– Глеб, – шумно выдыхаю.
Я собираюсь попросить его прекратить сводить меня с ума. Заново напомнить и себе, и ему о том условии, которое сама же выдвигаю. Да, я намерена его придерживаться. Невзирая на мнение наследника «Галеон». Несмотря на то, что всё моё тело, отдельно от голоса разума, буквально вопит об обратном. Потому что только так я смогу сохранить то единственное, что ещё принадлежит мне одной. Сохранить… саму себя. И далеко не в пресловутой девственности дело. Я не должна подпускать его настолько близко. Не должна позволять ему стать частью себя. Стать по-настоящему зависимой от него. Потом отпустить вряд ли получится. А я не хочу, чтобы было мучительно больно. Возможно, нам обоим.
– Глеб, не… – опять не договариваю.
Брюнет резко выпрямляется, поднимается на ноги. Одним уверенным жестом он стягивает с себя футболку, откидывая ту в сторону. Не прекращает смотреть мне в глаза. Прямо. Пристально. С вызовом. И каким-то странным пренебрежительным снисхождением, от которого становится холодно и очень неуютно одной. Потому я и отвожу свой взгляд, больше не смотрю ему в лицо.
Зря, кстати, я это делаю!
Ведь самым позорным образом зависаю на литых кубиках его пресса и тёмной дорожке волос на низу живота, теряющейся под поясом джинс. Надо было смотреть куда угодно, не туда. Поздно. Он возбуждён, мне не нужно прикасаться, эрекция – слишком внушительна, чтобы не заметить. Подлое воображение тут же рисует возможные варианты того, что я могла бы увидеть, если раскрыть ширинку, приспустить плотную ткань. Оно же наталкивает на размышления о том, как бы он ощущался в моей ладони, если обхватить пальцами, плотно сжать, почувствовав всю полноту его размера… И зачем я об этом думаю? Снова забываю, что надо дышать. Задыхаюсь, теряю связность фразы, которую собиралась завершить. И нервно закусываю нижнюю губу, внутренне сжимаясь, как пружина, едва мужчина расстёгивает ремень.
Щёлк…
Металлическая пряжка разъединена.
Ремень плавно вытащен из пояса.
Это совершенно точно какой-то долбанный гипноз!
Потому что я всё ещё не отворачиваюсь, смотрю, даже моргнуть не в силах. Ни тогда, когда ремень отправляет вслед за футболкой, на пол. Ни тогда, когда молния расстёгнута. Ни после, когда Глеб сбрасывает с себя джинсы, притом без малейшего стеснения вместе с боксерами.
Вот теперь глаза я закрываю!
Да что уж там, резко зажмуриваюсь, как от очередного удара током, на этот раз – болезненного.
По-детски?
Вернее всего.
Зато…
– Хорошо, – произносит Глеб. – Пусть будет, как ты хочешь, Дюймовочка, – удивляет.
Я даже распахиваю глаза, в изумлении уставившись на повернувшегося ко мне спиной Филатова.
– Я не буду принуждать тебя делить со мной постель, – продолжает, шагнув прочь от кровати. – И не заберу твою драгоценную девственность, можешь перестать переживать по этому поводу. Девай её, куда хочешь. Мне без разницы. Главное, не забывай притворяться, когда потребуется. Вижу, у тебя это превосходно получается, – выдерживает небольшую паузу. – Спи, Дюймовочка. Завтра будет долгий и трудный день.
Он замолкает. Больше ничего не говорит. Уходит. В душ. Из того, что было на нём прежде, только… телефон. Мужчина прямо на ходу набирает кому-то сообщение, ждёт встречное, отвечает, попутно включая напор воды внутри прозрачной стеклянной кабины. Планировка пентхауса позволяет мне отметить каждое его действие от и до: хмурое выражение лица, выверенные, почти механические движения пальцев по сенсору и винтам кранов, то, как бугрятся мышцы на его плечах и спине. Глеб до сих пор возбуждён. Не менее напряжён. И какая-то часть меня чувствует себя виноватой во всём этом. Хотя я не позволяю себе развить эту мысль дальше. Запихиваю её как можно глубже внутрь своего мозга, как старый потрёпанный хлам, который вроде бы и не нужен, но и выбросить жалко. Немного погодя и вовсе отворачиваюсь, натянув на себя покрывало.
Чего я там не видела?
Было бы на что смотреть!
А даже если и так, всё равно не стоит. Я здесь, с ним, не потому что желаю. У меня другие причины. И стоит помнить именно об этом, а не о том, насколько мне всё это… внезапно нравится.
Глава 10
Шестичасовой будильник долбит по сознанию, как череда ударов кувалдой. Я еле открываю глаза, меня пошатывает, когда я со второй попытки усаживаюсь на постели. Сосредотачиваюсь на окружающем тоже далеко не сразу. Пентхаус… пуст.
– Глеб? – зову, но в ответ тишина.
Другая сторона постели не тронута. В зоне кожаных диванов в гостиной также не единого признака того, что там кто-нибудь ночевал. Моё платье до сих пор валяется на полу, недалеко от кухонного островка. Пол – тёплый, так что мои босые ступни совсем не мёрзнут, пока я бреду за своим одеянием. Платье пока не надеваю. Направляюсь к кофемашине, надеясь обмануть свою мигрень большой дозой американо. И замираю на полпути, дойдя до стеклянных дверей, ведущих на открытую террасу. Там, по ту сторону стекла разбит настоящий сад: гортензии, японские клёны, бамбук и цитрусовые деревья контрастируют с урбанистической панорамой ещё не проснувшегося города в свете искусственного освещения, а выстланный деревом пол плавно перетекает в зелёный газон. Именно посреди мелкой травки я и обнаруживаю свою пропажу. Филатов не замечает меня. Его глазы закрыты. Судя по губам, сосредоточенно считает… качая пресс.
