вестность. Дальше — больше. Доктор, профессор, практикующий психолог верхнего уровня. Специализировался на психологических проблемах формирующегося российского высшего класса. Вот только своих проблем у меня от этого прибавилось. Вы не представляете себе, какие тараканы живут в головах у этих Тухесовичей и Акцизманов! Там ужас, ужас кромешный, меня после сеансов блевать тянуло. И чем дальше — тем больше. А у меня уже известность, клиентура специфическая, опять же знаю я про них такое, что — сами понимаете, тут уже не соскакивают. Короче, когда я понял, что мне придётся остаток жизни ковыряться в том, что называется ихней психикой, я решил — чем так, уж лучше…
— Благодарю, спасибо, — Стрекозель не стал тратить время на спецэффекты, так что последний клиент, — тот самый, захлебнувшийся рвотой, — явился сразу.
— Это Люська проклятая, — начал он с места в карьер, — жисть мне загубила, гадина!
— Медляк на выпускном? Пытались вступить в физический контакт? А она сообщила вам про галстук и Толю-магазинщика? — блеснул осведомлённостью младший подархангел.
Мужичок недоумённо потёр узенький лоб.
— А, вроде было, — наконец, сообразил он. — Ну да, — это прозвучало уже увереннее, — точняк, тогда-то я и влетел.
— Так, значит, она говорила про толин галстук? И что вы при этом почувствовали? — спросил для порядка Стрекозель.
— Да, чё-та она мне втирала, — мужичок махнул рукой, — херню какую-то, ну она ж баба, они все ломаются. Я тогда её уболтал, потом ко мне поехали, родаков не было, в общем, перепихнулись. Знал бы я, что за сука такая!.. — мужчинка схватился за голову.
— Неожиданно, — только и смог сказать подархангел.
— Да какое там! Через месяц заявилась, говорит — беременна, точно от тебя, при родаках заблажила, говорит, аборт не буду, нельзя мне, скандал, короче, дикий, я тогда молодой был, дурной, ничего не понимаю, мне мозги клюют, — короче, женился. Думал — а чё, женюсь, не понравится — в развод, вот Бог, вот порог. Ага, как же. Она мне вот так на шею села, — душа дёрнулась, изображая что-то крайне унизительное, — вот так села, ножки свесила. Трёх спиногрызов выродила, я бля буду, последний не мой, я уже тогда ничё не мог, ну в смысле с бабами, глядеть на них не могу, на сук. Деньги всю жизнь отбирала, как у последнего… Культурному отдыху мешает, грызёт и пилит, что пью… на свои, бля, пью! А теперь вообще кеды в угол, и всё из-за неё, сукоблядь на хуй…
— Достаточно, — ангел взмахнул крылами, и всё исчезло.
Младший подархангел закрыл в астрале дела преступников, оформил все нужные документы, и получил разрешение на экспресс-судопроизводство. Которое обещало быть недолгим — в статье 205 УК Царствия Небесного в качестве санкции значится вечное исполнение желания, приведшего к совершению преступления.
Стрекозель достал книжицу и возле каждой фамилии аккуратно приписал: «Наказание: ебать ту Люсю».
Потом подумал и последнюю фамилию всё-таки вычеркнул.
О торжестве Чубайсовом
23 февраля, 2009
Некоторого числа, надцатого мартобря, в Москву вошла Красная Армия. Свалилась, как снег на голову, прямо из ниоткуда.
Основная часть колонны материализовалась на Тверской. Вот только что плыли чёрные Майбахи и Гелендвагены, и вдруг всю полосу занял огромный колёсный танк «Товарищ Нафталий Френкель». Он пёр вперёд, сметая зазевавшиеся тойоты, а за ним на коренастых лошадках спешили конники Будённого, мчались мотоциклеты с мотоциклетчиками, обвешанными бутылками с коктейлем Молотова, и яростные тачанки Летучего Фронта «Смерть Буржуям От Ножа», а за ними шли стальной волной грозные тридцатьчетвёрки модифицированной конструкции, и сияли неземным пурпуром плазменные глайдеры из альтернативных исторических ветвей развития.
И последние старики, всё это время мечтавшие о командармах и комиссарах в пыльных шлемах, припадали к мутным окнам, плакали и шептали посиневшими губами — «наши, наши пришли! они повесят Чубайса!»
А в это же самое время на Новом Арбате, тоже из ниоткуда, появились первые соединения Белой Армии.
Прямо посреди улицы засияли рельсы, и по ним помчался бронепоезд «Цесаревич», весь в сияющей белой броне. И следом — конный полк, весь из поручиков Голицыных, клонированных на тайной базе, сопровождаемый эскадроном корнетов Оболенских. А дальше — под граммофонный вой в психологической атаке шли строем несокрушимые корниловцы, и летели на аэропланах врагнелевские воздушные стрелки. В хвост подстроились и герои РОА на бронированных велосипедах, тоже допущенные к участию, хотя и на вторых ролях, чтобы не смущать своей исторической неоднозначностью одурманенных пропагандой москвичей. И все — с хоругвями, с коих сиял лик Государя.
И последние старики, всё это время мечтавшие о Государе и поручиках, припадали к мутным окнам, плакали и шептали посиневшими губами — «наши, наши пришли! они повесят Чубайса!»
