природе. Меня корежит от одной только мысли. Но в данном случае — измены не было. И я готов драться с любым, кто посмеет оспорить это понимание. То, что доведенной до нервного срыва, пьяной в стельку, не осознающей, что происходит, испуганной девочкой воспользовался какой-то ублюдок — изменой не считается. Я люблю эту женщину. И я отдаю себе отчет, что в каком-то роде она — мое испытание, причем самое сложное. Вы не видели ее в похоронке шепчущей о сожженных мостах, а я видел. То была не измена, а изнасилование, причем в нашем случае виноват не мужик, а именно — жертва, по совмещению — насильница. Сама себя поимела Вероника без собственной воли, сама себя уничтожила. Всю жизнь старалась вырваться из грязи, но в какой-то момент дала слабину и рухнула туда… утонула с головой. Фатально. Контрольным в голову.
Я люблю эту женщину. Люблю так сильно, что понимаю: наломали дров оба. Вчера я достал ее из «лужи», помог отмыться. Сделал именно то, что она делала для меня на протяжении последних месяцев. Мне было непросто. Вы себе даже не представляете, как трудно мне было. Разбираясь со своими проблемами, помогая Санни, я не заметил, как сильно она страдала все эти недели. С этим покончено.
Да, наша история не чистенькая и не красивенькая, в том числе оттого, что не новенькая. Редко какой развод может обойтись без де’ьма, редко какой брак, построенный на обломках старого — получится воздушным и ванильным. И, возможно, в нашу любовь-морковь кому-то не верится. Я допускаю, что читать мой блог вам было моментами неприятно. Но если честно… в данный момент мне абсолютно пофиг на это. Эта женщина будет моей. Будет жить со мной, смеяться над моими шутками, делить со мной проблемы и радости. Я люблю ее. Я люблю ее настоящей взрослой любовью, где нет места мелочности и мести. Я буду беречь Веронику от стрессов, я буду нас беречь. Только объединившись, мы сможем, наконец, прекратить все это безобразие. Больше она никогда не почувствует стыда за свое поведение, за свое существование.
Но мне пора идти. Мама робко стучится в дверь. Вчера, наконец, представил им Веронику, как полагается. Замечательный был вечер, хоть девушку и потряхивало от страха. Ничего, пережила, не съели. Заметно, что теперь она во мне не сомневается. Видит ситуацию, правда, по-своему: чтобы быть с ней, я переступил через принципы. Наши отношения начались как легкий романчик, затем через боль и ад переросли во что-то крепкое и настоящее. Кто ж виноват, что моя жизнь, подобно когда-то сломанной, а позже сросшейся неправильно кости, была корявой и бесполезной? Так иногда бывает, некоторым людям приходится переломать себя изнутри полностью, чтобы измениться и… поверить в возможность собственного счастья. Такого, о котором грезится в самых робких и потаенных мечтах.
Определенно точно, я прошел через мясорубку. И никаких сомнений — теперь все изменится. Я чувствую. И хочу жить ради этого.
Если у вас нет уверенности в собственных силах, даже не начинайте. Не пытайтесь любить чужого мужчину. Потому что выбиваться на первый план — невообразимо сложно. Вас протащат через ад. Заставят ненавидеть и презирать саму себя. Разуверят в собственных силах и поставят под сомнение то самое светлое чувство, за которым следовали, ради которого и была затеяна борьба. А как только даст брешь уверенность в необходимости быть вместе, собственная фантазия доделает начатое. Добьет. Велика вероятность, что в какой-то момент, когда давление станет нестерпимым, вы испугаетесь и захотите прекратить все это. Любым способом. В том числе тем, за который будете ненавидеть себя всю жизнь. Согласитесь разбить собственное сердце, лишь бы вас оставили в покое. Как это и случилось со мной. Несколько месяцев я боролась за Егора, а затем…
У меня не получилось. Ничего не вышло. Я струсила, оказывается, перед самым финишем. Ошиблась и спрыгнула с подвесного мостика, шаткого опасного пути к нашему с Математиком общему счастью. Бросилась не ведая куда, прямо в болото, сыпучую грязную жижу, в которой утонула бы, если бы он не пришел и не вытащил меня. Забрал в свою жизнь. Кем бы я себя считала после содеянного? Хотела бы вообще продолжать жить?
Он меня любит. Только меня одну. Я глупая, бездумная, запуганная чужим опытом дура. И я не справилась. Он сделал это за нас обоих. Наши демоны вырвались наружу, спровоцировали друг друга. Я думала, у нас не осталось шанса. Но Егор сначала справился со своими, затем одолел моих по очереди. Он забрал меня к себе, и видит Бог, я лучше умру, чем еще хотя бы раз предам этого мужчину. Никогда. В мыслях. Поступках. Не будет такого. Я буду заботиться о нем, несмотря на то что Бог вряд ли пошлет нам малышей. Он спас меня, отмыл мою душу. Я люблю его. И я хочу быть с ним до последнего вздоха, что бы ни случилось.
