з) В процессе следствия особо настойчиво выяснять не является ли засланный агент противника белнацфашистом (член БНС, СБМ, БНП)[1647].
Укажем на то, что качество ведения допросов было неодинаковым. Безусловно, более профессионально и информативно допросы проводили сотрудники органов госбезопасности. В этом случае из разоблаченного агента «выжималась» максимально полная информация, связанная с его деятельностью. К сожалению, в ряде случаев в протоколах не встречаются элементарные вопросы, связанные с обучением агента в спецшколе (какие дисциплины преподавались, преподавательский состав и т. д.).
После вынесения приговора и его исполнения (как правило, это высшая мера наказания. – Авт.) необходимо было составить списки всех задержанных и разоблаченных шпионов по установленной форме: 1) № п/п; 2) фамилия, имя, отчество; 3) год рождения; 4) национальность; 5) образование; 6) воинское звание; 7) семейное положение (перечислить по имени отчеству и фамилии членов семей и адреса мест жительства); 8) когда и за что расстрелян (желательно приложить копию заключения); 9) адрес мест рождения и жительства до войны[1648].
В заключение укажем, что на протяжении всего периода оккупации на территории Белоруссии судебно-следственное делопроизводство в отношении агентуры противника не было систематизировано и унифицировано. Попытки выработки и перехода к единым нормам обеспечения данного процесса предпринимались с конца 1943 г. Вместе с этим укажем, что имели место безосновательные расстрелы и нарушения в отдельных соединениях, однако анализ архивных документов позволяет говорить о том, что документационное обеспечение судебно-следственных мероприятий велось удовлетворительно.
Если говорить о судьбе разоблаченных в лесах немецких агентов, то здесь в абсолютном большинстве применялась высшая мера – расстрел. В условиях партизанской борьбы просто не было необходимых условий (помещений, конвойных, лишней провизии и т. д.) для содержания разоблаченных. Кроме того, командование отряда несло ответственность за жизни не только партизан, но и многочисленного гражданского населения, которое часто проживало в партизанских лагерях и зонах, поэтому нахождение потенциального террориста и диверсанта в отряде значительно увеличивало риски. Это касалось всех без исключения половозрастных, национальных и социальных групп. Расстреливались разоблаченные дети и женщины, евреи и поляки. Вот что рассказал комбриг С. А. Мазур о несовершеннолетних шпионах: «Мы двоих из них уже расстреляли. Пришли проситься. Спрашиваем, из какой деревни. Они – из такой-то. Мы послали туда узнать, есть ли такие люди. Нет, пришлось их по всем правилам, все равно толку не будет из этих малышей»[1649]. 8 ноября 1943 г. часовым отряда «Большевик» был задержан мальчишка 15 лет, невзрачный на вид, в оборванной одежде, с грязным лицом и руками. Он назвался Михаилом Шарейко. В ходе допроса он признался в выполнении шпионского задания на немцев. «По заключению уполномоченного особого отдела Шарейко расстрелян…»[1650]
В очень редких случаях могли отпустить несовершеннолетних и, по мнению партизан, «безобидых» детей-агентов: «Мы почти половину этих малышей изловили. Им немцы обещали махорки, водки, хлеба, одежды. Как начинаешь говорить с этими малышами, они во всем сознаются. Мы часть расстреляли, часть разогнали домой»[1651]. Часто агентов перевербовывали и направляли обратно с новыми заданиями. В постановлении начальника особого отдела 1-й Минской бригады от 11 августа 1943 г. указывалось: «Хмельницкую В. В. 1927 г.р. за шпионаж в пользу немецкого государства расстрелять. Остальных 6 ребятишек освободить и направить в детдом с особой задачей»[1652].
Укажем на то, что в исключительных случаях наиболее ценных агентов могли при помощи авиации переправлять на «большую землю». Всего из партизанских формирований БССР было «вывезено в советский тыл крупных работников немецкой администрации, изменников и предателей Родины, видных шпионов и провокаторов – 60 человек»[1653].
Заключение
Резюмируя написанное, можно сделать следующие выводы:
1. Тема деятельности немецких разведывательно-диверсионных школ на оккупированной территории Белоруссии (как и других регионов СССР) до настоящего момента не являлась предметом самостоятельного и глубокого изучения. Данная монография – первое комплексное изучение этой проблемы. Историография темы на протяжении всего послевоенного периода характеризуется фрагментарностью и практически полным отсутствием обобщающих работ. Изучение обозначенной проблемы проводилось в контексте исследования противостояния спецслужб на Восточном фронте либо как составная часть разведывательной и контрразведывательной деятельности партизан. Таким образом, можно говорить о том, что основной массив историографии относится к категории «косвенной». Тесная связь выбранной темы с различными аспектами войны и оккупационного режима (партизанская борьба и боевые действия, военная и политическая коллаборация, социальная история и история повседневности) обусловила необходимость привлечения широкого круга источников и литературы. К сожалению те немногочисленные исследования по проблеме, которые были выявлены нами в ходе работы, до сих пор носят закрытый характер и имеют ограничительные грифы.
Историография советского периода характеризуется достаточно категоричными подходами и трактовками ряда аспектов. Это, например, тезис о том, что к разведывательной работе привлекались в первую очередь люди, находившиеся в активной оппозиции к советскому государству (уголовники, репрессированные, члены их семей, эмигранты и т. д.). Не ставя под сомнение это утверждение, укажем лишь на то, что на территории БССР к агентурной работе на немецкую разведку активно привлекались различные категории гражданского (невоенного) населения – женщины и дети. Практически отсутствовала объективная критика работы советских органов госбезопасности и контрразведывательных служб партизан. Выводы об их работе носили скорее не научный, а общий характер. Безусловным недостатком историографии этого периода является весьма ограниченное и дозированное введение архивных материалов в общедоступный научный оборот. Тема фактически была «закрытой». Тем не менее, советскими историками был заложен значительный фундамент фактологического материала и концептуальных оценок и подходов в изучении этой проблемы. Многие выводы, сделанные в 1950—1980-е гг., актуальны до сих пор.
С начала 1990-х гг. наблюдается значительное увеличение интереса к проблеме деятельности советских органов госбезопасности и их противостояния с немецкими спецслужбам. К сожалению, приходится констатировать, что в ряде случаев имели место ненаучные подходы к публикуемым материалам. В основу выводов были положены не архивные документы, а личностные оценки, «жареные» (и не всегда достоверные) факты, идеологические доминанты и установки, господствовавшие в обществе. Начиная с 2000-х годов наблюдается более взвешенный и объективный подход к оценкам обозначенной проблемы. В научный оборот вводится большое количество ранее закрытых документов, укрепивших источниковую базу для исследователей. Историки стали обращаться к малоизученным проблемам противостояния спецслужб на Восточном фронте: исследования А. М. Демидова о роли советских органов госбезопасности в области экономики[1654]; противостояние спецслужб в период крупных военных операций[1655]; участие органов НКВД/НКГБ в партизанском движении[1656] и др. В это же время появляются и работы, связанные с деятельностью немецких разведывательно-диверсионных школ и спецслужб[1657], большинство из которых характеризуются высокой степенью научности и новизны.
Исходя из вышесказанного укажем, что основу данной работы составили в первую очередь новые архивные документы, а не достижения историографии. Более того, выводы, сделанные нами, во многом опровергают принятые до сих пор в исторической науке утверждения (в первую очередь это касается количественных показателей). При подготовке монографии комплексно использовались документы партизанских соединений и их руководящих органов, органов НКВД/НКГБ, трофейные оригинальные и переводные документы. основу источниковой базы исследования составил корпус делопроизводственных документов партизанских формирований и их руководящих органов (БШПД, ЦШПД, представительства штабов и др.). Он представлен в первую очередь следующими группами документов: организационно-распорядительная (распоряжения, предписания, указания, директивы, приказы, протоколы, решения, циркуляры); планово-отчетная (планы, отчеты, доклады, рапорты, сводки, документы итогового характера); справочно-информационная документация (переписка различных органов, справки, обзоры, докладные записки) и судебно-следственная (протоколы допросов, следственные дела, приговоры).
2. К началу Второй мировой войны абвер имел четкую внутреннюю структуру, которая позволяла ему решать поставленные задачи. Немецкая военная разведка значительно увеличила штат своих сотрудников, а также имела значительный теоретический и практический опыт разведывательно-диверсионной работы в зарубежных государствах. В период с осени 1939-го по июнь 1941 г. основные центры подготовки немецкой агентуры были сосредоточены в учебных центрах, открытых на оккупированной территории Польши и на территории рейха. Анализируя социальную базу вербуемой агентуры, можно сделат