Отметим, что для вербовки агентуры немецкая разведка активно использовала различные социальные службы и коллаборационистские структуры оккупационной власти. Например, в Минске по ул. Тифлисской (Тбилисской) в 1944 г. действовал филиал немецкой разведшколы. Набор слушателей туда «в основном происходит через отдел восточных пропусков по ул. Урицкого, поэтому в нее в большинстве попадают беженцы, лица, предназначенные для увоза в Германию или возвращенные из Германии по болезни, или другим причинам. Лицам, обращающимся в отдел восточных пропусков за разрешением их выезда к месту постоянного жительства, после долгих обещаний выдать пропуск, предлагают условия, без которых пропуск не может быть выдан – окончить школу гестапо и работать в пользу немцев»[957]. Старший оперуполномоченный особого отдела НКВД 6-й Армии Юго-западного фронта лейтенант госбезопасности Григорий Прокудин указывал: «В каждом районном центре, городе имеются так называемые органы социальной опеки для помощи репрессированным органами советской власти. Все эти лица в первую очередь устраиваются на работу, получают пенсии. Этот орган контролируется немецким гестапо. Руководитель отдела социальной опеки является агентом гестапо. У него находятся на учете все репрессированные органами Советской власти и их семьи. Вызывая каждого, он изучает каждого и сообщает гестапо о возможности его использования»[958].
Вербовка агентуры осуществлялась и под патронажем «Организации Тодта». Вот что рассказал разоблаченный в мае 1943 г. немецкий шпион Альфред Демидович: «В момент отправки молодежи в Германию в марте 1943 г. меня и Усачева Казимира вывезли в бюро «Организации Тодта», где были три немецких офицера и предложили нам ехать в Германию. Мы на это стали отказываться рядом мотивов. Они тогда предложили остаться здесь и работать в пользу немецкой разведки. Подписки они у нас не брали, а после нашего согласия пообещали приехать к нам. Позже они приезжали еще несколько раз и в конце марта они указали нам, что придется идти в один из партизанских отрядов с задачей установить место расположение партизанского отряда, его численность, вооружение и вернуться через 8—10 дней»[959]. В августе 1943 г. были разоблачены немецкие шпионки Мария Лазарихина, Мария Леонова-Гончарова и Валентина Клочкова, которые работали на разных должностях в Вязьме в «Организации Тодта», там же они были завербованы для шпионской работы сотрудником разведки Скоробогатовым и направлены для работы в Могилев, а оттуда – в партизанские отряды.
Активно привлекались к разведывательно-диверсионной деятельности и представители некоторых профессий. Анализ архивных документов позволяет говорить о том, что в первую очередь «немцы широко используют в качестве своей агентуры лесников, егерей и служащих лесничеств»[960]. Хорошее знание лесов использовалось оккупантами для разведки партизанских лагерей и стоянок[961]. Так, в оперативно-чекистской группе «Вперед» летом 1942 г. произошел такой случай: «Выбив нас из деревень Советского района, немцы обложили леса и начали их прочесывать… Здесь следует отметить, что в связи с тем, что никто из бойцов хорошо не знал местных лесов, мы взяли к себе в отряд в качестве проводников несколько местных партизан. Среди них был прекрасно знающий лес местный лесник Ларченко, оказавшийся, как впоследствии выяснилось, немецким шпионом. В одном из боев с немцами, Ларченко перебежал к немцам и несмотря на то, что после побега мы в течение дня несколько раз меняли свое место пребывания, Ларченко нас находил, немцы трижды окружали наш отряд, и мы вынуждены были вести с ними бой… С самого начала подготовки условий для перехода линии фронта, весь отчетный период, разведка обеспечивала отряд проводниками. Было несколько случаев, когда в пути к нам просачивались «проводники» – предатели… Расстреляли 5 «проводников» – полицейских»[962].