Последние недели непросто дались не только мне. Он тоже намучился. Нужно было время, чтобы переварить все это. Дни до его отлета в США наполнились молчанием и осторожной заботой, мы проводили практически все свободное время рядом друг с другом, но особо не разговаривали. Он по-прежнему мало шутил и улыбался, находился под впечатлением от последнего общего дела с Санни. А если и пытался юморить — то мрачно, с налетом черноты. Он так и не рассказал подробно, что именно случилось между Тренером, Ксюшей, Колей и о своей роли во всей этой истории, но… это что-то стало последней каплей. Егор обмолвился, что больше не хочет ни видеть, ни общаться с кем-либо из Санниковых. Он столкнулся с тем, что откладывал с самого начала Ксюшиной беременности, и я рада, что оказалась рядом с ним в это трудное время. Не понимаю, почему я напрочь позабыла, насколько одинок он на самом деле? Ничего ведь не изменилось, я все так же его единственный друг, только теперь еще и любимая женщина.
Я много обнимаю его, целую и стараюсь развеселить. Запрещаю себе когда бы то ни было снова сомневаться в его отношении ко мне, и… нам идет это на пользу.
Замечаю как мало, оказывается, нужно было для того, чтобы он снова начал стремиться домой. Ко мне. Мы по-прежнему особо не появляемся на людях, но теперь до этого нет никакого дела. Не могу разобраться, почему публичность раньше казалась необходимой? Как будто затмение нашло. Шальные, безобразные мысли, рожденные главными страхами в моей жизни, которые едва не ожили, как только я в них до конца поверила.
У нас дома много тихого уютного счастья. Робких разговоров о будущем — Егор все еще не может поверить, что «Ягненочка» покупают, и говорит на эту тему с легкой иронией и саркастическими усмешками, через предложение добавляя «если ничего не изменится» или «если Голливуд не одумается», на что я без устали повторяю: «Не одумается, не сомневайся даже. Там умные люди работают».
— Успех этой истории — малая компенсация, которую мы просто обязаны получить за все, что пережили, — убеждаю его.
Пока я занимаюсь делами в бюро, Егор в поте лица работает над сценарием по собственной книге.
— Ничего подобного я больше не напишу, — говорит мне однажды. — Поэтому из опыта, подаренного «Ягненочком», просто обязан выжать все, что только возможно. Санников прекратил на меня охоту, поэтому я хочу вновь заняться сериалами. Вернусь в Россию уже опытным чуваком с крутым резюме, — посмеивается.
— Их канал без тебя загнется, — я действительно так думаю. Критик Тереза Веленски уже написала у себя на странице, что без Озерского «Денечки», безусловно, станут лучше, но лично она их смотреть не собирается. — Сначала ты ушел, затем твой отец… он, кстати, точно уверен в принятом решении?
— Ага. Новость о съемках «Ягненочка» потрясла его. Отец едва не лопнул от гордости и уже официально объявил, что заканчивает сезон и не будет продлевать контракт. Я тоже чувствую… знаешь, что вырос из «Выходного».
— Куда там! Мистер Голливуд! — округляю глаза, он смеется. Обнимает меня и прижимает к себе, склоняет голову и укладывает ее мне на плечо. Я тут же принимаюсь гладить его.
— Как ты выносишь мое ежедневное нытье? Сколько нервов, блин! Надо курить.
— Я обожаю твое нытье. И тебя всего обожаю. И даже твою долбанную книгу, которую немного ненавижу, так как она посвящена другой женщине.
— Но последний-то абзац тебе.
— Самый маленький.
— Но зато какой важный, — Егор перестал настаивать, что концовка попсовая. Он целует меня в плечо, и от удовольствия я прикрываю глаза. Больше недели, как мы помирились, а я все не могу справиться с эмоциями во время его ласк и просто касаний. Тот период… начиная с нашей первой близости и заканчивая моей попыткой сбежать — словно не про нас был. Мы ведь когда начинали встречаться… мечтали именно о том, что происходит сейчас. Об обычной жизни под одной крышей, бесконечных разговорах по душам и поцелуях, за которые не стыдно. Огромное количество поцелуев, самых разных: нежных и глубоких, долгих и чувственных, страстных, прерываемых лишь рваными нетерпеливыми вздохами, и просто вот таких, как только что, — случайных, которые могут перерасти в нечто большее, а могут просто остаться на коже и греть, потому что оставлены по любви.
— Я хочу тебя, — шепчет Егор, и я улыбаюсь, понимая, что именно этот поцелуй — лишь начало вечера.
Время летит быстро, и день его отлета застает врасплох. Утро наполнено одновременно предвкушением нового витка в его карьере и грустью от предстоящей разлуки. Далее следует целый месяц непрерывных переписок, звонков через «скайп», заверений в том, что соскучились. Ловлю себя на мысли, что удивлена тому, как сильно повзрослела. И хотя я понимаю, что столь длительное расставание сейчас, когда мы только-только снова помирились — жестокая проверка нашим чувствам, ни разу не впадаю в тоску и не придумываю обиды. Урок я усвоила хорошо. А Егор уж точно никогда не будет с женщиной, в которой разочаровался. Порвать со мной сейчас было бы элементарно просто — единственным словом в смс'ке. Но вместо этого он шлет пошлые смайлы и требует откровенные фотографии.
Иногда он просто присылает «скучаю» среди ночи. У меня-то день, учитывая разницу во времени. Читаю сообщение и понимаю, что опять лежит без сна. Ему там нелегко справляться, в том числе учитывая далеко не идеальный английский. Регина, конечно, помогает очень сильно. Без нее бы осуществить задуманную авантюру было бы попросту невозможно. Егор пишет, что под впечатлением от работы коллег, ему не терпится перенять кое-какой удачный опыт, принести его в