– Однако ты здесь.
– По приказу, – пожала я плечами.
– Почему послали именно тебя?
Я оттопырила губы:
– Может, ты все-таки болван?
– Ясно! – фыркнул он. – Ты родом из Домбанга, знаешь город…
– …И тебя знаю.
– Вот оно как? – Он задумчиво постукивал пальцем по рукояти ножа. – Тебе поручено затащить меня в постель, затрахать до потери бдительности и выведать все секреты?
Я насупилась и подбоченилась:
– Кажется, только что мы обсуждали некоторые области, в которых мои способности несколько шире расстояния между ляжками?
Рук с головы до ног смерил меня взглядом, но вот понять его я не сумела. Мелькнула в нем капелька страсти? Или только стальной блеск, как у оценивающего противника бойца?
Я попробовала вообразить себя Элой – женщиной, давно познавшей свет и меняющей мужчин, как наряды. Я вызвала в памяти ее карие глаза за краем поднятого бокала: как они лучатся отсветами лампы и будто смеются, даже когда ее лицо неподвижно. Я откинулась спиной на дощатую стенку, повторяя ее вольную позу, сочетающую в себе готовность к бою с праздной истомой.
Возможно, попытка удалась. По лицу Рука я не могла о том судить. А у меня, если честно, вспотели ладони и пересохло во рту.
– Конечно, – я говорила, подражая спокойному гортанному голосу Элы, – кеттрал должны быть всегда готовы к непредвиденным обстоятельствам. Разумеется, во благо великой империи я соглашусь залезть к тебе в постель.
Реплика была задумана как соблазнительная. Рук не соблазнился. По правде сказать, он меня будто вовсе не услышал. Он смотрел через мое плечо в глубину длинной комнаты. И почти не шевельнулся, разве что чуть сместил центр тяжести, чуть опустил плечи, но я эту позу узнала с первого взгляда. Сколько раз видела ее в Сиа, и всегда она означала одно: кому-то придется плохо, и может быть, очень плохо.
– Женщина в сером – Аспид, – тихо бросил он, выходя со мной в жаркую домбангскую ночь за стенами бань.
Я быстро нашла ее взглядом: маленькую немолодую женщину с рябым лицом, слегка прихрамывающую. Я бы на такую не оглянулась. Она медленно пробиралась между заполнившими широкое крыльцо людьми, обходила кучки гуляк, не поднимая глаз, уклонялась от толчков.
– Не очень-то она похожа на ядовитую гадину, – заметила я.
– Не похожа. Просто мы дали ей эту кличку.
– Настоящее имя недостаточно звучное?
– Настоящего я не знаю, – мрачно покачал головой Рук.
Спускаясь по ступеням, он словно просачивался сквозь толпу, а я держалась на полшага за ним.
– Почему она нас так занимает?
– Не она сама, – ответил Рук, – а человек с ней.
Я присмотрелась. По сторонам крыльца горели десятки красных фонариков, но ночной ветерок, раскачивая их, разбрасывал бегучие зыбкие тени.
– Никого не вижу.
– Не туда смотришь, – отозвался, ускоряя шаг, Рук. – Ниже, у канала. У третьей от нас лодки, той, что под черным навесом. Он как раз к ней подходит.
Я не сразу высмотрела высокую стройную фигуру в черном жилете и ноке до середины икры. Прежде чем ступить на борт лодки, мужчина оглянулся, на миг показав мне длинное лицо с высоким лбом и острым носом-топориком.
– Незаметно, что они вместе, – вставила я.
– В том-то и дело, – кивнул Рук. – Поэтому я и за пять лет не сумел докопаться до корней их жреческого сообщества.
– Так они жрецы?
– Тот, что в черном, – да. Аспид, как мы выяснили меньше года назад, служит госпоже Квен.
– Имя госпожи Квен должно быть мне знакомо?
– Смотря насколько глубоко тебя ввели в курс здешних дел. Она из местных богачей, открыто критикует политику Аннура, но я до сих пор не нашел, что предъявить ей на суде.
Я вздернула брови:
– У тебя в подчинении зеленые рубашки и толпы легионеров. Зачем тебе суд?
– Ты плохо знаешь Домбанг, – возразил Рук. – Город балансирует на лезвии меча. Большая часть горожан одобряет Аннур – законы империи, ее торговлю и ее благосостояние, – но четверть населения способны за полдня перевернуть все вверх дном. Чтобы привлечь кого-то к суду, мне нужны доказательства: трупы, груды награбленного или наворованного, да и тогда есть основания опасаться бунта.
– Может, зря ты бросил кулачные бои?
– Ты не представляешь, как часто я об этом думаю.
Мужчина в черном – жрец – скрылся под лодочным навесом. Аспид задержалась у одного из прилавков за крыльцом, обменяла несколько медных светильников[1] на завернутый в большой лист медовый лед и неспешно отошла к берегу, где, черпая лакомство бамбуковой ложечкой, принялась любоваться каналом.
– Если они таятся, – заговорила я, – какой смысл назначать встречу здесь, в самых больших домбангских банях?
– Здесь их труднее выследить. За домом госпожи Квен мы наблюдаем круглосуточно, но она об этом знает. Она на сто шагов не подпустит жрецов к своему порогу и причалам. Они находят другие способы: тайные знаки, встречи в людных местах. Здесь или на каком-нибудь рынке, в гавани, в таверне. У каждого жреца свои места, к тому же постоянно меняющиеся.
