Прислужники Гитлера. Немецкие разведывательно-диверсионные школы и курсы на территории Белоруссии в 1941–1944 гг. — страница 93 из 110

[1636].

В архивных документах имеется ряд свидетельств того, что в партизанских формированиях и спецгруппах НКВД имели место злоупотребления и необоснованные расстрелы только по подозрению в шпионаже. Заместитель оперативно-чекистской группы при Могилевском обкоме Лебедев в марте 1944 г. приводил следующие примеры: «5 декабря 1943 года расстреляна жительница Могилева Гончарова Матрена Ивановна только за то, что служила в фельдкомендатуре уборщицей, причем неизвестно куда делся ее 4-летний сын. 9 декабря 1943 расстрелян 13-летний мальчик Клепча Алексей Игнатович за то, что он два раза сообщил о местоположении партизан своей родственнице, подозреваемой в связи с немецкой разведкой. Ранее обращалось Ваше внимание на необоснованные расстрелы граждан, перешедших на сторону партизан или захваченных в плен». В этом же документе давались указания об улучшении следственных действий уполномоченными особых отделов. В случае недостаточной доказательной базы дело необходимо было направлять на доработку или закрывать. Расстрелы обвиняемых можно было производить только после получения окончательной санкции на расстрел у секретаря райкома КП(б)Б[1637].

Другим серьезным недостатком в работе с разоблаченными шпионами было некачественное ведение допросов. Не уточнялись важные подробности разведывательной деятельности агента (кем и когда завербован, где обучался, какие предметы преподавались, приметы других курсантов и т. д.). Например, сотрудник особого отдела одной из партизанских бригад Яков Кондыба в апреле 1943 г. указывал, что «наши командиры и комиссары партизанских бригад и партизанских отрядов при задержании немецких агентов расстреливают, не уточняя его методов работы, какую именно задачу он получил от гестапо и не выясняют какие же основные задачи ставит противник перед агентурой, а как правило, после признания агента в принадлежности к немецкой разведке, сразу расстреливают»[1638]. Это подтверждает и И. Стельмах: «Как правило, протоколы допросов обвиняемых и свидетелей ведутся неумело и небрежно, на лоскутах бумаги, с массой перечеркиваний, надписывании слов без всяких на то оговорок… В другом деле по обвинению Путранковой Лидии Лукьиничны Романенко[1639] додумался задать обвиняемой такой ненужный вопрос: «Скажите, каким путем у Вас случилось воспаление матки?» Что хотел добиться Романенко для следствия этим вопросом сказать трудно»[1640].

18 декабря 1943 г. в оперативно-чекистскую группу Могилевского подпольного обкома КП (б) Б из особого отдела Кировской военно-оперативной группы поступило следственное дело на расстрелянных бывших артистов Бобруйского театра: Николая Бермана, Николая Кудина и немецкого унтер-офицера Гаммершмидта, которые 20 октября 1943 г. из Бобруйска на автомашине прибыли в 538-й партизанский отряд. Следствие по их делу вел вышеназванный уполномоченный Романенко. Вот какую характеристику дало руководство оперчекистской группы работе этого «особиста»: «Ознакомившись с делом, сразу бросается в глаза небрежность, халатность и ни чем не оправданная поспешность, с которой проводилось следствие по делу Бермана, Кудина и Гаммершмидта – очень ценных для нас агентов врага, безусловно располагающих густыми данными о методах вербовки, засылки и работы немецкой агентуры в партизанских отрядах… Дело оформлено небрежно… Следствие по делу проведено плохо, не полно и нужно считать, что расстрел обвиняемых Кудина, Бергмана и немца Гаммершмидта произведен преждевременно, не выяснив и не доказав их конкретной виновности в шпионской деятельности… Материалы следствия полны противоречий… Начальник особого отдела Кировской военно-оперативной группы Марченко, зная об аресте крупных агентов…, не интересовался ходом следствия, передоверил ведение дела малоопытному работнику Романенко…»[1641]

Еще один случай произвола привел один из партизан: «12 или 13 мая 1942 года (выходя из окружения) мы попали в партизанское соединение Сазонова. При допросе, нас посчитали за шпионов и меня с одним товарищем вывели на расстрел. Это было в д. Александрово. Товарища моего расстреляли, а меня забрали в отряд»[1642]. Начальник особого отдела 6-й партизанской бригады Ланир после инспекции подчиненных отрядов в июле 1943 г.