В 1942 г. в Черечском районе Гомельской области управляющим лесов района работал изменник Кутасов. Он «снимает с работы тех лесников, которые не дают сведения о месторасположении партизан» [963]. В докладной записке на имя начальника БШПД П. Калинина от командира одного из партизанских отрядов в октябре 1942 г. приводился такой пример: «Возвратившись из засады в 9 часов утра, бойцы и командиры расположились в землянках отдыхать, но спустя три часа – в 12 часов дня наш лагерь был окружен фашистами с противоположной стороны, выставленного нами караула. Место расположения лагеря, как впоследствии было выяснено, фашисты узнали через своих агентов – лесника Канашевича Николая и Ермоловича Николая…»[964]. На территории Западной Белоруссии к шпионской работе активно привлекались бывшие польские егеря и лесничие[965].
В апреле 1943 г. работник особого отдела партизанской бригады «Старик» Я. Кондыба сообщал: «С момента активизации партизанских отрядов в Смолевичском, Червеньском, Пуховичском, Борисовском и других районах, гестапо почти всех лесников и объезчиков-лесничих завербовало в качестве агентов по выявлению партизан. Когда стало известно об этом партизанам, эта категория лиц стала постепенно уничтожаться…»[966] Практика привлечения работников лесных хозяйств осуществлялось на протяжении всего периода оккупации.
В условиях острой нехватки в партизанских соединениях медработников немецкие спецслужбы активно этим пользовались и готовили соответствующую агентуру (в том числе и ветеринаров)[967]. В партизанской бригаде им. Чкалова была разоблачена крупная шпионская группа, куда входили несколько врачей, являвшихся и резидентами, и связниками[968]. Например, на должность начальника санслужбы партизанской бригады им. Чкалова попал агент СД Николаев. Он «выдавал органам гестапо раненных, коммунистов и советских работников, затем будучи заведующим больницы в г. Городок выдал двух легко раненных советских летчиков… Находясь в бригаде поддерживал тайную связь с жандармерией г. Городок, выдал партизанскую тайну и планы боевых операций. В лечении раненных всячески вредил…»[969]
Из 20 известных шпионов в Городке, четверо – врачи и медперсонал[970]. Весной 1943 г. в Минске «гестапо завербовало и направило в партизанские отряды 19 врачей с диверсионной задачей» [971]. В сентябре этого же года из Новгорода-Волынского «направлено в партизанские отряды 46 врачей и фельдшеров для массового отравления партизан»[972]. Осенью 1943 г. для шпионско-диверсионной работы в деревню Бацевичи (Могилевская область) была направлена медсестра Надежда Яскевич, однако она была выявлена и расстреляна[973].
В Кратком обзоре о положении на оккупированной территории Полесской области БССР указывалось, что «гестапо, жандармерия и другие органы германской контрразведки широко применяют вербовку сельской интеллигенции, особенно учителей для выявления партизанских стоянок, баз, передвижения партизанских отрядов. Учителя для этих целей используют детей, которые часто ходят в леса, особенно в летнее время за ягодами и грибами». Задержанный и расстреляный партизанами агент, бывший учитель д. Носовичи на допросе сознался, что по заданию Василевичской жандармерии он регулярно информировал последнюю о появлении партизан, о местах их стоянок и расположении баз, «причем сведения эти, главным образом, получал от учеников, которые приходя к нему как к учителю, рассказывали, где видели партизан, сколько и куда они направляются, не подозревая того, что их учитель все передает немцам»[974]. Учительница Мокринской школы Клетнянского района по заданиям немцев ходила в тыл Красной армии на разведку и выдавала красноармейцев[975]. Такая практика активно применялась немецкой разведкой с 1941 г. [976]
Также привлекались к шпионской работе и представители других профессий: агрономы, землемеры[977], фотографы[978]. Для борьбы с городским подпольем и партизанскими связниками вербовались те, «кто имеет ларьки, пивные. Здесь они прислушиваются к разговорам пьяных людей, начинают предлагать выпить и подталкивают разговор на партизан. Если этот человек поддается, то с ним заводят дальнейшее знакомство и в дальнейшем выявляют агентов партизан»[979].
В архивных документах[980] и историографии[981] встречаются сведения о том, что иногда для шпионской работы привлекались инвалиды. В Материалах по агентурной обстановке на территории СССР, временно оккупированной немцами от 1 февраля 1942 г. указывалось: «Отмечаются также факты, когда немцы для своих разведывательных целей используют полуидиотов, уголовный и аморальный элемент (жулики, проститутки)»[982]