– Места для чего? – спросила я, чувствуя, как в животе ворочается ужас, потому что уже знала ответ.
– Для жертвоприношений, – тихо, глядя мне в глаза, ответил Рук и кивнул на Аспид. – Идем.
Доев медовый лед, женщина выбросила лист в канал, проводила взглядом уплывающий по течению зеленый кораблик и гуляючи двинулась к той же лодке, на которую недавно взошел жрец. Причалы у бань были сплошь заставлены судами: узкими «ласточкиными хвостами», яркими прогулочными баржами, курносыми паромами, расталкивающими борта других лодок, чтобы принять или высадить пассажиров. Лодка под черным навесом ничем не выделялась среди других. Я бы ее и не заметила, если бы Рук не показал. Аспид легко шагнула с причала на качнувшуюся палубу. Она не озиралась, держалась как тысячи других, проходивших за день по этому причалу. Негромко сказав что-то лодочнику, она скрылась под навесом.
– Убьем их? – спросила я, покосившись на Рука.
– Жреца я мог бы убрать давным-давно, – покачал он головой. – Мне нужна госпожа Квен.
– Полагаю, не стоит надеяться, что она скрывается в той лодочке.
– Эта добрая женщина очень и очень непроста. Договариваться она поручает Аспид, которая, убедившись, что за ней нет слежки, приводит жреца к своей госпоже.
– Значит, надо нам исхитриться.
– Надеюсь, ты за эти годы не размякла. – Рук снова смерил меня взглядом.
– Залечь на дне лодки сумеет и толстуха.
– В лодке нам делать нечего, заметят.
– Только не говори, что предстоит добираться вплавь.
– Именно так.
Я присмотрелась к нему:
– Плывем?
– Конечно плывем, – кивнул он.
– Свет доброй Интарры!
– Я слышал, кеттрал – хорошие пловцы.
– Так и есть, – признала я, – но плавать предпочла бы не в сточной канаве.
– Тебе повезло, мы в чистом конце города.
– Какая удача!
Лодочник отвел суденышко Аспид от причала и, налегая на шест и переругиваясь с соседями, проталкивался на чистую воду.
– Ну, пошли пачкаться, – бросил Рук, шагнув в толпу.
Я набрала в грудь воздуха, тронула ладонью ножи и последовала за ним.
Домбанг не похож на другие города. Вместо улиц у него большей частью каналы, но эти обвивающие кварталы протоки заливает густая черная, как смоль, муть. Кое-где по берегам медлительных потоков выстроены мостки, а то и широкие, протянувшиеся на несколько миль набережные. По такой набережной мы и двинулись, держась в гуще толпы и с безопасного расстояния наблюдая за черной лодкой. Хорошо бы продержаться так всю ночь. Но нет, Аспид была слишком умна, чтобы облегчать нам слежку.
Через четверть мили ее лодка свернула по узкой протоке на север, оставив нас на дальнем берегу. Потеряв ее из виду, я оглянулась на Рука – тот уже сбросил жилет, следом стянул сапоги и штаны. Прохожие откровенно веселились, разглядывая его голое тело. Кое-кто, заметив, что я смотрю на него, подкидывал сомнительные советы, которые Рук пропускал мимо ушей.
– Можешь плыть и в рубашке, – сказал он мне, – но если отстанешь, ждать не буду.
И он опрокинулся через перила. Всплеск расцвел светлым цветком на черной воде. Я, приглушенно ругнувшись, стянула через голову рубаху, тоже сбросила штаны и сандалии и поспешила вдогонку. Поднятые лодкой волны уже гасли у берегов.
– Дальний, – сказал Рук, махнув на частный причал у другого берега, и поплыл к нему сильными ровными гребками.
Хорошо было сменить вранье и словесный поединок в бане на честную, без тонкостей и задних мыслей, работу для рук и ног. Мне давно не случалось проплывать больше сотни шагов – в Анказских горах самые крупные озера немногим больше ванны, – но память детства вернулась сразу и вела меня вперед, хотя руки и плечи быстро загорелись от усталости.
На причал я подтянулась почти вровень с Руком. Наклонившись, он помог мне встать на ноги, и наши голые тела вскользь соприкоснулись. Я подняла взгляд – его лицо было совсем близко. Он не сразу выпустил мои руки.
– Мы, помнится, гнались за злодеями? – поджав губы, заметила я и почувствовала, как вздрогнула от сдержанного смешка его грудь.
– Просто дал тебе передохнуть.
– О, я еще толком и не разогрелась.
Боковой канал, в котором скрылась лодка, уходил в темноту. Я понимала, зачем мы выбрались из воды: двое плещущихся пловцов в узкой протоке заметнее лодки. К сожалению, другого пути за ними не было. Канал был деловым – ни мостков, ни прогулочной набережной, а только выдававшиеся на равном расстоянии причалы под фонарями.
– Ты долго собираешься ждать? – спросила я.
– Вовсе не собираюсь, – покачал головой Рук.
Не дав мне ответить, он прошел по мосткам к двери, убедился, что заперта, и пнул ее босой ногой.
Я подняла брови.
– Они огибают квартал, – пояснил он. – А мы пройдем насквозь.
– А если хозяева станут возражать?
– Их тоже пройдем насквозь.