Услышав, как Кристоф приказал подать его сюда, в спальню, я беспокойно заерзала — мы сидели обнявшись. Для него человек, со страхом поднимавшийся сейчас по ступенькам, почти не существовал и потому не вызывал никаких мыслей. Мне же, напротив, хотелось немедленно встать, одеться и, главное… быть подальше от постели с Кристофом!
Я попыталась подняться, но ничего не вышло — разжать его объятия было невозможно! Звук шагов приближался, и позвякивание посуды на подносе становилось все четче с каждой секундой, увеличивая мое замешательство. Я уже почти лягалась.
— Диана, — его спокойный голос урезонивал меня, как малого ребенка, — успокойся, ну же, перестань! Это же только прислуга.
— Кристоф, пусти! Я не могу… — бормотала я, пыхтя от бесполезных усилий.
Но он лишь прижал меня еще крепче. Несущий завтрак ступил на мрамор второго этажа, и, смирившись, я прекратила вырываться.
Мика (а именно она принесла еду) прошла к столику у окна сервировать завтрак. За все время, что она была в комнате, ее взгляд не коснулся нас — никто не посмел бы нарушить установленные правила. Но, даже не видя ее глаз, я прекрасно знала ее мысли, полные ненависти, яда и зависти…
Я расслабилась, только когда она закрыла дверь на первом этаже.
— Если она тебе не нравится, через десять минут ее не будет в доме! — великодушно предложил Кристоф, внимательно наблюдавший за мной все это время.
Я вздрогнула. Зная ее будущее в таком случае лучше всякого оракула, я не желала ей смерти, несмотря на всю мою неприязнь.
— Не надо, Кристоф! Пожалуйста! — начала я возбужденно…
Но он меня прервал:
— Хорошо. Послушай, — он повернул мое лицо к себе, — я хочу, чтобы ты привыкла к тому, что нас видят вместе. Твое место здесь, рядом со мной, — произнес он с явным удовольствием. — Кроме того, впереди тебя ждет совершенно иная жизнь, в которой их мнение, — его небрежный жест охватил мир людей — мой мир за окном, — ничто!
— Что ты имеешь в виду? — Неужели он думал, что рядом с ним я забуду, кто я? — Какая иная жизнь?
Кристоф улыбнулся, в его глазах появилось странное выражение.
— Жизнь, полная любви, — почти пропел он, подкрепляя слова движением рук по моему телу.
Но у меня сложилось четкое впечатление, что сей заезженной фразой он заслонил истину…
Стол попал в поле моего зрения, и желудок возмущенно напомнил о своем существовании!
— Все, перерыв!
Отчаянно отбрыкиваясь от его изощренных ласк, я потянулась к еде. В этот раз меня со смехом отпустили.
Было необыкновенно вкусно!
Вначале я хотела изобразить сдержанность, но вспомнив, что Кристоф видел меня всякой, перестала мучить себя условностями и набросилась на завтрак с жадностью дикого зверя. Подражая мне, Кристоф присоединился.
— Еще пару часов без еды, — еле выговорила я с набитым ртом, — и удовольствие от нее было бы почти сексуальным!
Кристоф рассмеялся.
— Ну, это легко проверить! — и сделал вид, что отбирает у меня огромный бутерброд с ветчиной и салатом, в который я вгрызлась до половины. В ответ я свирепо зарычала, чем вызвала у него приступ безудержного веселья!..
Спустя минут пятнадцать сильно подобревшая, с закрывающимися от сытости глазами, я лениво куснула яблоко, тут же вскрикнув.
— Язык? — спросил с интересом Кристоф.
— Губа, — ответила я сонно.
— Дай пожалею, — он придвинулся ко мне с явным намерением поцеловать раненую губу.
— А кровь тебе не… помешает? — данная мысль впервые пришла мне в голову.
Он усмехнулся, отрицательно покачивая головой.
— Понимаешь, Диана, свою жажду я могу утолить кем угодно, а вот голод… — и его изумрудные глаза загорелись, — мой голод можешь утолить лишь ты.
Судьба, задолжавшая мне счастья, решила отдать его все целиком.
Ко мне будто вернулось далекое детство — мир вновь оглушал красками! Каждый час пролетал незаметно, заполненный до отказа впечатлениями, и любая его минута была бесценна. Яркие дни сливались воедино с жаркими ночами, путая меня в календаре, сбивая с толку само время…
Получив от жизни больше, чем могла желать, я жадно хотела еще!
И я была счастлива.
Кристоф… Когда его губы отрывались от меня, их не покидала улыбка. Она окрасилась в многочисленные тона — нежная, лукавая, понимающая, насмешливая, страстная, хищная… — и в бесчисленные оттенки!
Мы находили друг друга в мелочах — словах, жестах, мимике — заново, будто встретились впервые. Но неразведанного все еще оставалась бесконечность.
Дженоб и Мойра лишь смотрели на нас смеющимися взглядами, подшучивали, но ничто не могло рассеять нашу эйфорию!
— Похоже, наконец, и в нашем доме поселилось счастье! — говорил Дженоб, поблескивая глазами.
— Да, только счастье, и ничего больше! — с готовностью отвечал Кристоф, прежде замкнутый и ревностно охранявший свои переживания от посторонних.
