Снаружи ничего не было.
Дельта, конечно, была. Озеро осталось на месте: мутноватая темная вода, взъерошенная ветром и окруженная стеной камыша. В зарослях шныряли ветроклювки. В нескольких шагах от меня покачивались на волне полдюжины чернетей. Под ногами был надежный плот, и никуда не делась хижина, из которой я вышла. Рядом была причалена вторая такая же, и за ней – наша лодка. И все, как я помнила. А Вуо-тон – баржи, челны, десятки плавучих домов, долбленые каноэ – пропал.
На несколько ударов сердца я замерла, тараща глаза. Мое еще затуманенное после вчерашних трудов, выпивки и дыма трубок сознание тщилось связать обрывки воспоминаний с тем, что видели глаза. Пока я глазела, разинув рот, из соседней хижины вышел Коссал, оглядел пустое пространство, поморщился, сплюнул в воду и, не дав мне времени спросить, скрылся в хижине. Он почти сразу вышел снова, вместе с Элой. Жрица сменила промокшую одежду на легкое одеяло – перекинула его через плечо и подпоясала. Вид у нее был не лучше моего – она протерла глаза, наклонилась пару раз, разминая спину, и только потом заметила пропажу. А уж тогда расхохоталась.
– То-то мне показалось, что у квея странный вкус, – воскликнула она.
– Я квея не пил, – покачал головой Коссал.
– Но ты пил воду, – погрозила ему пальцем Эла.
– Опоили… – тупо проговорила я. – Они нас опоили.
– За что лично я им благодарна, – пожала плечами Эла. – После драки с крокодилами и танцев ночь напролет неплохо хорошенько выспаться.
– Куда они подевались?
– Сменили место.
Обернувшись на голос, я увидела стоящую перед третьей хижиной Чуа – одетую, с острогой в руках. Рыбачка разглядывала опустевшее озеро.
– В полночь здесь было сто домов, – сказал Коссал.
– Сто лодок, – поправила она. – Я вам говорила, что вуо-тоны не задерживаются на одном месте.
– Ты знала, где их найти, – напомнила я. – Привела нас прямо сюда.
– Нет, – возразила Чуа. – Я только знала, где искать. Мы миновали несколько пустых стоянок, пока нашли эту, и нашли только потому, что они нам позволили.
– Но ведь они нас приняли! Мы прошли испытание. Они угощали нас как желанных гостей.
– Особенно желанной, – вставила, подмигнув, Эла, – я почувствовала себя в объятиях милой парочки, не упомню уж, как их звали.
– Вуо-тоны не меняют места без нужды, – сказала Чуа. – Только когда селение под угрозой.
– Где же тут угроза? – спросила я, обводя рукой широкое пустое озеро.
За моей спиной зашуршало, и из нашей хижины вышел Рук – без рубашки, здоровая рука сжата в кулак.
– Угроза, – угрюмо буркнул он, – опоздала на хрен.
– Как загадочно! – шевельнула бровью Эла.
Одно-два мгновения я ломала голову над его странным заявлением. А потом все встало на свои места.
– Ты готовил захват, – сказала я, вглядываясь в его лицо.
Он устало кивнул:
– Если они виновны в бойне на барке, это был единственный шанс.
– Хотелось бы прояснить некоторые подробности. – Эла склонила голову к плечу. – Предполагалось, что ночью мы их всех перережем? Знай я заранее, не увлекалась бы танцами и нежностями.
– Нет, – ответил Рук. – Мы служили всего лишь собаками. Охотники шли следом, на наш лай.
– Признаю, я кое-что себе позволила, – насупилась Эла, – но все же не слишком вежливо называть меня собакой.
– Потроха! – спохватилась я. – Те, что ты вывалил в воду из бочек. Никакая это была не жертва.
– На кровь собираются квирны, – пояснил он. – Квирны привлекают речных коршунов. У них размах крыльев восемь футов. В трубу за много миль видно, как они кружат над камышами.
– Твои люди шли за нами, – кивнула я.
– Да. Зеленые рубашки и легионеры. Им было приказано окружить селение и на рассвете атаковать.
Чуа плюнула в воду:
– Говорила тебе: никто не найдет вуо-тонов без их на то воли.
– Я ожидал увидеть деревню, а не скопище лодок. – Он обводил взглядом камыши, высматривая проломы. – Далеко они ушли?
– На мили, – сказала Чуа.
– Сумеешь выследить?
Она ответила ему неподвижным взглядом.
– Зачем тогда этот пир? – спросил Коссал, ковыряя в зубах и задумчиво щурясь в восковое небо. – Зачем было вообще нас пускать, если они знали о ловушке?
– Из-за кровяного камыша, который мы выдернули в дельте, – объяснила Чуа.
Коссал нахмурился:
– Образчик местной флоры на носу лодки, казалось бы, слабоватое извинение за подготовленную засаду.
– Вуо-тонам ничто не грозило, – ответила женщина и обратилась к Руку: – Ты, верно, приказал своим людям держаться поодаль, дать нам завязать знакомство, а уж потом смыкать кольцо?
Рук, поморщившись, кивнул.
– И что из этого? – спросила я. – Неужто они хотели с нами познакомиться?
– Вуо-тоны верят в мудрость Дарованной страны, – пожала плечами Чуа. – Лодки из Домбанга нечасто находят сюда дорогу. Те, кого пропустили Трое, стоят внимания.
– Мы их нашли, потому что ты знала, где искать, – упорствовал Рук. – Нас привела сюда ты, а не дельта. И не тайно проложившие дорогу Трое.
