Это приятно слышать. Я рада, что Егор планирует жизнь в России. Немного боялась, что ему понравится в Штатах, и он захочет там остаться. Конечно, я бы поехала с ним, и думаю, нас бы там ждало много всего хорошего, но… Он же писатель. Человек, который должен жить в России, писать на русском языке о реалиях своей страны, атмосферу которой чувствует интуитивно. Ему для выживания необходимо, чтобы его творения помогали людям. Несмотря на то, что его первая книга выходит на английском языке, Регина уверена, что если он попытается искать себя за бугром — зачахнет. Он должен жить там, где сможет реализоваться по максимуму. А в Штатах ему что делать? Учить английский? Кроме того, книги масштаба «Ягненочка» пишутся единожды в жизни. Не дай Боже нам еще таких «приключений», которые бы вдохновили Егора написать нечто столь же пограничное.
— У тебя уже есть идеи? — я заканчиваю растяжку, подхожу к нему и забираюсь на колени, как только он откладывает ноутбук.
— Да. Хочу написать про секту. Не ситком. Нечто драматичное, но пронизанное надеждой. Если «БК» даст добро и денег, точно займусь. К тому времени, как знать, возможно, какое-нибудь наше издательство выкупит права на «Ягненочка» у босса Регины и переведет книгу на русский, — смеется он. Анекдот года просто, мы частенько шутим на эту тему.
Практически вся выручка с похоронки уходит на новые экспериментальные лекарства для дяди. Благодаря науке нам удается вырвать у болезни целый год более-менее нормальной жизни! И это настоящая победа. Егор практически всегда сопровождает меня во время визитов к дяде. А однажды, через несколько дней после того, как мы расписываемся в ЗАГСе, едет и вовсе один. По словам агента под прикрытием — сиделки — они долго о чем-то разговаривают, после чего дядя вызывает меня к себе и благословляет на продажу бюро. Просит только не дешевить, а полученную сумму поровну разделить между его детьми и мной. И мамой, если к тому времени она одумается и расстанется с отцом. Дядя по- прежнему его не признает и не собирается мириться с таким расширением семьи. И мне трудно с ним не согласиться.
Никто из дядиных детей не в состоянии заниматься бизнесом, у Егора другие заботы, а я… вроде бы втянулась, но все же не до конца. Возможно, мне пока не хватает возраста. Но скоро год, как я веду бизнес, и все еще не привыкла. Каждое утро иду на работу через силу. Заставляю себя.
Дядя говорит все это с улыбкой. Благословляет меня. Вдруг он начинает плакать, но при этом по-прежнему улыбается. Дядя рассказывает, что переживал за меня с момента моего рождения. Именно он забирал нас с мамой из роддома. Полюбил племянницу, как собственного ребенка. Такую крошечную, беззащитную и уже брошенную одним из родителей. Говорит, что жалко было меня — до слез. Он давал маме денег и поддерживал морально в минуты ее отчаяния и одиночества. Он человек непростой, довольно жесткий, не буду скрывать — у него мало друзей и есть враги. До болезни он был совершенно не сентиментальным, но, тем не менее, дядя заменил мне отца. Может, родитель из него не самый лучший, но другого я не знаю и не представляю, как бы пережила юность, кем бы стала без его безусловной поддержки.
Он заверил, что счастлив, потому что сумел дать мне старт. Самое главное для него — уйти с пониманием, что у меня теперь все будет хорошо. Что я не какая- нибудь нищая голодранка-бесприданница, которая бы унижалась перед мужчинами ради денег, позволяла бы себя использовать. Что благодаря ему никто не посмеет обозвать меня приживалкой или нахлебницей. И я достойна намного большего, чем быть пожизненной любовницей. У дяди простая логика, он верит в то, что именно деньги правят миром. Но учитывая ту жизнь, что он вел, да и сам факт того, что он единственный, кто из нашей семьи зарабатывал и кормил нас всех, — не мне с ним спорить.
Теперь я замужем за человеком по большой взаимной любви. И, что по мнению дяди, намного важнее — за человеком, которого одобрил он сам. После беседы с Озерским у него легко на сердце.
Мы обнимаемся и плачем.
Я шепчу: «Спасибо. Если бы не ты, я бы сломалась». Он кивает мне, моя благодарность для него очень важна.
Мои слова дяде — истинная правда, я действительно его люблю, как должна была бы — родного отца, и безмерно уважаю. Поэтому через три месяца именно дяде первому я рассказываю о своей беременности.
Потом Егор обязательно поймет, почему я не сказала ему первому. А пока новость останется нашей с дядей маленькой тайной.
Все случилось внезапно. Я продала бизнес, распределила деньги, после чего мы с Математиком улетели на съемки «Ягненочка», где он сутками пропадал на площадке, а мы с Региной гуляли по городу, общались, загорали и вообще отлично проводили время. Мне очень понравилось в Америке, но возможно, отдыхать с деньгами хорошо практически в любой стране? А потом, по возвращении в Россию, у меня случилась задержка. Первая за всю мою жизнь. Поначалу я решила, что цикл шалит, все же перелет через океан — шутка, что ли? Боялась делать тест. Надежда ведь… надежда бередила душу. Что если… получилось? Вдруг… мы заслужили чудо?
