Внезапно ловлю себя на том, что мне хочется помочь Максу… И это странно, ведь мое отношение к нему не изменилось. Когда этот мерзавец, ни разу не обернувшись, уходил из детского дома, я готова была взорваться внутри его головы, лишь бы таких людей, как Макс, стало поменьше на планете. Впервые я всерьез жаждала чьей-то крови… Он превращает меня в убийцу.
Его машина останавливается около старых металлических гаражей. Я думала, такие сохранились только в Сибири, но, видно, Подмосковье не так уж отличается от нашего края. Макс выходит, накидывает на голову капюшон кофты, внимательно осматривается, и я убеждаюсь, что место пустынное, даже дворняг не видно. Они пришли мне на ум не случайно, Макс сам сейчас похож на собаку, только вовсе не безобидную дворняжку, а какого-то серьезного пса, идущего по следу… Кто его оставил? Преступник?
В груди у меня холодеет, как будто я и не сплю вовсе, а проживаю все на самом деле. Неужели ему удалось найти кого-то из тех, кто до смерти избил его брата? И сейчас я не на экране телевизора, а прямо перед собой увижу настоящего убийцу?!
Мысли мои мечутся: «Я что-то пропустила? Он уже встретился с кем-то из ровесников Андрея? Они навели его на след? А я этого не увидела!»
Но через минуту успокаиваюсь и понимаю, что эти сопутствующие встречи были не так уж важны, главное, Макс добыл информацию. Хотя… Лучше б он ничего не выведал! Ведь те мальчишки, пережив потрясение, могли вырасти неплохими людьми. Кто из пацанов не дрался в детстве? Наверняка они не хотели убивать Андрея, и этот кошмар еще долго преследовал их, заставляя кричать по ночам, вскакивать в холодном поту… Не его они убили в тот чудовищный вечер, а себя обрекли на ежедневное умирание — годами!
Только понимает ли это Макс? Или до того ослеплен злобой, что не замечает очевидного? Куда он бежит сейчас?!
А он и вправду бежит: стараясь держаться в тени, перебегает от дерева к пустой беседке с проржавевшими прутьями, затем к двухэтажному дому, каких полно на любой окраине, потом к следующему. Ему явно не хочется быть замеченным, значит, в мыслях у него что-то нехорошее…
— Не делай этого! — пытаюсь докричаться я до него. — Этим брата не вернешь. Да ты и не видел его даже, откуда эта жажда мести?!
И тут я понимаю, что Андрей тут вообще ни при чем. Макс использует его смерть как предлог для совершения того ужасного, в чем сможет оправдать себя, ссылаясь на убитого брата. Хотя бы в собственных глазах… Ему просто невыносимо скучно, вот в чем дело. Макса тошнит от собственной гладенькой, сытой жизни, которую устроил ему папа, а сам он за тридцать лет ничего не предпринял. И хочется совершить нечто по-настоящему крутое, даже если это откровенное зло. О боже… Это еще хуже, чем искреннее желание поквитаться с убийцами родного человека.
— Скажи, что я ошибаюсь, — шепчу я в страхе. — Господи, позволь мне ошибиться!
Но я оказываюсь права. Проскользнув в полутемный сырой подъезд, дверь которого не запирается вообще, Макс опять навостряет уши, потом, убедившись, что все звуки отгорожены от него дверями, ищет взглядом звонок первой квартиры — номер криво выведен зеленой краской. А вместо звонка зияет небольшая дыра с торчащими проводами…
Тогда Макс отрывисто стучит в дверь, из-за которой доносятся телевизионные голоса. Никто не спешит открыть ему, там явно не ждут гостей, и приходится постучать еще.
На этот раз слышится быстрый топот босых ног и доносится испуганное:
— Кто там?
Я замечаю, что «глазка» на двери нет.
— Полиция, открывай! — рявкает Макс так убедительно, что тот парень за дверью должен присесть от страха.
Но если у него и подгибаются коленки, до замка он все же дотягивается. Уже в тот момент, когда поворачивается щеколда, Макс, сгруппировавшись, напрягается всем телом и со всей силы толкает дверь. Щупленький, невысокий хозяин квартиры отлетает в другой конец маленького коридора, ударяется о стену и сползает на пол. А мы с Максом быстро входим и запираем дверь.
— Вставай, — бросает он, глядя на человека у своих ног.
А сам заглядывает в комнату: она пуста, только телевизор бормочет что-то.
Снизу доносится плаксивое:
— Ты кто, а? Тебя Шакал прислал?
Недобро оскалившись, Макс качает головой:
— Нет. Меня Андрей прислал.
— Какой, блин, Андрей?!
— Коновалов.
— Да не знаю я ни…
— Которого ты убил в детдоме. — Макс резко и сильно пинает его в бок. — Вспомнил?
И я понимаю: он не ошибся, нашел того самого человека, потому что хозяин жилища умолкает. Больше не пытается нудеть, мол, никого я не убивал… Он понимает, что Макс знает. И лучше не злить его, ведь сила явно на стороне незваного гостя.
Но что-то ответить ему все же придется, Макс ждет. И парень бормочет, прижимаясь к низкому холодильнику, стоящему в коридоре:
— Да я сам шкетом был… Чего я соображал?
— Ты убил его, Горланов, — голос Макса звучит так спокойно, что мне становится нехорошо.
И впервые за все это время хочется скорее проснуться, прямо сейчас! Но это не получается по желанию.