Почувствовав перемену к лучшему, даже слуги стали чуть живее в его присутствии.
Иногда я почти забывала, кто он. Но сам дом напоминал: его портреты в одеждах разных времен хотя и не висели на видных местах, но все же встречались то в одной, то в другой комнате рядом с такими же говорящими изображениями Дженоба и Мойры. Роясь в библиотеке в поисках книг, я натыкалась на старинные бумаги, подписанные разными именами, но одной рукой — его. Интригующих исторических деталей было достаточно, чтобы я впервые заинтересовалась его возрастом.
К моему удивлению, Кристоф не спешил доверить мне эту, на первый взгляд совершенно безобидную, тайну.
— Скажи, Диана, если бы я сказал, что мне сто лет, это оттолкнуло бы тебя?
— Ты же знаешь, что нет…
— А если бы сказал, что триста?
— Нет, конечно…
— А если пятьсот?
— Да какая разница?
— Вот и я говорю — какая разница? Давай лучше обсудим более важный вопрос, — и, притягивая меня к себе, он начинал шептать, какой именно, вгоняя меня в краску и уводя мое воображение в совершенно ином направлении…
Тем не менее наши незаконченные разговоры оставили у меня четкое ощущение, что ему было гораздо больше пятисот лет.
Но шаг за шагом я узнавала его.
Если безграничные возможности обоняния Кристофа можно было представить по факту, что он сумел разыскать меня, то его слух, осязание, скорость, сила постоянно удивляли — превосходили мои самые смелые предположения. А он хвалился, как мальчишка! В мгновение ока поднимался со мной на крышу и застывал на самом краю конька, заставляя меня с визгом испуганно хвататься за него. Подбросив меня в ночное небо к самым звездам и после головокружительного полета легко поймав в объятия, любил меня там же, в траве спящего сада, вырывая крик восторга… И сложно сказать, что у него получалось лучше!
Наконец, проснувшись однажды ночью, я увидела его спящим и долго не шевелилась, боясь спугнуть с его лица выражение тихого счастья. Позже он объяснил мне, что может несколько дней не спать, но чувствует себя лучше после пары часов неглубокого сна…
Я знакомилась с его миром.
Время от времени к нему приезжали посетители. «Друзья», — говорил он, но отчетливая нота сарказма, сопровождавшая слово, ясно давала понять его отношение к дружбе. И он торжественно представлял меня знакомым, партнерам, соратникам…
Глубина его интеллекта восхищала! Чувствовалось: это не просто опыт многих поколений. Вспоминая, как решалась с ним спорить, я изумлялась своей детской самоуверенности — настолько он был умен! Несмотря на свое дорогостоящее образование, рядом с ним я ощущала себя неучем и тайно недоумевала, чем смогла его заинтересовать… Впервые в жизни мне захотелось учиться — чтобы соответствовать ему.
Был поздний вечер. Ливень длиной в целый день шумел за окном, убаюкивая монотонностью. А под нашим одеялом царило тепло и удовлетворение, и я решила, что момент подходящий.
— Кристоф…
— М-м-м?
— Мне хотелось бы чем-нибудь заняться… — начала я осторожно.
— Мне тоже, — промурлыкал он с улыбкой и начал спускаться вниз от моего правого уха мелкими шажками поцелуев.
Я закрыла глаза. Иногда его неутомимость… утомляла.
— Я имею в виду — кроме домашних дел, — и чтобы полностью исключить недопонимание, уточнила: — Мне хотелось бы учиться. Или работать.
Забыв о моей недоцелованной шее, Кристоф поднял голову, и в его глазах застыло престранное выражение.
— Работать?
Мне не понравилось, как это прозвучало — напряженно, будто преодолевая ощутимое сопротивление. Стараясь сделать свой голос легким, я изобразила смущение.
— Ну, наверное, ты прав… Где я смогу работать? У меня ведь нет высшего образования! — Годы, отведенные жизнью на его получение, были потрачены на рабский труд и на попытку скрыться от моего жестокого хозяина. Но я не хотела напоминать ему о том, что доставляло боль нам обоим, и поэтому закончила смеясь: — Все, что я умею делать, — прятаться от тебя!
— Сложнейшее задание, поверь, — пробормотал он, задумчиво глядя на меня.
Я хотела пошутить, что, возможно, мне стоит открыть курсы… но вовремя передумала.
— Тогда, может быть, я бы училась? — мой голос был сама робость и нежность…
Его взгляд расслабился, и уже намного спокойнее он спросил:
— И что ты хотела бы изучать?
— Точно не знаю, но, наверное, историю, культуру, языки, — у меня было смутное ощущение, что это лишь капли в океане моего невежества. Но, с другой стороны, с чего-то же надо было начинать!
— Достойный выбор, — улыбнулся он. Судя по всему, мои мотивы стали ясны для него, что убрало непонятную тревогу. Он кивнул: — Хорошая идея. И почему я сам не подумал? У тебя будут лучшие учителя — ученые, профессура… — и с воодушевлением закончил: — Нам позавидует любой университет!
— Э-э… вообще-то я имела в виду поступление в университет, а не обучение на дому.
— Чем тебе не нравится обучение на дому?! — снова ощетинился он, буравя меня подозрительным взглядом.
Я засмеялась.