10 июня 1943 г. одной из Минских школ было выпущено «150 человек евреев всех возрастов»[907], а в разведывательной сводке БШПД от 30 июня 1943 г. сообщалось, что 26 июня из «гестапо г. Минска было выпущено более 100 евреев мужчин и женщин, которые были засланы в партизанские отряды с целью отравления командного состава. В Хозенцинской пуще были задержаны 5 женщин евреек с ядом, которые отравили колодец»[908]. Аналогичные данные проходили не только по линии партизан, но и по линии органов государственной безопасности[909].
В октябре 1943 г. особым отделом партизанской бригады им. Ленина было установлено, что из Пинска в партизанские отряды было направлено свыше 100 агентов, в том числе и еврейской национальности[910].
В марте 1944 г. заместитель начальник Особого отдела Первомайской партизанской бригады Прохарчик, ссылаясь на показания разоблаченного агента-провокатора Ш., сообщал, что в Барановичах по ул. Почтовой, д. 80 действует шпионская школа с разовым контингентом обучающихся 40 человек и со сроком обучения 6 месяцев. Ш. сообщил об одном выпуске из этой школы. В шпионы «вербуются в большинстве из лагерей заключенных, гетто, с полиции и люди, имеющие преступления… с подпиской родственников об ответственности за вербуемого… В шпионы вербуются лица всех национальностей, в том числе и евреи» [911].
Укажем, что на сегодняшний день автором выявлено около 40 архивных документов по вопросу использования немцами евреев в своей разведывательной работе. Это позволяет предположить, что эти случаи не имели массового характера. Говоря языком цифр, отметим, что на основании имеющихся в нашем распоряжении документов можно говорить о том, что за годы оккупации немецкие спецслужбы завербовали приблизительно от 300 до 500 агентов еврейской национальности. Таким образом, процент шпионов-евреев от общего числа подготовленных составлял где-то 2–2,5 %.
На оккупированной территории БССР имели место случаи привлечения к разведывательно-диверсионной работе прибалтов. В начале января 1943 г. в одной из разведсводок БШПД отмечалось, что «в агентурную сеть вербуются главным образом учительницы, ветврачи, медработники и кустари, особенно из латышей и эстонцев»[912]. Во второй половине 1943 г. прошли спецподготовку в разведывательном центре в Борисове агент П. (латыш) и литовец Модест К [913]. Говорить о системности и массовости подготовки жителей прибалтийских государств на территории БССР нет оснований, но отдельные эпизоды имели место. При этом отметим, что на территорию Белоруссии активно засылались агенты, прошедшие обучение в спецшколах на территории Литвы, Латвии и Эстонии[914].
В архивных документах встречаются упоминания о привлечении к разведывательно-диверсионной работе жителей Кавказа (грузин, армян, осетин и др.), а также Средней Азии. В конце июня 1943 г. СД и командование немецких воинских частей в Бресте направило в населенные пункты Брестской области 80 шпионов, закончивших в середине июня 1943 г. в Бресте курсы разведчиков. «В большинстве своем посланные шпионы из народов восточных национальностей (адыгейцы, абхазы, осетины, кабардинцы и т. п.)»[915]. Отдельные агенты (грузин и армянин) входили в состав разведывательно-диверсионных групп, подготовленных в Борисове и Пигановичах и заброшенных в тыл СССР[916]. Агенты из Средней Азии (узбеки, казахи) проходили подготовку в школах в деревнях Стахово и Лошница[917]. Численность шпионов вышеназванных национальностей была небольшой.
Необходимо сказать о привлечении к шпионской работе и фольксдойче. Их к марту 1944 г. на территории Генерального округа «Беларусь» проживало около 5 тысяч[918]. Кроме того, в Минске в начале 1944 г. находилось 7–8 тысяч так называемых рейхснемцев, то есть прибывших непосредственно с территории Третьего рейха, из них около 4–5 тысяч военнослужащих и около 3 тысяч гражданских лиц[919]. Белорусский историк В. Тугай приводит следующие данные: «Кроме использования на военной и гражданской службе, нацисты пытались привлечь «белорусских фольксдойче» к борьбе против партизан и подпольщиков в качестве разведчиков, агентов, диверсантов. 1 июня 1942 г. мозырским партизанским отрядом был задержан неизвестный. На допросе назвал себя Ивановым Иваном Ивановичем, 1924 г.р., по национальности – немцем, уроженцем деревни Магдынь Овручского района Житомирской области. Задержаный заявил, что он бежал от преследования со стороны немецких властей и имеет намерение поступить в партизанский отряд». В ходе следственных мероприятий удалось установить принадлежность Иванова к немецкой разведке[920]. Согласно архивным материалам в феврале и марте 1944 г. состоялось два выпуска агентов (в одном было 500 человек, количество шпионов в другом неизвестно. – Авт.) из минских спецшкол. Среди агентов были «немцы, хорошо владеющие русским языком, белорусы и евреи»[921]. Достаточно часто фольксдойче занимали руководящие должности в полицейских структурах, разведывательных органах и спецшколах (преподаватели)[922].
