Мы проболтали около часа, Леся старалась подбодрить меня и научить вести себя правильно, но вместо этого с каждым ее словом я понимала, что не представляю себя частью этой большой сложной семьи.
После работы я прихожу к выводу, что не хочу пока видеть Егора, чтобы не наломать дров. Ясное же дело, Ксюша что-то опять мутит, прикидываясь пай- девочкой, мне следует быть хитрее, а значит — обдумать следующий шаг. Еду к маме в гости, по ее просьбе покупаю печенек к чаю. Кажется, у нас дома гости. Какой-то мужчина… Я в предвкушении увидеть непунктуального доктора, просящего у меня руки моей мамы.
Когда мама открывает входную дверь, выглядит крайне смущенной.
Быстрый взгляд на мужские ботинки и радость от того, что моя догадка подтвердилась и доктору все же удалось проломить оборону!
— Привет! — радостно здороваюсь и целую ее в щеки, — так и знала, что ты не одна. Вот смотри, какие сладости привезла. Пойдут? — сама показываю ей большой палец и улыбаюсь — хоть у кого-то все хорошо! Знала, что новый ремонт делаем не зря. Может, изменения в обстановке как-то помогают перестроиться и внутренне? Случайно угадали по фэншую и поставили горшок с цветами на правильную полку?
Увы, как только в коридор выходит мамин гость, я понимаю, что фэншуй здесь не поможет. В этой ситуации никто никогда не поможет. Маме нужен не непунктуальный кардиолог, а психиатр!
— Вероника, дочка, привет! А я как раз приехал, чтобы поговорить о тебе, — говорит отец и улыбается. — Проходи, чаю попьем.
— Мама? — спрашиваю настороженно. И по паузе в ответ догадываюсь, что она в очередной раз простила его. После всего, что он сделал нам. Вернее, не сделал.
— Я все думал и думал о той нашей встрече в клубе… и понял, чего мне не хватало все эти годы. Я очень по вам соскучился, — говорит папа мягко. — Заходи, что ты на пороге стоишь — поговорим. Нам вообще есть что обсудить. Я навел справки о семье Озерских, есть много информации, которую тебе лучше узнать. В опасную игру ты ввязалась, дочка. Они нехорошие люди. Ты знала, как Санниковы душат конкурентов? Почему у нас нет ни одного подобного канала и никогда не будет? Лев Санников не гнушается никакими методами! Но разговор не короткий, заходи скорее.
Мама встревожена, торопливо кивает.
— Вероника, ты проходи. Там… подарков столько привез Паша! — говорит она, бледнея и оправдываясь.
Слова отца меня не пугают, Озерский много чего рассказывал о тесте, но раз он заверил, что меня не обидят, — я ему верю. Трогает другое. Я смотрю на маму, которая еще несколько дней назад выглядела цветущей от ненавязчивых ухаживаний доктора, сейчас же — вновь жалкой и стыдливой. Вижу метаморфозу и отчетливо понимаю, как на самом деле сильно меня обидел совместный семейный обед Санниковых и Озерских за моей спиной. Смотрю на маму, как в зеркало. И от ужаса теряю дар речи.
Этим же вечером мы ругаемся с Егором в пух и прах прямо с порога! Я вываливаю на него все накопившиеся обиды, он что-то несет про своего друга-врага, у которого съехала крыша и который потребовал у Ксюши денег. И Озер, конечно же, вмешался, и якобы не из-за этой суки, а потому, что он не может отказать Санни.
И я, оказывается, вообще должна радоваться, что они с Колей продолжают общаться, во многом благодаря борьбе с общим недругом!
И тот обед ничего не значит! Более того, Егор вообще не знал, что там будет Ксюша. И что мне вообще давно пора перестать переживать по ее поводу! И его бесит мое отношение и бестолковая ревность! Просто его родители продолжают дружить с родителями Ксюши, и она просто так взяла и приехала, потому что ей очень скучно в декрете.
— Даже так?! — кричу я. — Они дружат от скуки?!
— Ас кем им еще дружить? — рявкает он на меня. — С тобой? Или с твоей мамой?! — понимаю, что довела его, он в бешенстве. Завелся с пол-оборота, словно только и ждал повода. — Так может, ты сделаешь для этого хоть что-то, наступишь себе на горло и все-таки соблаговолишь познакомиться с моей мамой?! — его глаза мечут молнии, не помню, чтобы он когда-то так орал. На меня орал…
От шока и обиды отступаю. Шаг назад. Еще один.
— Я думала, мы договорились, что мы все сходим в ресторан и познакомимся, когда ты официально разведешься, нет?! Это от меня зависит? — не сдаю позиций.
— А что, от меня?! — он кричит еще громче. — От меня, бл*ть, зависит, Вероника?! Ты знаешь, что документы в суде с сентября, я виноват, что развод затянулся на два месяца?! Как мне его ускорить?! Взятку судье сунуть, чтобы меня посадили за это потом?! — орет благим матом. — Вот скажи, что делать? Как тебе угодить?! Я не знаю, клянусь, вообще не осталось идей! Знаешь, я думал, что ты меня любишь. Нифига ты меня не любишь! Потому что когда к человеку есть чувства, его хотя бы пытаешься понять!
— А я не пытаюсь тебя понять?! Ты совсем охренел, Озерский! Ты правда так думаешь?! По-твоему, я мало для тебя делаю?!
— Не мало. Но и не много. На меня столько дерьма свалилось, я стараюсь разгрести все это, чтобы еще тебя не запачкать, но прихожу домой, и тут меня ждут очередные претензии! Ворох беспочвенных упреков!
