— Значит, я должна умереть, — просто сказала принцесса.
— И это невозможно. Все первенцы королевского рода выживают, это условие договора, и даже я не могу изменить решение мойр. Но я нашла средство.
На столике перед кроватью появился странный предмет — стеклянная трубка с тонкой иглой на конце. Трубка была заполнена жидкостью.
— Ты должна уколоть себя этим, — сказала богиня. — Введи себе иглу в вену и надави на поршень сзади.
— Что это? — вмешался король.
— Средство, — ответила тень. — Принцесса не умрёт, но заснёт глубоким сном. Который будет длиться столько, сколько понадобится, пока не родится настоящий принц. Или пока дракон, живущий в ней, не умрёт от голода. Возможно, — добавила она, — этого никогда не случится, и она будет спать до конца времён.
— Если другого выхода нет, — сказала принцесса, — да будет так.
— Ты должна сделать это сама, по своей воле, — напомнила тень. — Никто, кроме тебя, не может этого сделать. Будет больно.
— Хоть какое-то новое чувство, — принцесса через силу улыбнулась, беря в руки трубку с иглой. — Покажи мне, куда.
— Выпрями руку, — сказала тень, — и найди синюю жилку. Ты должна попасть в вену. Осторожнее.
Принцесса слегка вскрикнула и прикусила губу.
— Теперь нажми, — сказала тень. — Чуть медленнее, не сразу. Вот так, а теперь…
С грохотом распахнулось окно, и три высокие тени появились в спальне. Ночник погас, задутый ветром. Зазвенело стекло. С королевского ложа донёсся задушенный хрип. И — смех. Фортуна-Избавительница смеялась.
Но она уже ничего не слышала.
У этой истории есть, конечно, финал — но «всему же есть граница», и расписывать ещё и это я пока не буду, потому как весь пафос из пафосницы выскреб начисто. Хотя интересно будет ознакомиться с версиями читателей и особенно читательниц.
Притча об антисемитизме
29 июня, 2003
Типа, притча. Об антисемитизме.
Было то в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, вельми православном. Однако ж, и там были евреи, ибо где их нет?
И вот, собрался как-то некий еврей обратиться в Святое Православие, трудно сказать почему. Тем не менее, решение принял он твёрдое, а значит, «сказано — сделано».
И пошёл он, и пришёл он во храм, и увидел там попа большого: весь из себя такой суровый, с брадою лопатою, и лютым взором — истинно, служитель Божий.
Испужался еврей, да всё же переборол себя, да и подошёл, да и сказал: так, мол, и так, я еврей, хочу принять святое крещение.
Поп же великий в ответ на это зело разнегодовался и начал вещать нечто вроде: «знаю я вас, жидов поганых, всё бы вам пролезть во святую церковь и там гадить… вечно-то вы злоумышляете против люда православного, крапивное семя… жид крещёный что вор прощёный… Вот не буду я тя крестить, гада такая».
Ну, еврей, понятное дело, оскорбился на такой ярый антисемитизм. Плюнул с горечью, да и ушёл в расстроенных чувствах.
Через некоторое время, однако, снова он решил креститься. Пошёл он в иной храм, и увидел он там попа малого: весь из себя такой умильный, бородёнка тоненькая, в очах сладость — истинно, служитель Божий.
Умилился еврей, да и подошёл, да и сказал: так, мол, и так, я еврей, хочу принять святое крещение.
Поп же малахольный в ответ на это искренне обрадовался и начал вещать нечто вроде: «Очень, очень это замечательно! рад, рад за вас, что вы решились покинуть мерзкую и преступную веру иудейскую, и согласны прекратить пить кровь младенчиков, грабить нищих, и плевать на святое причастие! Ныне же тебя окрещу.»
Еврею, однако, и такой антисемитизм показался не сильно приятнее прежнего. Плюнул он, опять же, и ушёл, досадуя горько.
Однако, через какое-то время снова захотелось ему креститься. Пошёл он в третий храм, и увидел он там попа среднего: весь из себя такой незаметный, тихий, бородка аккуратная, весь скромный, непоказно смирный — истинно, служитель Божий.
Подумал еврей, подумал, да и подошёл, да и сказал: так, мол, и так, я еврей, хочу принять святое крещение.
На что поп пожал плечьми и ответил что-то вроде: «очень хорошо, коли решил — приходи завтра, окрещу тебя».
Еврей, понятное дело, переспросил на всякий случай: батюшка, говорит, еврей я, еврей, вот хочу принять святое крещение, неужели более ты мне ничего сказать не хочешь?
А батюшка опять плечьми пожал. Да и возьми да и скажи: «мне-то что с того? у нас несть ни эллина, ни иудея. Приходи на общих основаниях».
И вдруг почувствовал еврей, что вот тут-то он и есть — настоящий антисемитизм.
Миф о Сизифе
15 декабря, 2011
Миф о Сизифе у нас обычно излагают без лишних подробностей. Между тем, именно в детальках прячется суть. Восполним же эти пробелы.