докладывал начальнику оперативно-чекистской группы при Могилевском обкоме КП(б)Б И. Стельмаху: «Считаю необходимым поднять вопрос о взаимодействии и правах уполномоченных особых отделов в отрядах. Я объехал все отряды бригады и в каждом из них столкнулся с таким фактом, когда уполномоченный особого отдела ставился командирами отряда под свое влияние и подчинение… 3.7.1943 с санкции Касаева расстреляна гражданка Юрчелевич Мария и прибывший из Могилева предатель, но никаких материалов на эти расстрелы нет… В отряде № 600 расстрелы производятся с санкции командиров рот и даже командиров взводов и есть случаи, что бойцы расстреливают людей совершенно без ведома какого-либо командира»[1643].

Для улучшения качества работы оперуполномоченных особых отделов в партизанских соединениях составлялись специальные инструкции. К сожалению, приходится констатировать, что за годы оккупации ни в БШПД, ни в ЦШПД не было разработано типовых служебных инструкций и рекомендаций для сотрудников особых отделов. В каждом конкретном партизанском соединении ситуация решалась самостоятельно. Например, для чекистов Борисовской зоны была разработана инструкция, в которой указывалось, что «борьба с вражеской агентурой партизанскими отрядами проводится не всегда достаточно квалифицировано, в результате чего нередко заподозренные во вражеской деятельности уничтожаются, не будучи полностью разоблачены. Их связи не вскрываются. Вместе с тем, при таком состоянии дела не исключается возможность расстрелов невиновных товарищей». Далее в документе определялся порядок ведения следствия: его проводит оперработник отряда, бригады, а после окончания командир бригады проверяет достаточность проведенных следствием мер и необходимость расстрела обвиняемого. Затем материал представляется секретарю соответствующего райкома партии и только после получения санкции секретаря райкома на расстрел, приговор приводится в исполнение. После приведения приговора в исполнение начальник особого отдела законченное следственное дело представляет в вышестоящую оперативно-чекистскую группу[1644]. Похожей по содержанию, но более подробной и объемной была Инструкция по работе особого отдела 12-й кавалерийской партизанской бригады им. Сталина [1645].

Порядок следственных действий по отношению к разоблаченной вражеской агентуре в партизанских соединениях по Брестской области определялся в приказе № 0089/к от 14 феврая 1944 г., подписанном Уполномоченным штаба Соединения партизанских отрядов Брестской области Ковальским. В документе прописывался порядок оформления документов допроса задержанных. Приведем основные положения:

«1. Иметь рапорт о задержании, в котором указать место, время и при каких обстоятельствах задержан.

2. Протокол допроса, оформленный путем постановки вопросов и ответов допрашиваемого, на каждой стороне листа допроса допрашиваемый расписывается. Исправления в протоколе допроса должны быть оговорены и иметь подпись допрашиваемого.

3. Протокол обыска с приложением к нему всего изъятого.

4. По установлению фактов виновности в совершенных преступлениях выносится постановление о расстреле, или же по установлению фактов невиновности выносится постановление об освобождении. Постановление о расстреле или об освобождении подписывается командиром, комиссаром и оперуполномоченным отряда.

5. По окончании следствия материал подшивается в хронологическом порядке и весь сгруппированный материал направляется в штаб соединения.

6. Задержание крупных шпионов, резидентов, националистов польских и украинских с материалами первичного дознания направляется в штаб соединения. Как исключение может являться сложная обстановка, которая дает право решать вопрос на месте.

7. Вещи личного обихода, снятые с расстрелянного шпиона и диверсанта, на основании постановления передаются по акту в партизанский отряд для использования. А акт приобщается к следственному делу»[1646].

Перечень вопросов, которые задавались во время допроса подозреваемым в шпионаже, выглядел приблизительно следующим образом:

а) краткие установочные биографические данные на себя и близких;

б) кем, когда, при каких обстоятельствах завербован, с какими официальными сотрудниками немецкой разведки был связан в процессе работы, у какого резидента состоял и у кого находятся конспиративные квартиры;

в) содержание подписки, кличка, с какой целью завербован, какие получал задания;

г) в какой школе (гестапо, СД) получил подготовку, руководство школы, ее адрес, состав обучающихся, что преподавалось, куда и кто по окончании школы и с каким заданием направлен, их клички и установочные данные;

д) если шпион засылается в партизанский отряд, то выяснить, кем, с каким заданием, через кого и к кому послан, как и через кого будет поддерживать связь с немцами, как будет обеспечиваться выполнение им задания (яд, оружие, взрывчатка), пароли, явочные квартиры;

е) кого он знает из вражеской агентуры в городе, деревнях в партизанских отрядах, как это ему стало известно;

ж) тщательно выяснять, кто заслан в тыл Красной армии, с каким заданием, что и откуда известно арестованному о замыслах немцев по борьбе с партизанами, как немцы предполагают использовать свою агентуру на случай отступления и перед отступлением;