А по Красной Площади метался Чубайс, и пытался переодеться то Кириенкою юным, то сладкой Хакамадою, то безобидным Борисом Немцовым, но былые соработники с хохотом срывали с него ложные одеяния, и кидали в лицо ему стотысячедолларовые ботинки его с бриллиантовыми шнурками, и потрясали галстухом мильонобуказоидным его, и метали запонки изумрудные во груди, и кричали, глумясь — «они повесят тебя, Чубайс!»
И сама собой на Месте Лобном выросла сияющая виселица ростом с башню Федерации, великая Гиляка и Шибеница.
И спустилась с небес верёвка самокрутная, из волос бюджетников свитая, смертным потом понамыленая. И сама собой завилась в тринадцать оборотов. И закачалась петля, ожидая Чубайса.
Тут обе колонны вступили на Красную Площадь. И увидели друг друга.
Застрекотали пулемёты и заухали тяжёлые орудия. Танки наехали на танки. Корнеты и поручики ринулись на мотоциклетчиков, а те ударили по корниловцам. Тридцатьчервёрки навели орудия на власовцев и расстреляли их в упор. И бронепоезд столкнулся с танком, и страшный взрыв потряс московские кривые небеса.
Ибо ненавидели Красные и Белые друг друга пуще всего на свете, и никто не был готов уступить другому величайшую честь — повесить Чубайса.
И истребили они друг друга до конца.
А когда от обеих армий остались лишь обугленные головешки, Чубайс, успевший всё-таки переодеться уругвайским послом, поднялся на Лобное Место и зловеще захохотал:
— Вот так у вас всегда было и будет, дурачьё! Ибо отец мой — Диавол, что значит Разделяющий. И он разделил вас, мечтающих об одном, так что вы испепелили друг друга, и отныне никто и ничто не воспротивится мне!
И рухнула великая Гиляка и Шибеница. Умерла последняя надежда людей русских.
И когда приватизировал Чубайс единым мановением десницы всё, что осталось в России неприватизированного, а мановением шуйцы — демонополизировал в пыль всё недемонополизированное, никто и пальцем не шевельнул, ниже слезы не пролил, ибо уже и напрасно было рыдать, и поздняк — метаться.
Притча о лягушках в кувшине, full version
18 июня, 2008
Однажды две лягушки попали в кувшин с молоком. Одна склеила лапки и потонула, а другая барахталась и сбила кусочек масла. И не стала утопать, а села на него и выпрыгнула.
В другой раз в тот же кувшин попали ещё пара лягушек. Они очень любили друг друга, и поэтому, когда упали, то тихо обнялись — и, шепча стихи Беллы Ахмадуллиной, пошли ко дну.
Потом всё в тот же самый несчастливый кувшин опять упали лягушки. Эта пара лягушек, правда, друг друга терпеть не могла. До такой степени, что, оказавшись в кувшине, они тут же начали толкаться, а потом сцепились по-настоящему. И тем самым довольно быстро сбили здоровенный кусок масла. Правда, по ходу дела утонуло несколько мелких лягушат, случайно оказавшихся в том же кувшине — но кто их считает?
А те две лягушки, вылезши на масло, продолжали потасовку, и в конце концов одна вышвырнула другую из кувшина, а потом и сама выпрыгнула, чтобы окончательно расправиться с мерзавкой.
Кувшин от таких потрясений упал на бок и разбился.
Тут лягушки, посмотрев на лужу обрата и блестящее масло, и прикинув все обстоятельства, решили отложить разборку до лучших времён.
Взяли масло, утащили. И продали по хорошей цене.
Так лягушки разбогатели, вышли в Жабы и накупили себе бриллиантовых бородавок.
Когда же их спрашивали, как это они так поднялись, обе Жабы говорили — «Конкуренция! О, эта живительная конкуренция!»
Злые языки, разумеется, говорили о «сговоре», «взаимном пиаре» и так далее. Чего только не говорили злые языки.
Но жабы только ухмылялись — они-то знали правду. Что никакого сговора не было, взаимного пиара тоже, а токмо одна чистая злость. Ну и жадность, которая её вовремя победила.
И только оставшись наедине, зыркали друг на друга с ненавистью в очах и каждая думала про другую: «Всё это, конечно, хорошо… Но как жаль, что я тогда не утопила эту гадину…»
О тайне богоизбранности
30 сентября, 2006
Господь, испугавшись Вавилонской башни, смешал языки и создал множество народов, после чего воссел наблюдать, как они там корячатся.
Но после некоторого первоначального хаоса и неразберихи, все народы как-то устроились и зажили, в общем, неплохо. Более того, у них снова начался прогресс.
Господу это не понравилось. Он понял, что, если дальше так пойдёт, они снова сговорятся и создадут новую Вавилонскую башню.
Тогда он стал стравливать народы друг с другом. Они ссорились, но потом мирились. В конце концов народы перестали ссориться вообще.
«Нет, так не пойдёт» — решил Господь. «Нужен какой-нибудь НАРОД-ПРЕДОХРАНИТЕЛЬ. Который умно и изобретательно вредил бы всем вообще. И делал бы жизнь всех народов ТАКИМ АДОМ, чтобы они и помыслить не могли о чём-то высоком. Чтобы и мысли у них не было ни о какой Вавилонской башне».