Лицо мужчины перекосила горестная ярость, но что-то в нашем облике заставило его замедлить шаг и отступить за спины зеленых рубашек. Не понимаю, что страшного он в нас увидел. При мне, правда, было несколько ножей, но выглядела я словно только что сбежала из публичного дома через выгребную яму. Эла крутила на пальце сложенный зонт, а Коссал, морщась, постукивал по ладони своей флейтой.
– Бог сегодня жаден, – пробормотал он.
– Нам их не перебить, – покачала я головой, вытирая потные ладони о грязную сорочку.
– Шестерых стражников и двух ошалелых придурков? – Жрец поднял кустистую бровь. – Тут и одна Эла справится.
– А как насчет шести стражников, двух ошалелых придурков и одного потертого старого жреца? – отозвалась та, тыча его в бок зонтиком.
Коссал небрежно, не отводя взгляда от подступивших на двадцать шагов зеленых рубашек, отбил удар. Стражники замедлили шаг, а их коренастый начальник настороженно взглянул на нас и сжал пальцы на рукояти меча.
– Я уже приступила к Испытанию, – напомнила я. – Мне нельзя убивать тех, кто не упомянут в песне.
– Ты с утра уже потрудилась, – ответил Коссал. – Этими займемся мы.
– На мосту сотни людей, – прошипела я, – и все сейчас смотрят на нас. Если ты отдашь богу этих, зеленые рубашки станут ловить нас по всему Домбангу. Придется прятаться по чердакам.
– На чердаках тихо и спокойно, – пожал плечами Коссал.
– Нет! – Я отчаянно замотала головой. – Зеленые рубашки мне нужны.
Мы с Элой и Коссалом покинули Рашшамбар больше месяца тому назад и успели потолковать обо всем на свете, от черничного варенья до применения удавки, но о своих планах на Испытание и вообще о Домбанге я помалкивала. Отчасти потому, что еще не продумала всех деталей. А больше потому, что боялась: сказанное вслух спугнет надежды, колыхавшиеся в глубине моего сознания наподобие медуз, – они, как медузы, могли скукожиться и протухнуть, очутившись на воздухе. Словом, я ни разу не упомянула, как рассчитываю на зеленых рубашек.
Коссал вопросительно поднял бровь, но объяснять было некогда. К счастью, мне на выручку пришла Эла.
– Никаких чердаков! – заявила она. – Я требую вина и танцев.
– Танцуй на здоровье, – бросил Коссал, указывая ей на подступающих мужчин.
– Предоставьте их мне, – проговорила я, вложив в голос побольше уверенности.
Мне было странно и непривычно полагаться не на ножи. С тех пор как ребенком оставила Домбанг, я шла по жизни с утешительной мыслью, что мой бог – молчаливый, невидимый, но бесконечно терпеливый – стоит прямо у меня за плечом в готовности забрать всякого, кого я отмечу ножом. Сегодняшняя бойня на мосту представила щедрые доказательства, что бог по-прежнему здесь, со мной в своем непостижимом труде, но правила Испытания запретили мне взывать к нему. И среди толпы, рядом с Коссалом и Элой, я почувствовала себя одинокой.
Двигаясь навстречу зеленым рубашкам, я старалась подражать непринужденной грации Элы. Давалось это нелегко. Сколько себя помню, я черпала уверенность в бою, в ноже под рукой, в сознании своей искусности. Без оружия я чувствовала себя неловкой и неуклюжей. Не делалось легче и оттого, что вместо шелкового ки-пана я была одета в грязное исподнее и рваную сорочку.
«Ты жертва, – твердила я себе, – как все вокруг. Так же перепугана и растеряна».
Эту роль я тоже оставила за спиной, простившись с Домбангом, и возвращалась к ней без всякой охоты.
– Стоять! – приказал начальник зеленых рубашек, нацелив на меня острие меча, когда я приблизилась на два шага. – Ни с места!
Не обращая на него внимания, я с распростертыми объятиями кинулась к своим обвинителям.
– Вы живы!
Перемазанный в грязи мужчина был готов к бою или к погоне, но не понимал, что ему делать с моими нежданными объятиями.
– Слава Интарре! – восклицала я, прижимаясь щекой к его плечу.
Меня схватили, попытались оттащить, но я держалась крепко.
– Живой, – снова забормотала я и с удивлением почувствовала подступившие к глазам слезы.
– Отцепись, – потребовал мужчина, сумев наконец оттолкнуть меня.
Зеленые рубашки обступили нас редкой цепью. Они явно не знали, махать мечами или вложить их в ножны.
– Какого хрена? – возмущенно спросил старший, опустив оружие и шагая к нам.
– Такой ужас! – Я повернулась к нему, заговорила тонким голосом, постаравшись сделать его и боязливым, и умоляющим. – Ужас. Мы отбивались, но крокодилы, они… сильнее…
– Она их убила, – не сводя с меня взгляда, произнес мужчина.
– Я старалась, – всхлипнула я, повернувшись к нему. – Одному зверю зажала пасть. Вбила ему в спину два ножа, а ему хоть бы что…
– Не крокодилов, – сплюнул он. – Бин и Во. Ты их убила, дрянь!
Я испытала на нем ошарашенный взгляд.
– Что? Зачем…
– Что это за ножи? – Старший из рубашек подозрительно разглядывал мои ножны.
– Мы странствующие актеры, – непринужденно вступила в разговор Эла, умиротворяюще тронув ладонью запястье стражника.
Я заметила на ней замшевые перчатки, только еще не поняла, зачем они. Стражник отдернул руку, и Эла, не пытаясь его удержать, грустно покачала головой и обратилась к следующему:
– Когда мост рухнул, мы были в двух шагах от них.