Неделю ходила загадочная и напуганная. Боялась. Страшилась узнать, что это всего лишь сбой в организме, вызванный акклиматизацией. Записалась к врачу. А потом, за несколько часов до приема, рано утром не выдержала, поднялась пораньше и полетела в круглосуточную аптеку. Затем, закрывшись в туалете ближайшей кафешки, сделала тест. Прижала ладонь к губам и шептала «спасибо, спасибо, Господи», пока недовольные посетители периодически дергали дверь. Мысленно извинялась, что занимаю кабинку, просто это важно. Очень сильно важно для меня и моего мужчины. Вышла, вытирая слезы, сжимая кулаки, проговаривая про себя по очереди все известные молитвы снова и снова. Беззвучно шептала губами.
Хотела сразу написать Егору, но позвонила дядина сиделка и сообщила, что тот впервые за неделю пришел в себя. Я бросила дела и поехала к нему.
Дядя действительно был в сознании, когда я забежала в его спальню. Открыл глаза. Так вышло, что я умудрилась прибыть первой — до мамы и прочих родственников. Присела на кровать, стиснула его худую руку и погладила по осунувшемуся лицу. Вздохнула, запрещая себе плакать. Мы всегда знали, что этим закончится, нужно быть сильной. Держаться до последнего. Он сам просил об этом. Я наклонилась пониже и прошептала ему на ухо: «Дядя, я скажу тебе первому. Еще никто не знает. Это большой секрет. Дядя, я жду ребенка от любимого мужчины. От Егора. Представь, он еще понятия не имеет. Пока никто не в курсе, только мы с тобой. Дядя, он обрадуется. Он положит мир к моим ногам».
В ответ мою руку сжали крепко-крепко. Дядя кивнул и улыбнулся.
Где-то через час прибыл Егор, следом отец привез маму, но благоразумно остался сидеть в машине у подъезда. Не оставил себя ждать и дядин старший сын, который не так давно перебрался в Москву. В течение трех часов подтянулись остальные дальние родственники и немногочисленные друзья.
Дяди не стало к обеду. Это был тихий уход в окружении родных и близких — спустя год после постановки диагноза и прогноза врачей «от недели до месяца».
Через несколько наполненных молитвами и робкими мечтами недель УЗИ подтверждает факт здоровой беременности, и я позволяю себе радоваться по- настоящему.
Передо мной тут же открываются два пути. Первый — огорошить бесплодного мужа новостью и, вглядываясь в его глаза, искать тень сомнения в своей верности, найти ее, смертельно обидеться и уйти, хлопнув дверью, обвинив в недоверии и в том, что он совсем не изменился.
Но я ведь не об этом мечтаю. Все эти месяцы мы жили просто прекрасно, говорили по душам на самые разные темы, обсуждали важнейшие для нас обоих вещи. Доверяли друг другу, как никому ранее. Шутили. Вместе путешествовали. Занимались любовью. Битые жизнью и знающие, как плохо может быть, мы крепко держались друг за дружку, и разрушить эти драгоценные отношения счастливой новостью было бы верхом несправедливости и тупости. Поэтому я включаю мозги.
Первым делом, конечно, гуглю. Затем еду в одну передовую лабораторию, где узнаю все доступные нам варианты. Оказывается, тест на отцовство можно провести по крови беременной женщины без прокола живота, но не ранее, чем срок беременности перевалит за девять недель.
О, как я жду эти недели! Считаю дни, мысленно зачеркивая их в своем выдуманном календарике. У моего малыша уже целый месяц бьется сердечко, а его папа ни о чем не догадывается. Но он простит мне эту крошечную ложь. Впереди у нас достаточно времени, чтобы сполна насладиться общим счастьем. Я молчу, как долбанный партизан. Мама, подруги, свекровь — никому ни единого слова. К счастью, ни токсикоза, ни каких-либо заметных изменений в своем теле на первых порах не замечаю. Малыш будто чувствует риски, сидит тихо. Мой муж будет самым лучшим отцом, но нужно сделать все правильно, ведь… он достался нам с малышом после первой больной на всю башку жены.
Егор работает, занимается спортом, совершенно ни о чем не подозревает. С Санни не общается совсем, даже тренажерку сменил, чтобы не пересечься случайно. Меня это беспокоит, но решаю не вмешиваться. Понятия не имею, какая тень легла между парнями, но судя по всему, их дружба не прошла очередную проверку. И у меня подозрение, что инициатором холодности являлся именно Егор. Однажды я задала Математику вопрос, но муж заверил, что я там ни при чем.
Этим чудесным утром я, настроившись, красиво одевшись и накрасившись, бужу Егора пораньше и, пообещав сюрприз, прошу поехать со мной в одно тайное место.
Поначалу он ведет себя беспечно, выглядит заинтригованным, но затем, когда мы останавливаемся около частного медицинского учреждения, слегка напрягается.
Перевожу дух и выдаю на одном дыхании, что нахожусь в положении, и раскрываю цель нашего визита в лабораторию.
Озерский в шоке.
В первые секунды он полностью дезориентирован новостью, причем не злится и не радуется. Понятия не имею, о чем думает. Просто спрашивает: