— Санни — мой враг, только пока не знает об этом. Узнает со дня на день.
Мы выходим на улицу, тут же хочется ссутулиться и сжаться в комочек. Даже очень теплый сентябрьский вечер не подходит для прогулки без верхней одежды. Спасает отсутствие малейшего ветерка. Фонари отражаются в высоких витринах магазинов и ресторанов вместе с нашими силуэтами, пока Егор ведет меня по улице в неизвестном направлении. И обронив: «тут нельзя курить, поищем безопасное место», — заводит в узкий глухой переулочек за одним из домов в пяти минутах ходьбы от ресторанчика.
— Неуютное местечко, — переступаю с ноги на ногу, оглядывая кирпичную клетку, в которую он притащил меня. Удивительно, но здесь неприятным не пахнет, поэтому находиться вполне терпимо. Озер снимает пиджак и кутает меня в него, после чего дерганными движениями достает пачку сигарет из кармана, роняет, поднимает, чиркает зажигалкой, подносит ее к лицу. В полумраке вижу красный маячок сигареты, который становится больше и ярче при каждой затяжке.
Егор молчит. Тишина действует на нервы. Не считая движения руки, он практически не шевелится, я будто совсем одна в этом укромном уголочке одного из оживленных районов столицы.
Зачем он привел меня сюда? Поговорить наедине? Попытаться соблазнить? Он не предпринимает никаких попыток нападения, просто стоит рядом и курит, смотрит при этом в упор. Глаза уже приспособились, я вижу его лицо, выражение которого при отсутствии нормального освещения кажется и вовсе… зловещим.
Но почему-то мне совсем не страшно. Не могу поверить, что это происходит, но… на самом деле, в глубине души, я радуюсь возможности просто постоять с ним рядом. Хочу поблагодарить за Стаса, но не решаюсь начать этот разговор, чтобы не испортить момент.
Потому что… я чувствую волнение. Не такое, как на работе или перед экзаменом. Волнение иного рода. Озерский слишком сильно мне нравится, чтобы просто вот так находиться с ним рядом, наедине, не фантазируя о том, чем мы могли бы заняться.
Он докуривает первую сигарету, стреляет бычком в стену, достает вторую, зажимает между губ и снова закуривает.
Кажется, он так целую пачку готов скурить, лишь бы просто побыть рядом со мной. Тишина вкупе с темнотой — дразнят. Истрепавшиеся за неделю нервы обостряют эмоции и ощущения. Мы вдвоем в этом закуточке. Я и мой главный враг, мой демон-соблазнитель, мое проклятье и самая сильная любовь. Запретное искушение, рядом с которым к дьяволу летят любые принципы.
В темноте нас совсем не видно.
А в тишине кажется, что это и не мы вовсе.
Чувствуя на себе пристальный взгляд, плавно прячу руки за спиной и отвожу назад плечи, тем самым открываясь, подавая себя. Озерский по-прежнему немногословен, приятное лицо освещается во время редких затяжек и кажется бледным. Он полностью серьезен, хмурится, дышит чаще обычного. Напряженная фигура выдает намерения и как бы предупреждает — стоящий в паре шагов мужчина может наброситься на меня в любую секунду.
Пора бежать.
Где-то там вдали стрелой проносится автомобиль, из колонок которого на всю улицу орет знакомая восточная песня.
Молчаливая прелюдия длится, кажется, бесконечно долго. А потом мое тело начинает отвечать на нее. Поддается влиянию момента. Боже, я ведь тоже не железная, адски по нему соскучилась! Не по ревнивому психопату, мелочному ублюдку, в которого мой мужчина превращается в моменты обострения неуверенности в себе. Я ведь хорошо знакома и с оборотной стороной медали. С внимательным и заботливым Егором Озерским.
Потребность зарождается внизу живота, тело становится чувствительнее, жаждет его прикосновений. Вот бы к губам, к груди и ниже… Отлично помню, как все это происходит с ним. И мне хочется еще раз, хотя бы ненадолго, но снова почувствовать себя любовницей Математика.
О Боже. Я собираюсь сделать это снова. Переспать с ним. Всего один разочек… разве можно отказать себе в маленькой слабости?
Это чудовище молча докуривает вторую сигарету, с его стороны ровно ноль действий по отношению ко мне, а я уже не просто возбужденная, я мокрая! Готовая. Соски ноют, кожу покалывает, ловлю себя на мысли, что дышу глубже обычного и кусаю губы в нетерпении. Я хочу этого мужчину, несмотря на все, что он мне сделал, несмотря на то, что нельзя и горький осадок никуда не делся, а послевкусие, возможно, меня и вовсе отравит после, заставит захлебнуться осознанием содеянного, но именно сейчас, в данную минуту — прошлое не имеет значения.
Все, чего я хочу, — это снова почувствовать вкус его поцелуя.
Люблю. Как же я скучаю по тебе, хороший мой.
Стискиваю бедра и прерывисто дышу, наблюдая за ним.
Ожидание начинает нервировать. Теперь каждая секунда промедления ощущается болезненной.
Наконец, Егор бросает бычок на асфальт, тушит его ногой и подходит ко мне.
Как будто так и должно быть.
И между нами нет пропасти обиды и тысяч причин держаться подальше.