Когда Сизиф со своим камнем стоит у подножия горы, этот камень совсем не велик. Так, булыжник, который и карман-то не особо тянет. Сизиф идёт почитай что налегке, и если бы не вздымающаяся перед ним гора — насвистывал бы. Но вид горы убеждает, что «это не прогулка».
А дальше происходит вот что. Камень начинает расти. Сначала его приходится нести на плечах. Потом — катить. Потом уже и катить становится затруднительно. Склоны крутеют, приходится всё больше времени тратить на поиски троп, и всё меньше — на камень.
В конце концов камень становится настолько тяжёлым, что даже могучий Сизиф не может катить его в одиночку. К счастью, на горе живут люди — пастухи и охотники. Некоторых удаётся уговорить, убедить, а то и припугнуть гневом богов. И они тоже впрягаются в общее дело и начинают катить камень вместе с Сизифом.
Естественно, на катящих камень смотрят как на идиотов — или, того хуже, как на злых колдунов. Горные племена осыпают катящих насмешками, а то и стрелами. Кто-то из катящих не выдерживает и уходит, зачастую прихватывая с собой чужие пожитки. Не раз Сизифу приходится просыпаться у потухшего костра в одиночестве — если, конечно, не считать общества камня. И приходится искать других пастухов и охотников, и посулами, угрозами и убеждением вовлекать в своё безнадёжное мероприятие.
В конце концов катящих становится много, и дело вроде бы идёт на лад. Но тут начинаются другие проблемы. Катящие камень начинают ссориться, враждовать, или, наоборот, сбиваться в маленькие стайки. Начинаются бесконечные споры о том, по какой тропинке лучше двигаться к вершине. Споры перерастают в брань, брань — в ненависть. Однажды Сизиф просыпается и видит, что пастухи пытаются сбросить камень на охотников. Он прогоняет злых пастухов, но потом выясняется, что охотники тоже хороши: они отказываются катить камень, пока не решены важнейшие вопросы — катить ли его вдоль или поперёк. Сизиф садится вместе с охотниками и убеждает их в том, что камень растёт и меняет форму, а поэтому катить его нужно так, как удобнее, но охотники принимают решение: только поперёк, после чего начинают драться, выясняя, где у камня поперечник.
Тем не менее, остаются немногие верные. Через какое-то время Сизифу становится легче: камень катят другие. Более того, эти другие начинают оспаривать друг у друга эту честь — катить камень. Усталый, поседевший Сизиф слушает эти споры с глухой тоской. Когда же к ним пытаются привлечь его самого — и ещё донимают вопросами, что они будут с этого иметь — он встаёт и уходит от костра, чтобы хоть немного отдохнуть и забыться сном.
Но камень всё же движется, к катящим присоединяются новые и новые люди. Вершина близка, склоны всё круче и ветер всё сильнее, зато камень толкают множество рук. Правда, роль самого Сизифа снижается до нуля: его уже никто не слышит, да и не слушает, потому что у катящих уже давно есть свои вожди, свои цели и свои верования. Но Сизиф переносит это спокойно: он-то помнит свою цель, а она состоит в том, чтобы камень оказался на вершине.
И вот уже осталось совсем немного, буквально рукой подать. Но камень больше никто не катит. Потому что катящие никак не могут договориться о том, кто же именно вкатит его на вершину — всем хочется эту честь для себя. Но люди-то разумные и договороспособные! В конце концов все договариваются — на вершину взойдут все уважаемые люди по согласованному списку. В котором Сизифа, разумеется, нет, но он, понятное дело, и не рвётся.
И вот тут-то и выясняется, что камень слишком большой. И занимает место на вершине, то самое место, которое уже забито и распланировано под уважаемых людей.
И тогда этот ненужный, надоевший, давно уже не в теме камень все радостно сталкивают вниз.
На Сизифа.
Маленький Принц. Окончание истории
16 июля, 2011
Маленького Принца укусила змея, и его тело снова стало лёгким. Он отправился обратно, на свою планету, к своей любимой Розе.
Однако по дороге он попал под метеоритный рой, очень-очень злой и кусачий. Маленькому принцу пришлось бежать без оглядки, а когда он всё-таки оглянулся, то понял, что попал в очень отдалённый астероидный пояс.
«Ничего страшного» — решил Маленький Принц. «Вот отдохну где-нибудь, хорошенько высплюсь и отправлюсь на свою планету».
Поблизости как раз крутились малые планеты 400, 418 и 423. Остальные планеты пояса были окутаны огромным пылевым облаком, а Маленький Принц не любил пыль — он от неё чихал и кашлял. Поэтому он решил начать с планетки почище. Тут как раз подвернулась 423-я и он на неё спустился.
На этом астероиде жил Чёрный Повелитель. Он сидел на чёрном-пречёрном троне в чёрных-пречёрных латах и чёрной-пречёрной маске с прорезями, а на коленях у него лежал огромный чёрный-пречёрный меч. Вокруг были горы самого страшного оружия — пики, алебарды, протазаны, и даже огромная Царь-Пушка, которая занимала добрую половину планеты.
— На колени, червь! — вскричал Повелитель, увидев Маленького Принца. — Или я изрублю тебя на кусочки!