– Совпадение, – неуверенно предположила Вика. – Так бывает.
– Нет, ты еще не все знаешь! – все так же лихорадочно шептал Козлов. – Это не в первый раз! Это уже было!
И он, корчась от все больше охватывающего его ужаса, рассказал о том, как убивал во сне старуху и как потом, проезжая в автобусе, случайно узнал дом, виденный им во сне, и как все совпало: и дворик, и детская площадка, и лестница, и та самая дверь.
– А старушка? – спросила Вика, глядя на Козлова остановившимися глазами.
– Ее действительно убили!
Козлов вскинул голову и закричал, брызгая слюной:
– Убили! Это все было в действительности! И это сделал я!
Вика вскочила, опрокинув при этом стул, но не убежала, лишь отступила на шаг и рассматривала беснующегося Козлова с нескрываемым ужасом.
– Я едва с ума не сошел, когда про старуху узнал! Я не могу так больше! Не могу! Не могу! Я и уехал, потому что испугался, и мне это даже помогло поначалу, а сегодня ночью все началось заново!
Он обессилел от собственного крика и замолчал, только тяжело, с хрипом дышал.
– Я не знаю, что это, – сказал наконец. Но теперь его голос был тих и бесцветен. – Ну не лунатик же я, в конце концов, который бродит ночами по улицам, не отдавая себе отчета в происходящем. Ведь в ту ночь, когда погибла старуха, я дома был! И ты со мной была! Это та самая ночь! Первая наша с тобой ночь! Ну скажи, ведь я не уходил никуда?
Козлов смотрел на Вику с надеждой, смешанной с безумием.
– Ты видела, что я с тобой?
Вика молча и торопливо кивнула.
– Но почему же тогда я все знаю? В подробностях, будто это происходило со мной!
Козлов стал совсем бледный. Как хорошо отбеленная вата.
– Скажи мне! – закричал он. – Скажи! Иначе я сойду с ума!
Глава 12
Большаков пришел к доктору Хургину один. Сел на предложенный стул, обвел усталым взглядом яркие картинки за спиной врача. У него были темные круги под глазами, и Хургин это сразу про себя отметил.
– Не всегда получается с сыном к вам приходить, – сказал Большаков, будто извинялся. – Все больше жена его сопровождает. А сегодня вот вырвался.
– Вы один?
– Да. Хотел поговорить с вами.
– О сыне?
– Да. Я все время в напряжении. Будто жду.
– Чего?
– Не знаю. Каких-то неприятностей с Виталиком. Припадка, например.
– Его может и не быть.
– Совсем?
– Совсем. – Хургин говорил мягко, и в его голосе Большакову опять слышалась лживость. – А вы, кстати, таблетки принимаете?
– Какие?
– Которые я вам прописал.
– А, эти, – вспомнил Большаков. – Да, принимаю.
– Помогает?
– Да, – ответил неуверенно Большаков. – Мне от них легче.
Хургин вздохнул.
– Так не пойдет, – сказал он.
– Что именно?
– Предписания врача надо выполнять.
– Вы о чем?
– О таблетках. Ведь не принимаете вы их.
Большаков задумался.
– Да, – кивнул он после паузы. – Не принимаю.
Он при этом посмотрел довольно дерзко, будто хотел сказать: ну и что мне за это будет?
– А почему?
– Пустое дело, как мне кажется, – продолжал дерзить Большаков. – Желудок лечить или сердце, к примеру, – это я понимаю. А эти ваши таблетки от чего?
– От настроения вашего жуткого, – сказал Хургин. – Я по-простому объясняю, чтобы вам понятно было. Вы находитесь в состоянии перманентного стресса.
– Еще бы, – огрызнулся Большаков. – При моей-то работе…
– Тяжелая работа?
– Очень.
– И ночами приходится работать?
– Да.
– Вот мои таблетки вам и пригодились бы.
– Вы так думаете? – спросил без особого энтузиазма Большаков.
– Я в этом просто уверен.
– Хорошо, я буду их принимать, – сказал Большаков, чтобы быстрее покончить с этим, и провел ладонью по лицу.
Было видно, что он измотан.
– А о Виталике не переживайте, – произнес Хургин. – Все наладится у него. Я слежу за его состоянием, и у меня такое чувство, что мы победим болезнь. Мы ее вовремя нащупали.
– Значит, все-таки эпилепсия?
– Да, – ответил Хургин.
Большаков прикрыл глаза.
– Никогда не думал, что с моим ребенком такое может случиться.
Его измученная душа жаждала утешения. Потому он и пришел в этот кабинет.
– Вам надо отдохнуть, – сказал Хургин. – Иначе сорветесь. Послушайте меня. Возьмите отпуск недельки на две, поезжайте куда-нибудь, ну, не знаю… на природу, где лес, река…
– Нет, не получится, – оборвал его Большаков.
– Почему?
– У нас в управлении все отпуска отменены. Обстановка сложная в городе, из-за этих последних убийств. Вы же слышали, наверное?
– Об убийствах?
– Да.
– Слышал.
– День и ночь землю носом роем, и пока ничего. Маньяк. Таких труднее всего искать.
– Что, один и тот же убивает? – не поверил Хургин.
– Похоже, что да.
Глава 13
К профессору Вольскому Козлов поехал вместе с Викой. Он ее с собой взял специально, потому что чувствовал безотчетный страх в душе. Один он был ничто.
