports Брайана Ино. Это соло на акустической гитаре, по стилю и звучанию напоминающее работы Уильяма Экермана и Майкла Хеджеса, записанные на лейбле Windham Hill, – качественная фоновая музыка для людей, которые не желают слушать синтезаторные имитации или тинтиннабули нью-эйджа. Это честная акустика в исполнении честных музыкантов с честными лицами. Я представляю себе, что конкретно этого исполнителя зовут Брэд, и в моем воображении он одет в расстегнутую рабочую рубашку поверх футболки с принтом Jack Daniel’s, голубые джинсы, застиранные почти до белизны, грубые ботинки, на вид старые и поношенные, но на самом деле новые и очень дорогие.
За пределами нашего маленького святилища менее привилегированные народные массы теснятся в лишенном музыки проходном дворе. Понравился бы им Брэд с его затейливым перебором струн, если бы они могли его услышать? Не исключено.
Но если бы руководство аэропорта сочло, что широкой публике нужна музыка, тогда здесь, для клиентов персонального банковского обслуживания, ее не было бы. Было бы решено, что путешественникам моего калибра не требуется музыка, чтобы скрасить долгое ожидание рейса в Краков.