Подходит ко мне, как к своей. Крепко обнимает и целует сразу в губы. Пальцы впиваются в мою кожу, не больно, но заставляют понять — он так крепко меня держит, ни за что на свете не отпустит. А затем…
— Моя гордая девочка, — с улыбкой шепчет на ухо. Мгновение промедления, словно дает мне возможность одуматься, и тут же начинает зацеловывать! Волосы, скулы, за ухом… и снова губы. Так много, так часто, я задыхаюсь.
— Гадкая пепельница, — отвечаю ему, потому что целоваться с только что покурившим человеком — невыносимо, он кивает, но не отпускает меня. И я готова вытерпеть этот его недостаток, один из миллиона других.
— Прости, — извиняется то ли за запах табака, то ли за все на свете. В одном простом, вскользь сказанном «прости» искренности больше, чем в сотнях нарисованных им плакатов. Я пугаюсь такого Егора. Зависимого, нуждающегося. Не понимаю, как мне вести себя с ним.
Толика слабости, которая так не идет ни ему, ни любому другому мужчине в принципе, действует ошеломительно. Моргаю, а передо мной уже снова страстный Математик, руки которого уверенно «летают» по моему телу, уже не изучая, а открыто владея. Его губы на моей шее. О сопротивлении не может быть и речи. Дрожу от осознания, что он возьмет меня прямо здесь, как какую-нибудь уличную девку.
Да и ладно!
Его пальцы между моих бедер, он улыбается, понимая, как там влажно, как сильно я хочу его. Скрываться не собираюсь, вместо этого сама его целую, посасываю нижнюю губу, дрожа от его реакции — дыхание рвется, пальцы сжимаются крепче. От удовольствия он закатывает глаза.
Озерский очень возбужден. Отталкивать его сейчас было бы убийством или… самоубийством. Он жадно посасывает мою кожу на плече, опускается ниже, и я не могу сдержать стонов, когда он втягивает в рот мой сосок. Держусь за него. Держусь, чтобы не упасть. Он прижимается лицом к моей груди, к моему животу. Целует, целует, целует. Задирает топ, едва ли не порвав, совершенно не соображает, что делает. Лишь бы добраться до моей кожи. Лишь бы ласкать меня вживую. Он проводит языком по животу, пока я стягиваю дрожащими пальцами его волосы, повторяя: «еще, пожалуйста».
— Боже, наконец-то, — говорит он, задирая мою несчастную пышную юбку. Достает ключи и с их помощью технично рвет колготки. Приседает у моих ног, стягивает с меня трусики. Послушно приподнимаю то одну ногу, то вторую. Не могу отказать ему. Не хочу. Тут темно, тут можно. Сердце бахает где-то в висках, в моей глупой головушке нет ни единой мысли о грядущих последствиях. Снова отпускаю тормоза. Не целомудренная я, бесчестная, неспособная остановить этого мужчину.
Послушная, ведомая, напрочь позабывшая о том, как сильно еще недавно из-за него плакала. Хватаюсь за шершавую кирпичную стену, чтобы не упасть, когда, расставив ноги шире, чувствую прикосновение губ.
Озерского не видать, он полностью спрятался под моей юбкой. Не упасть бы… А то стыдно будет. Фигурально выражаясь, уже, конечно, давно падаю, с первой нашей встречи, а теперь он творит со мной такое, что рискую и по-настоящему…
Он так сильно хочет меня… я чувствую это по жадным движениям губ, по тому, как сжимает и мнет мои бедра, как тяжело и часто дышит. Возбуждаюсь еще сильнее. Бесстыдный любовник, единственный мужчина, с которым я бы согласилась заниматься этим таким образом и в таком месте.
Уверена, понимает, что я на грани. Чувствует, как дрожу, слышит стоны, которые не способна, да и не собираюсь сдерживать. Его пальцы двигаются во мне, губы ласкают настойчиво, еще немного, и будет пик. Он добивается этого.
При желании он может сейчас встать и взять меня как угодно, я настолько заведена, что буду послушной куклой в его руках, настолько покорной женщины мир еще не видел. Вновь стягиваю его волосы на затылке, показывая — еще чуть- чуть… еще…
У него все очень легко и естественно получается. Почувствовав, что со мной происходит, он старательно помогает продлить, а затем поднимается и крепко обнимает, держит в объятиях, давая время прийти в себя. Он шепчет мне в волосы что-то неразборчивое и гладит.
А потом поворачивает спиной к себе. Я покорно опираюсь ладонями о кирпичную стену и прогибаюсь в пояснице. Его руки на моих бедрах, поглаживают и сминают. Слышу, как он расстегивает ремень, ширинку.
Покорно жду.
Жадно хватаю кислород и дрожу от нетерпения, пока он приближается и одним толчком наполняет меня до упора.
Громко ахаю.
Приподнимаюсь на цыпочки, чтобы принять его в себя полностью. Прогибаюсь сильнее, не сдерживаю восторга.
— Тише, малышка, услышат — прервут, — нежно, а затем продолжает двигаться. От ощущений зажмуриваюсь и кусаю губы. Он кладет ладонь на мою поясницу, заставляя прогнуться сильнее. А затем берет меня так жестко и резко, что будь я менее готова, кричала бы вовсе не от удовольствия. Слишком много эмоций, слишком сильный мужчина, пославший контроль к чертовой матери. Некогда тихий переулочек наполняется звуками шлепков и стонов, мы сходим с ума. Клянусь вам, спятили. Просто не можем существовать друг без друга. Каждое его движение я принимаю с удовольствием, каждый толчок привод к восторгу.