Однако я не плачу. Мои глаза, пожалуй, слегка увлажнились, но я не заплакал, хоть и понимал, что слушаю ту самую девочку, которая рвала те цветы, знала того садовника, прожила ту жизнь.
Когда я написал Мэгги Холланд, чтобы обсудить разрешение на публикацию, она ответила открыто и дружелюбно. «Я до сих пор могу расчувствоваться, когда пою эту песню, – поделилась она. – Тяжелее всего мне было исполнить ее в тот раз, когда родственники моей близкой подруги попросили спеть на ее похоронах. На самом деле такое случилось дважды – около двадцати лет назад в Западной Фландрии и лет пять назад в деревенской церкви в Ноттингемшире. Пришлось очень постараться, чтобы не расплакаться».
В версии с альбома Down To The Bone местами слышно, как Холланд близка к тому, чтобы расплакаться. Голос у нее дрожит на слове «ребенок» в первом куплете и на слове «достойный» в третьем, а также почти срывается на словах «мистер Хардинг» во втором. Эти проявления чувств вовсе не портят исполнение в моих глазах, но и не делают его более трогательным.
Слушая пение Мэгги Холланд, я думаю, что она наверняка понравилась бы мне, доведись нам встретиться, а из исполнения Джун Харбор совершенно непонятно, какая она на самом деле, и у меня не возникает никаких предчувствий о том, сумели бы мы поладить или нет. И тем не менее пение Харбор заставляет меня рыдать.
Вероятно, я чего-то не понимаю в нейробиологии. Возможно, дело не в голосах, не в разнице между аккордеоном и гитарой, не в акустике помещения. Может быть, все дело в нейронных путях. Версию Джун Табор я услышал первой, и она проложила новый нейронный путь у меня в мозгу, создав сетку эмоций. Любая версия, которую я услышу позже, пройдет другими путями и не затронет эту сеть.
Мне не нравится такая мысль, и я не думаю, что это правда. В других областях моих музыкальных пристрастий я обычно не настаиваю на том, что первая услышанная версия песни лучшая. Я легко отказываюсь от одного мнения, если появляются убедительные аргументы в пользу других. У меня отсутствует орган, отвечающий за ностальгию. Я продал или раздал большую часть пластинок, которыми владел в молодости, и отнюдь не скучаю по ним; и песня, чей выход планируется на следующей неделе, может стать для меня самой любимой в жизни.
А что другие люди думают об этих двух версиях? В интернете, как всегда, уже готов ответ.
Маститый журналист Колин Рэнделл уволился из The Telegraph, чтобы вести блог о Франции, футболе и фолк-музыке. В посте под названием «Достойный садовник: Мэгги Холланд или Джун Табор» он размышляет: «Полагаю, я могу если не предельно честно, то просто честно предположить, что Джун Табор технически более подкованная певица, чем Мэгги Холланд. Как правило, если выбор стоит между песней в исполнении Табор и той же песней в исполнении почти кого угодно еще, я выберу ее». На протяжении еще нескольких предложений он превозносит изысканность Табор, а затем неожиданно вопрошает: «Так почему же при всем этом я предпочитаю исполнение Мэгги Холланд?» Ответ заключается в ее аутентичности. Пение Холланд «словно исходит из самого сердца, из настоящих детских воспоминаний».
Без сомнения, это правда: Джун Табор не была знакома с мистером Хардингом, никогда не видела, как его сад в Хэмпшире разоряют бульдозеры и как на этом месте отстраивают пивной завод. Она, вероятно, никогда не стремилась стать достойным садовником, как мистер Хардинг. Возможно, самой искренней эмоцией Табор при исполнении этой песни было желание извлечь максимум из ми-бемолей. И тем не менее, несмотря на то что ее пение не исходит прямо из сердца, Табор обладает способностью с хирургической точностью добраться до моего сердца и пронзить его насквозь.
Холланд – прекрасная певица, но она, не исключено, первая согласилась бы, что ее голос не так феноменален, как у Джун Табор. Отчасти все дело в строении гортани – уникальном и генетически предопределенном наборе мышц и связок, с которыми родились Долли Партон, Леви Стаббс и Джун Табор. Отчасти – в том, что Табор в первую очередь певица, а не автор песен, в классическом понимании она исполнитель, а не композитор. А Мэгги Холланд как раз пишет песни. Она сочинила не только A Proper Sort Of Gardener, что само по себе могло обеспечить ей место в истории музыки, но и A Place Called England и Perfumes Of Arabia. Она создает нечто из ничего. Табор не написала ни одной песни. Когда корреспондент The Irish Times спросил ее, не хочет ли она однажды сделать это, она рассмеялась и ответила, что нет. «Я этого совсем не умею делать. А мне нравится только то, что я умею хорошо. А именно: находить песни других людей и привлекать к этим песням внимание, которого они заслуживают».