В архивных документах также встречаются данные о привлечении представителей других национальностей к разведывательно-диверсионной работе. Например, в сентябре 1943 г. начальник особого отдела партизанской бригады «За Советскую Белоруссию» Сушкевич сообщил о том, что чехи, которые перешли на сторону партизан, «прошли 10 дневные курсы гестапо. Они засылаются в партизанские отряды для шпионской работы. Их задача проводить в партизанских отрядах шпионскую работу, устраивать диверсии и терракты, изучать подходы и отходы к партизанским лагерям, а самим впоследствии возвращаться в свои части»[923]. В разведывательном донесении партизанского отряда «Штурм» от 7 марта 1944 г. отмечалось, что в Заславле «есть специально-подобранные 5 французов-шпионов. Они переодеваются в гражданскую одежду и идут в партизанские районы с целью шпионажа вплоть до проникновения в партизанские отряды»[924]. Однако это, скорее, единичные случаи, а не системная работа немецкой разведки.
Подводя итоги, отметим следующее: к шпионской работе привлекались представители различных национальностей: русские, украинцы, евреи, поляки, прибалты, фольксдойче и др. Основной контингент шпионов (до 70 %) вербовался из гражданского белорусского населения и белорусских военнопленных.
Во-вторых, установить точные количественные данные подготовленных агентов по каждой национальности, за редким исключением, по объективным причинам не представляется возможным. Можно говорить о приблизительном процентном соотношении от общего числа подготовленных шпионов. Эти данные приведены автором на основании изучения значительного массива выявленных архивных материалов и определения основных тенденций и направлений в работе немецких спецслужб. В процессе дальнейшего изучения данной темы цифровые показатели, возможно, будут дополнены и уточнены.
4.5. Некоторые социальные аспекты привлечения гражданского населения к агентурной работе
В данном разделе будут рассмотрены различные аспекты социального характера, которые оказывали влияние на процесс привлечения гражданского населения к разведывательной работе в качестве немецких шпионов. Здесь можно говорить о некоторых социальных группах населения в зависимости от их отношения к советской власти, их возраста и профессии. Кроме того, в разведывательной работе активно использовался фактор «семьи и семейных отношений». Это нашло отражение в использовании в качестве шпионов целых семей (родителей, детей, сестер и братьев)[925], а также в применении «семейного заложничества», как одного из рычагов (механизмов) вербовки будущих агентов. Например, во время оккупации Малой Вишеры (Новгородская область) немцы вызвали к себе подростка Поташева. Ему предложили идти в расположение частей Красной армии. Немцы сказали агенту: «Если ты не выполнишь нашего задания, не принесешь нам нужных сведений, то твоих отца и мать мы расстреляем».
Испугавшись угрозы, он пошел в расположение советских войск и стал собирать шпионские сведения[926]. Документами подтверждаются и другие аналогичные случаи [927].
В работах военного времени и первых послевоенных десятилетий безапелляционно указывалось на то, что «за годы сталинских пятилеток в нашей стране ликвидированы эксплуататорские классы и создано нерушимое морально-политическое единство советского народа» и что «в Советском Союзе фашисты не встретили никакой организованной помощи». Традиционно определялись и категории населения, которые пошли на сотрудничество с оккупантами: «русские белогвардейцы, остатки разбитых в СССР эксплуататорских классов, уголовники, политически и морально неустойчивые элементы», «человеческие отбросы, подонки, лишенные совести и чести»[928]. Такой упрощенный подход не отвечал реальности. Согласимся с тем, что в первую очередь к разведывательной работе привлекались люди, находящиеся в активной оппозиции и обиженные на советскую власть, или пострадавшие от нее. Наиболее активная их часть (люди, долгое время находившиеся в эмиграции) стала руководителями или членами различных прогерманских союзов, объединений и организаций, действовавших на оккупированной территории БССР. Другая часть пошла по пути военной коллаборации, вступив в различные вспомогательные военно-полицейские формирования оккупантов.