– Ты все видел и по-прежнему не веришь? – удивилась рыбачка.
– А что я видел? Поддельную лодочную деревушку. Смерть своих людей от крокодила и змеи. – Рук махнул рукой на камыши. – Богов не видел. Златоглазые женщины из воды не выскакивали.
– Ты видел вуо-тонов, – ответила Чуа. – Ты все еще думаешь, что людей на барке перебили они?
Рук всматривался в кивающие камыши, как в буквы таинственной рукописи.
– Не знаю, – признался он наконец.
– Иногда лучше сперва убить, а после разбираться, – намекнула Эла.
– Я никого не приказывал убивать, – покачал головой Рук. – Кроме как в случае сопротивления. Мне нужны были только главари, воины – те, кто в ответе за атаку на барку.
– И сколько человек ты счел нужным взять для усмирения главарей и воинов? – уточнил Коссал.
– Двести, – поморщился Рук. – Взял бы больше, но не хотел подрывать оставшиеся в Домбанге силы.
– Двести, – повторил Коссал. – Против тысячи вуо-тонов.
– Я рисковал, – признал Рук. – В расчете, что половину населения составляют дети и старики, неспособные сражаться. Я понимал, что они обнаружат лодки до решающего удара, и все же надеялся на элемент неожиданности. В вооружении мы их превосходим: арбалеты и все прочее.
– Я бы предупредила, что расчет неточен, – покачала головой Чуа.
– Тебе не было веры. Ты могла их предостеречь.
Утро выдалось тихое. Румяное неторопливое солнце на ладонь поднялось над метелками камышей. Я указала на него:
– Говоришь, приказал своим людям атаковать на восходе? Где же они?
Ответа на этот вопрос мы не нашли и в Домбанге. Целый день пробирались по извилистым протокам дельты – тем самым, по которым должны были двигаться солдаты Рука, – но встречали только крокодилов, уток, виноклювов и крошечных синеголовых камышовок. Дым домбангских очагов показался, когда солнце уже упало с залиловевшего неба. Первая встреченная нами лодка оказалась длинным челном с полудюжиной рыбаков. Они, оставив сеть, опасливо поглядывали на нас, но не помахали в знак привета и не окликнули.
Мы с Руком гребли весь день, теперь он поднял весла.
– Зеленых рубашек не видели? – крикнул он.
Дельта, как обычно, приглушила голос. Он как бы растворился в тростниках, канул в ил.
– Лодки с военными, – пояснил Рук. – С солдатами.
Старший рыбак серьезно покачал головой, еще раз оглядел нас и снова занялся неводом.
– Может статься, твои солдаты мертвы, – лениво заметила Эла. – Как те, с барки.
Это были не первые ее слова за долгую дорогу к дому, но только теперь Рук ей ответил. Он резко обернулся к вальяжно раскинувшейся на корме женщине и нацелил в нее палец, будто задумал проткнуть горло.
– Людей на барке заманили в засаду. Возможно, многие были пьяны – допивали ром перед заходом в город. Мои были вооружены, каждый с арбалетом, мечом и копьем. И готовы встретиться с врагом.
– Никто не готов встретиться с Дарованной страной, – сказала Чуа.
Она подсела на мою скамью и забрала у меня из рук весла.
– Подвинься, – велела она.
– Я догребу.
– Скоро ночь, а ты стала грести медленней. Не хочу умереть на подходе к Домбангу, когда уже дымком тянет.
Я неохотно уступила ей место. Мы с Руком в этот день не разговаривали, но мне было хорошо и даже радостно сидеть так близко к нему, подстраиваться к ритму его движений, слышать его глубокое, ровное дыхание, когда он налегал на весла, задевать плечом его голое плечо. Мы так долго были противниками – дрались, испытывали друг друга, а тут довелось работать над одной задачей, в согласии. Тяжесть весла – это честная тяжесть. Пока мы молчали, лгать не приходилось.
Но и Чуа была права – силы у меня кончались. А чем скорее мы доберемся до Кораблекрушения, тем скорее узнаем, куда пропали лодки и солдаты Рука. Больше того, я поймала себя на желании поскорее вернуться в Домбанг. Обратный путь мы прошли без потерь – змею, подплывшую к борту, Чуа ловко проткнула острогой, – но ночная дельта воскрешала во мне детские воспоминания: как я, голодная и перепуганная, притулилась на низкой ветке, сжимая в руке нож и ожидая подбирающейся из теней смерти. Смерть меня теперь не тревожила, но, кроме нее, есть и другие страхи, так что я с облегчением выдохнула, когда вокруг нас сомкнулись стены домов и последний отсвет заката сменило розовое сияние фонарей.
Облегчение длилось недолго.
Едва мы углубились в городские каналы на два десятка длин лодки, как я заметила неладное. Маловато народу на причалах, мостах и набережных. Обычно с вечерней прохладой домбангская толпа только густеет. Заполняются таверны над каналами, рыбаки сходятся борт к борту и вылезают из-под навесов на палубы. Открываются после отдыха от жары лавочки на мостах, предлагают фрукты и битый лед, сливовое вино и сотни сортов квея. Во всяком случае, в обычные ночи. В эту было иначе. Сперва я решила, что после двух дней в дельте меня подводит память. Или – еще не так поздно, как мне думалось. Или – в этой части города живут по другому распорядку. Но пока наша лодка бесшумно скользила по темнеющей воде, Рук тоже стал хмуриться, изучая настилы и мосты.