Тембр, присущий голосу Табор, без сомнения, воздействует на меня на интуитивном уровне, точно так же, как звуки виолончели нравятся мне больше, чем звуки скрипки, а меллотрон впечатляет больше, чем орган Хаммонда. Но помимо этого Табор добавляет в историю достойного садовника нюансы, которых я не слышал ни у одного другого исполнителя (а я прослушал гораздо больше версий, чем упоминаю в этой главе). Пропевая слова «Он проклял их обоих и прогнал прочь» (He cursed them both and sent them on their way), она добавляет в слово «проклял» яд и суровую непреклонность, которая сохраняется до конца предложения. Может быть, Мэгги Холланд тоже рассматривала этот прием для своей версии песни, но отвергла его как чересчур драматичный или не была уверена, что сможет его вытянуть? Я не решился спросить у нее в переписке. Может быть, она расскажет мне, когда прочтет книгу.
Пока суть да дело, я прослушал еще несколько версий, в том числе исполнение Алана Роузвира, пожилого краеведа-любителя. Он фотографирует и скрупулезно описывает пункты сбора оплаты за проезд и прочие некогда важные строения в родном городе, а также читает лекции о жизни в Эксетере до появления железной дороги. Порой он не стесняется и спеть перед публикой. Как поведал Алан в видеоклипе на YouTube, песня Мэгги Холланд напомнила ему об одном садовнике, которого он знал в детстве, мистере Хаскинсе. Исполняя песню а капелла в собственной гостиной в Эксетере, Роузвир так и порывается спеть «Хаскинс» вместо «Хардинг», но опасается, что это будет слишком дерзко. Он больше привык исполнять песни, чьи авторы неизвестны и к тому же давно умерли – Foggy, Foggy Dew и Scarborough Fair, например.
Роузвир исполняет песню непринужденно и дружелюбно, как живое воплощение утверждения Фрэнки Армстронга, что народная песня превратилась в занятие для экстравагантно одаренной элиты, и пора вернуть ее обычным людям, которых она и призвана представлять. Голос у Алана совершенно обычный. В нем нет ничего выдающегося, я бы охарактеризовал его как грубоватый тенор. Алан частенько выдает ноты, которые обученные музыканты назвали бы «неверными». Темп исполнения неровный, он чересчур торопится на некоторых особенно важных строчках и слишком затягивает другие, менее важные.
Исполнение Роузвира оставило меня совершенно равнодушным, если не считать легкого чувства социального одобрения: хорошо, когда дружелюбный старичок получает удовольствие от пения. Что бы ни требовалось моему мозжечку, эндокринной системе и слезным протокам, чтобы включиться в работу, этих звуков явно недостаточно. Теоретически слова песни и их корреляция с моим жизненным опытом никуда не деваются, но на практике A Proper Sort Of Gardener в исполнении Алана Роузвира трогает меня ничуть не больше, чем какая-нибудь (How Much Is) That Doggie In The Window? или Knees Up Mother Brown.
Следующий пункт – парень, называющий себя wesmatron и ведущий собственный канал на YouTube. Он вполне достойно играет на акустической гитаре и пробует свои силы в самом разном материале: от Pink Floyd и Jethro Tull до Tenacious D и The Stone Roses. Чтобы случайные зрители не слишком строго судили его исполнения, он предваряет их дисклеймером: «Нерушимое правило записи: один дубль… все ошибки остаются». Мне это нравится. Если вам нужно совершенство – послушайте оригинал.
Несмотря на всю браваду, wesmatron каждый раз благодарит, когда кто-нибудь дает себе труд написать ободряющий комментарий. «Спасибо, вы очень добры», – отвечает он снова и снова. Его версия A Proper Sort Of Gardener, которая мне кажется милой (но все же не до слез), кое-кого впечатлила. Один комментатор признается, что у него «мурашки побежали». Другой пишет: «Совершенно прекрасно. Я слышал версию Джун Табор, и твоя ничуть не хуже». Третий заявляет: «Это исполнение нравится мне больше, чем у Мэгги Холланд». На что wesmatron отвечает: «Спасибо, конечно, чувак, но честно: ее исполнение идеально. По правде говоря, моя мама умерла незадолго до того, как я сделал эту запись, так что на самых трогательных местах у меня голос срывается. А строчка „Мама угасла быстрее, чем цветок“ [My mother faded faster than a flower] меня просто добила».
Голос у wesmatron и правда местами дрожит, но я бы не взялся определить (если бы не прочел его комментарий о маме), насколько это связано с эмоциями и насколько с несовершенством вокального мастерства. Прочтя об умершей матери, я ощутил, что исполнение трогает меня чуть больше, однако тут же забеспокоился, а не говорит ли неспособность проникнуться музыкой без помощи какой-то личной истории о недостатке вкуса, добросовестности или чего-нибудь еще. Разве это не делает меня похожим на людей, которые воспринимают «Звездную ночь» Ван Гога как иллюстрацию с открытки, пока не узнают, что во время написания картины художник страдал от острого психического расстройства? Разве не должно искусство воздействовать на нас напрямую, неопосредованно, как луч солнца, или резкий запах, или инъекция? Я снова включаю ролик. Прослушав его, я прихожу к выводу, что как минимум в двух местах голос у парня дрожит скорее от избытка чувств, нежели от плохого контроля дыхания, и это воздействует на меня чуть сильнее. Но все же недостаточно сильно.