Ну, как тут удержаться и не посчитать вместе с ним?
Если не ошибаюсь, счёт давно переваливает за сотню. Я сама, отдельно от него, насчитываю более пятидесяти, пока бессовестно разглядываю подъёмы корпуса, а мужчина каждый раз достаёт то левым, то правым локтем до выпрямленных колен. Насчитала бы ещё больше, однако Глеб останавливается, а я, опасаясь быть застуканной с поличным, отпрыгиваю к тонкой перегородке между дверями и панорамным окном, спрятавшись за непроницаемой преградой. Прислоняюсь к стене, бестолково улыбаюсь собственной реакции. Ну, разве не дурочка? И что на меня нашло? Тем более, что Филатову абсолютно безразлично, наблюдают за ним, или же нет. С одним видом физической нагрузки завершено, он переворачивается и отжимается. На кулаках.
Чёрт…
Да ну его!
Я же собиралась пить кофе, приводить себя в порядок и одеваться. Хотя и на этот раз не сразу добираюсь до кофемашины. Выбравшись из своего укрытия, замечаю брошенный на придиванном столике телефон. Не мой. Филатова. Но всё равно подбираю гаджет. Вспоминаю о том, что у меня даже нет его номера, в случае, если понадобится его найти, как например совсем недавно… А потом вспоминаю сегодняшнюю ночь. Вернее, её окончание. Тот момент, когда Глеб уходит в душ.
Мне везёт. Пользователь не защищает свой телефон отпечатком пальца, снимаемым камерой. А правильность графического ключа я разбираю со второй попытки. Стоит всего лишь закрыть глаза, заново вспомнить и повторить незатейливые движения чужих пальцев по сенсору. Всё же временами я не полная бездарность, провалами памяти страдаю в последнее время исключительно в результате чрезмерной близости одной личности, которая сейчас не со мной, а на террасе.
– Хрена се… – срывается с моих губ удивлённое, едва я набираю себе с его номера.
Оказывает, проблемой с поиском своего партнёра по сделке страдаю только я одна. Мой номер у Глеба есть.
«Дюймовочка» – светится на экране, сохранённое непонятно когда и с какой стати в списке контактов.
Но и это ещё далеко не всё!
«Любимый» – вспыхивает на экране моего телефона, как только вызов проходит.
– Охренеть… – фигею больше прежнего.
Впрочем, чему я удивляюсь?
Презрительно фыркаю на такое проявление высокомерия, а после всё же бреду к кофемашине. Пара глотков американо подбадривает организм, и я отправляюсь в душ. Правда, перед прозрачной кабинкой выходит заминка.
Она ж прозрачная!
– Хоть бы шторочки какие-нибудь повесили, – ворчу себе под нос.
Оглядываюсь в сторону дверей, ведущих на террасу. Там всё по-прежнему, Филатову до лампочки на весь окружающий мир, он занят исключительно самим собой. То и подталкивает перестать тормозить и справиться с водными процедурами как можно скорее.
Три минуты, почти рекорд для меня!
Гель для душа – один единственный, ментоловый, с цитрусом. И, раз уж кое-кто без моего ведома позволяет себе хозяйничать в моём телефоне, нагло вторгаясь в личное пространство, остаюсь солидарна – без малейшего зазрения совести от всей души выдавливаю полную ладонь парфюмированной жидкости, используя её и вместо мыла и вместо шампуня. Ароматненько, ничего не скажешь…
Довольная своей скоростью, я выключаю воду и тянусь к полотенцу. Так и не достаю до него. Замираю, чувствуя, как по коже проносится табун мурашек. Нет, не от холода. Капли горячей воды до сих пор стекают по мне, падая под ноги. Но в кровь будто впрыскивают жидкий металл – такая тяжесть ощущается от чужого пристального взгляда, который ловлю на себе. В пентхаусе я больше не одна. Оказывается, Глеб успевает устроиться в гостиной, со стаканом какой-то зелёной дряни в руках. На напиток совсем не смотрит, хотя неспешно потягивает его. Пялится исключительно на меня. Взгляд – нечитаемый. Непонятно, чего он там насмотрел и как к этому относится.
Нервно хватаюсь за полотенце, спешно прикрываясь. В золотисто-карих глазах вспыхивает насмешка. А на губах – сплошное пренебрежение в стиле «Чего я там не видел?». Именно это и заставляет перестать дёргаться.
Действительно, чего он там не видел?
По-любому давно всё рассмотрел…
Что ж, если так хочется, пусть и дальше смотрит.
Мне-то что?
Позабавиться за мой счёт я ему точно не позволю…
Вдыхаю глубже. Успокаиваюсь. Расправляю полотенце и укутываюсь, как собиралась изначально. Демонстративно не замечая свидетеля своим действиям. Одела бы халат, но его, как назло, нет.
Элитная жилплощадь ещё называется…
– Где ты спал? – интересуюсь, возвращаясь к своему американо.
Глеб остаётся там же, где и сидел, хотя взгляда так и не отводит, визуально провожает до кухонной зоны, где я устраиваюсь на высоком табурете у барной стойки.