Вольского они обнаружили в преподавательской. Розовощекий гном сидел за видавшим виды столом и, кажется, дремал, потому что вздрогнул, когда Козлов открыл дверь.
– О! – сказал Вольский, его розовые губы сложились в колечко и образовали букву «о». – Неужели ты так быстро успел все подготовить, Олег?
Вика пряталась за спину Козлова.
– Я пришел, чтобы извиниться перед вами, – сказал Козлов.
Если сказать по чести, ему не было сейчас стыдно, все перевешивал ужас. Он испытал шок сегодня утром, и все остальные чувства в нем умерли, потому что казались мелкими и незначительными.
– Да, ты неприятно поразил меня, – согласился с готовностью Вольский.
Он не собирался уничтожать своего непутевого ученика, но отеческое внушение не могло помешать, как ему представлялось.
– И если бы я не знал тебя прежнего, такого, каким ты был раньше…
Козлов слушал с отсутствующим выражением на лице. Он и не хотел ехать сюда, но Вика настояла с непонятным для него упорством. И сейчас она зачем-то вмешалась, сказав торопливо из-за спины Козлова:
– Он больше не будет, Дмитрий Николаевич.
Вольский, будто только что обнаружил ее присутствие, с готовностью вытянул свою голову с серым пучком волос и произнес елейным голосом:
– А что это за адвокат появился у моего аспиранта? – Погрозил нестрашно пальчиком и засмеялся дробным смехом. – Ох, подозревал я, что неспроста в поведении Олега появились некоторые странности…
Козлов при этих словах дернулся, и его лицо скривилось, но Вика поспешно погладила его руку.
– Мне можно с вами поговорить? – спросила она.
– Да, конечно, – профессор склонил набок голову, изображая внимание.
– Олег, ты извини, пожалуйста…
Только сейчас Козлов понял, что Вика хочет, чтобы он ушел. Оставил их одних.
– Что такое? – спросил он грубо, раздражаясь в одно мгновение.
– Я хочу поговорить с Дмитрием Николаевичем.
– Я тебе не мешаю!
– Конечно, не мешаешь, – мягко согласилась Вика. – И все-таки я хотела бы…
Козлов не дослушал и вышел в коридор, громко хлопнув дверью. Этот звук пугливо убежал вниз по лестнице и вскоре вернулся эхом.
– Своенравный, – сказал Вольский не то одобрительно, не то осуждая.
– Он всегда такой?
– Нет.
– Только в последнее время?
– Да. А вы кем ему приходитесь? – заинтересовался Вольский.
– Знакомая.
– Ага, – сказал профессор понимающе. – И давно вы с ним знакомы?
– Недавно.
– Ага, – опять сказал профессор. – Так с чем вы ко мне пожаловали?
– Я – ни с чем.
– Но вы же пришли ко мне.
– Это не я. Это Олег. Он не хотел ехать один, и я составила ему компанию.
– И в конце концов Олега выставили за дверь, а сами сидите напротив меня.
– Да, я хотела расспросить вас о нем. Вы его, наверное, знаете лучше меня. Дольше, по крайней мере.
– Еще со студенческой скамьи.
– Мне лично он кажется славным парнем.
Вольский кивнул, соглашаясь.
– Он безобидный, правда?
– Да, – кивнул Вольский. Подумал и добавил после паузы: – Практически всегда.
– Но бывают и исключения? – вскинулась Вика.
– В нашу последнюю встречу с ним, например.
– А что произошло?
– Он мне нагрубил. Безо всякой на то причины.
– Он стал вспыльчивым.
– И вы это заметили? – оживился Вольский.
– Да. С ним что-то происходит.
Вика хотела подступиться к главному – способен ли Олег совершить что-то страшное? – но не решалась.
– Мне кажется, ему нужен отдых, – сказал Вольский, – смена обстановки.
– Почему?
– Он устал. Или что-то его гнетет. Не знаю даже, в чем причина. Если в человеке происходят изменения, значит, надо искать внешний фактор, какой-то раздражитель.
– А если его нет, этого раздражителя? Не просматривается.
– «Не просматривается»! – засмеялся Вольский. – В том-то и дело, что не просматривается, но если он не просматривается, это еще не значит, что его нет совсем. Есть, но не виден!
Вольский придвинул потрепанный журнал.
– Здесь есть статья очень интересная. О том, как в прошлом веке некий мастер установил в опере странный музыкальный инструмент – беззвучный. То есть не совсем такой уж беззвучный. Что есть звук? Всего лишь колебания воздуха. Эти колебания достигают нашего уха – и мы слышим звук. А теперь представьте, что звук этот такой частоты, что его человеческое ухо не улавливает. Представили?
– Да.
– Вот такие звуки этот странный инструмент и производил. Ухо их не улавливало, но – прошу заметить! – частота звуковых колебаний была из разряда тех, которые вызывают в человеке безотчетное чувство тревоги. И вот начинается концерт. Музыкант нажимает на клавиши – и что?
– Что? – спросила Вика.
– Паника! У людей в зале – волосы дыбом. Лошади у подъезда оперы начинают волноваться и сходить с ума. Но отчего? Ведь никаких внешних проявлений! А причина-то, мы с вами знаем, есть. Так и здесь, милая моя. Есть что-то такое, что Олега раздражает и выводит из себя. Последние два месяца он сам не свой.