— Прости, родной, но не представляю наши дальнейшие отношения, если твои родители останутся лучшими друзьями с твоей бывшей женой.
— Да, отец лижет задницу Санникову, я не спорю, но это, Вероника, ра-бо-та. Я ничего не могу с этим поделать! Придется подождать еще. Он пенсионер, пойми ты! Если я могу сейчас реализоваться в другой сфере, то он — уже вряд ли. Куда ему идти? Охранником в супермаркет?! Мне запретить ему дружить с работодателем?
— А вы разве не враги — после того, как Санников открыл на тебя сезон охоты? Я не понимаю вашей странной дружбы! Санниковы играют вами, как хотят, а вы ВСЕ под их дудку пляшете.
— От меня ты что хочешь? — он подходит ко мне вплотную и смотрит в глаза. Так кричал, что вспотел. Напряжен, словно готов к броску в следующую секунду. Мне страшно, что он ударит меня. — Конкретно по пунктам, Вероника, — голос намного тише, но звенит. Обманчивое, жуткое спокойствие, никак не сочетающееся с его учащенным дыханием. — Я что должен сделать? Им условия поставить: или я, или Санниковы? Они дружат двадцать лет, — выплевывает слова, а меня охватывает ужас от близости этого взбешенного мужчины. Кажется, еще секунда, и он толкнет меня. Начиная этот разговор, я и представить не могла, что у нас с Егором такие сильные проблемы. Подозревала, что плохо, но не столько же!
— Ничего не хочу, — я отступаю назад. — Только не кричи, пожалуйста…
— Нет уж, скажи, — он хватает меня за запястье, пресекая попытку развернуться и уйти. — На меня смотри! — встряхивает. — Говори, че тебе еще надо? Че мне еще сделать? В ноги тебе упасть?! Условия своим поставить?! Давай я разорву отношения с родителями, тебя это возбудит? Каким будет следующее требование, принцесса моя?
— Пусти, мне больно! — слезы брызгают из глаз, бегут широкими дорожками по щекам, черной тушью размазываются по тыльной стороне свободной ладони, которой вытираю лицо. — Если тебе трудно даются наши отношения, то, может, не стоит мучиться?
Он с психом отпускает мою руку, делает круг по комнате, его трясет.
— Че — все, в кусты?! — гремит он. — Сдулась?!
— Я ненавижу твою жену, — признаюсь честно. — Мне снится, как бью ее. Кулаками бью, в волосы вцепляюсь и кусаю изо всех сил! — это правда. — И не хочу слышать больше не единого упоминания об этой суке. Если ты не сможешь этого устроить, то вот такие ссоры у нас будут каждый день!
— Писец! — опускает руки. — Так, я пойду пройдусь, Вероника, — говорит мне. — Иначе мы договоримся до еще большей фигни. Хотя я даже представить не могу, бывает ли… хуже! — он старательно подбирает литературные слова.
Накидывает куртку на плечи, хватает с тумбочки ключи от машины и вылетает из квартиры, оставляя нас с Галкой вдвоем.
Остатки здравого смысла удерживают меня от того, чтобы вместе с черепахой уйти к себе немедленно. Во-первых, я не хочу превратить наши отношения в «догонялки», а во-вторых, не уверена, что он станет меня возвращать. Уж точно — с плакатиками покончено раз и навсегда. А что тогда делать? Самой рисовать «люблю», а позже — шлепать обратно?
От нервов не могу уснуть допоздна, поэтому навожу уборку, а потом разогреваюсь под душем и занимаюсь растяжкой. Около четырех утра нахожу бутылку вина в холодильнике. Пробка сидит крепко, но кое-как удается ее откупорить, и я выпиваю залпом целый бокал. Засыпаю около шести на неразобранной кровати, уставшая, зареванная и пьяная, понятия не имея, где он провел ночь и с кем.
Утром мама пишет, чтобы я не сердилась на нее и не переживала, потому что это ее жизнь и ее решения. А мне так стыдно… Боже, как же мне снова стыдно за нее! Словно я опять в детстве, когда меня дразнили с подачи Стаса. «Твоя мать шлюха! И сама ты такая же!» Я тогда не понимала, зачем она его прощает, не понимаю и сейчас.
А сама что же делаю? Что делаю, божечки мои! Кого я обманываю, он никогда не будет только моим. Всю жизнь мне придется делить его с этой тварью, я ведь читала «Ягненочка». Книгу его жизни. Он ею болеет и никогда не вылечится.
Егор на звонки не отвечает, после работы я по-прежнему понятия не имею, дома ли он и придет ли вообще… Мне очень хочется поговорить с ним, хотя и осознаю, что в этот раз все зашло слишком далеко и одним минетом не отделаться. Ему и вправду несладко, а тут еще я — вместо того, чтобы поддерживать его, ставлю условия, которые он не в состоянии выполнить. А я не могу не ставить. Я не счастлива, когда он каждый выходной проводит с женой, которая, мать ее. никак не может стать бывшей!
Набираюсь смелости и звоню его маме, предлагаю встретиться, выпить кофе вместе.
Мое бедное, истерзанное сердце колотится в груди, когда захожу в кафе, которое выбрала будущая, я все еще на это надеюсь, свекровь. Некоторое время жду за столиком, настроившись как следует изучить меню и обстановку, но Мария Петровна практически не опаздывает. Довольно быстро находит меня глазами и кивает.