Жрица очень натурально содрогнулась и почти без чувств упала на руки еще одному стражнику, который, неловко подхватывая ее, выронил меч. Ему на помощь поспешил второй. Оглянувшись, я увидела, что Коссал со скучающим и недовольным видом сидит на перилах в десятке шагов от нас.
– Они нас спасли, – подхватила я. – Те двое, что погибли. Женщина, вроде бы ее звали Бин, отгоняла крокодилов палкой. Они нас спасли.
– Так за что же ты их убила? – вскричала девушка.
Вид у нее был еще хуже моего, промокшие одежки расползались клочьями. Пол-лица заливала кровь, размывая ручейками подсыхающую грязь.
– Не понимаю, о чем ты все твердишь? – развела я руками, качая головой.
Эла обняла женщину за плечи и заговорила, утешая и поглаживая ее по голове:
– Бывает, что никто не виноват. Люди просто гибнут. Санни… – Она кивнула на меня, – сделала все, что могла. Как и все мы.
Глаза женщины стали пустыми, как небо.
Мужчина, растянув губы в помертвелой усмешке, шагнул ко мне и крикнул:
– Я не слепой!
Зеленая рубашка покосился на меня и снова обернулся к нему:
– Что же ты видел?
– Она метнула ножи! Убила Бин и Во!
– Я правда метала ножи, но не в его друзей, – подтвердила я, повернувшись к стражнику. – Я тонула в трясине, сражалась за жизнь. Зачем бы мне убивать женщину, которая помогала отогнать крокодилов?
– Она метала ножи в крокодила, – подтвердила Эла.
Стражник скривился – видно, был бы рад выбраться из этой неразберихи.
– Может, ты промахнулась? Случайно попала в его друзей?
– Я с пяти лет мечу ножи, – покачала я головой. – А тот крокодил был большой, как лодка, в трех шагах от меня. Не промахивалась я.
– Ты убийца! – Чумазый мужчина ткнул пальцем чуть не мне в лицо.
Он все твердил это слово, словно забыл все другие.
Эла встала между нами, успокаивающе погладила его по груди. Он отбросил ее руку, но я уже сообразила.
– Послушайте, это же бред, – воскликнула я. – Там, в дельте, столько людей нуждаются в помощи!
– Хочет сбежать! – вмешалась женщина.
– Мы подождем здесь, – снова покачала я головой. – Оставьте кого-нибудь за нами присмотреть, но, ради Интарры, отправьте остальных на север. Бедствию еще не конец.
Мгновение стражник всматривался в мое лицо, потом коротко кивнул.
– Вон, Тун, Квон, задержите их здесь. Чтобы до моего возвращения никто с места не двигался. Если дернутся, убейте. Когда вернусь, доставим их в Кораблекрушение и там разберемся.
– А мы чем виноваты? – возмутился измазанный в грязи мужчина. – Убийцы – эти гады!
– Если так, когда все кончится, они предстанут перед аннурским правосудием, – отрезал стражник.
– Лично я не прочь подождать, – примирительно вскинула ладонь Эла.
Она устроилась на перилах, словно не замечая пустоты за спиной.
– Коссал, – повелительно окликнула она, – перебирайся сюда.
Когда старый жрец сердито затопал в нашу сторону, она стянула с рук перчатки и аккуратно повесила их на перила.
– Сколько смертей! – горестно проговорила она. – Сколько бессмысленных смертей!
Солнце недалеко ушло по небу, когда рухнул Тун. Свирепо поглядывавший на нас воин вдруг опустил меч, схватился за грудь и упал с перекошенным лицом. Вон опустился рядом на колени и растерянно тормошил товарища, а не добившись ответа, отложил меч и упорно пытался оживить мертвеца, пока сам не осел на доски с мучительным изумлением на лице. В сотню ударов сердца было покончено со всеми.
– Ну, – бодро объявила Эла, встав на ноги, – вот все и уладилось.
– Итириол? – угадала я, изучая трупы.
– А в Рашшамбаре меня уверяли, что ты только в клинках знаешь толк, – улыбнулась Эла.
Я бросила взгляд на ее замшевые перчатки.
– Порошок сквозь кожу не проникает?
– Со временем проникает, – пожала плечами Эла. – Так что тянуть не стоит.
– Были способы покончить с этим скорее, – сварливо заявил Коссал, выпрямляясь.
– И обратить на себя внимание, – возразила Эла. – Было бы о чем поговорить.
Она кивнула на роящийся на мосту народ. Кое-кто оглядывался на нас, все заполонили окровавленные, перепуганные, обессилевшие и отупевшие до бесчувствия люди. Никому не было дела до нескольких тел у перил.
– А так мы остановимся в хорошей гостинице, а не будем ютиться на чердаке с летучими мышами. – Оценив меня взглядом, Эла порылась в мешке и кинула мне туго скатанный ки-пан. – Мне, в общем, приятно смотреть на ляжки с ножами, но, пожалуй, в город стоит одеться не столь вызывающе.
К горе Безумного Трента мы добрались в темноте. Большая приподнятая над землей платформа, как и сама переправа, осталась в наследство от аннурского вторжения. В четверти мили от северо-западной окраины Домбанга тянувшаяся прямо, как стрела, деревянная гать начинала полого уклоняться вверх, опоры становились все длиннее, а их конструкция усложнялась по мере того, как дельта оставалась все дальше внизу. Название для этого огромного сооружения подобрали неудачно: деревянные леса (за прошедшие десятилетия неоднократно чинившиеся и заменявшиеся) – никак не гора, а генерал Трент вовсе не был безумен. Стреляя с этой рукотворной горы, аннурские требушеты стерли с лица земли и сожгли в пепел северную часть города.