— Ну как — я?! — восклицает Горланов с отчаянием. — Все били. Я разок ткнул там…
— Все? Сколько вас было?
Он честно силится припомнить:
— Трое. Вроде как…
— Он просил вас не трогать его?
— Ну…
— Плакал?
Узкая небритая физиономия Горланова кривится, совсем как у нашего директора, когда он сообщает, что нашей школе искусств сократили финансирование, но все понимают: врет, гад…
— Слушай, мне это… Очень жаль.
Макс чуть склоняет к плечу голову:
— Правда?
— Ну…
— Это хорошо, что жаль. Собственно, только это мне и было нужно — чтобы ты раскаялся. Помолился за душу мальчика.
— Так я это… Конечно. Завтра же в церковь. У нас тут… Свечку поставлю.
— Спасибо, — с чувством произносит Макс. — Я понимаю, ты сам был ребенком, детдомовцем, обозленным на жизнь. И ты, конечно же, не хотел смерти Андрея, просто стечение обстоятельств.
Он лицемерит. Но понимаю это лишь я, а Горланов проглатывает порции лжи и радостно трясет головой. Неужели он и впрямь верит, что Макс притащился к нему ради слов извинения? Убийцы тоже бывают доверчивыми и наивными? Или Горланов в свою очередь ведет игру, рассчитывая обвести Макса вокруг пальца? Кто кого? Или «волки от испуга скушали друг друга»?
— Это сон, — напоминаю я себе. — Это всего лишь страшный сон.
В этот момент Макс отступает, перекрыв выход:
— Вставай. Напиши-ка мне фамилии и имена тех двоих, что были с тобой тогда. Хочу повидаться и с ними. Надеюсь, они раскаялись.
— Не-не-не, — Горланов испуганно трясет головой, и его жидкие волосы тонкими прядями расползаются по черепу, как змеи. — Ты покажешь им записку, они мой почерк узнают… Потом почки мне отобьют на хрен! Пиши сам.
— Ладно, диктуй.
Макс ловко вбивает в телефон имена и адреса — оба московские. По губам его скользит усмешка: видно, он даже не рассчитывал, что все получится так легко!
— Значит, вы до сих пор кореша? — спрашивает он, пряча телефон.
— С чего это?
— Раз они твой почерк могут узнать.
Понимая, что попался, Горланов виновато шмыгает носом:
— Да так, бухаем вместе, когда в столичку наезжаю. Может, я чего писал при них… Не помню. Но береженого ж бог бережет, так?
— Точно, — соглашается Макс и осматривается. — Чего не женишься? Хата есть…
Кажется, Горланов слегка обмякает, решив, что допрос перерос в житейский разговор:
— Да я это… Жил с одной бабешкой. Только мы это… Характерами не сошлись.
— Пить не давала?
Он кивает — мол, ты меня понимаешь!
— Гундела много. Работу найди получше. Ребенка давай заведем. Зарегистрируемся… Оно мне надо? Дал в зубы, чтоб заткнулась, а она обиделась.
Меня словно окатывает жаром: участь его решена. Вижу, как стекленеют глаза Макса. Но Горланов знает его не так хорошо, как я, он еще не понимает, что сейчас произойдет…
— Это у тебя там брага, что ли? — спрашивает Макс с невинным интересом.
Горланов оглядывается, смотрит в угол, где стоит большая бутыль, прикрытая блеклым покрывалом.
— Ну. Хочешь?
— Разве что глоточек, я за рулем. Но помянуть Андрея надо, как считаешь?
В робкой улыбке надежда на спасение. Он начинает суетиться, бросается на кухню, притаскивает два битых бокала, склоняется над флягой. И в этот момент Макс точным и быстрым движением выщелкивает лезвие ножа, который оказывается у него в руке.
На миг я слепну от ужаса, а голос Макса доносится точно из-за стены:
— Ты правда думал, что можно убить ребенка и просто поныть, как тебе жаль? Нет, приятель, за все в жизни приходится платить.
— Нет, — кричу я. — Ты не простишь себе этого!
И просыпаюсь.
Найти этого ублюдка оказалось довольно трудно. Я прошарил все соцсети в поисках Масленниковой Маргариты Боевны и Прохоренко Валерия Аркадьевича, но не нашел никого из них. У меня возникли недобрые подозрения, что они тоже переселились в мир иной, а там мне их точно не достать.
Пришлось опять идти на поклон к Тамаре. Наглость, да? Потенциальный убийца просит помощи у следователя… Но я рассчитывал на то, что Следственный комитет не станет мараться о труп такого говна.
Ну да, ну да, не по-христиански рассуждаю, гореть мне в аду… Существует ли он? И как же его всепрощение, до которого каждый из нас тоже должен возвыситься? Только вот не получается…
Идею бога я не отвергаю, хотя мой слабый разум не может объяснить его возникновение. Кто создал самого бога? Что было до него? Стараюсь не особо задумываться — страшно. В такие минуты я кажусь себе тем дурацким слоном Хортоном, которому приоткрывается глобальное знание.
Я не готов осознать его. Моя жизнь всегда была довольна проста и приятна. Если не считать смерть мамы и брата, конечно… О черт! А ведь, если так взглянуть, ничего особо-то хорошего и не было. Одинокий мальчишка, приживалка в новой семье отца, ни о чем не мечтавший, ничего не добившийся. Никого не любивший.