Лично я не верю ни одному её слову, так и веет лицемерием. А вот Михаила Филатова, похоже, всё устраивает. Он вовсе не обращает никакого внимания на течение беседы, поглощённый изучением меню. Быков-старший тоже делает вид, будто занят выбором съестного. Хотя это вовсе не мешает ему отпустить ленивым замечанием:
– В скором времени Варвава и сама успеет в полной мере испытать все прелести длительного перелёта.
– Да? – моментально заинтересовывается Быков-младший.
Под его пытливым взглядом в очередной раз испытывая неловкость, я утыкаюсь в меню.
– Угу, – всё, на что меня хватает.
Не спешу делиться подробностями. Уж точно не с ним. Тем более, что, похоже, никаких разъяснений от меня не требуется.
– Этим утром Варвара уволилась и в скором времени улетит в Америку вместе с Филатовыми, – снисходительно поясняет Виталий Леонидович.
Ни один из слогов перед моими глазами до сих пор не складывается в слова, но я упорно изучаю меню дальше. С особенной тщательностью, едва…
– И, похоже, это самая главная новость дня, кроме этого больше нечего обсудить, – ледяным тоном отчеканивает Глеб. – Не знал, что в вашей компании должность секретаря настолько ценна.
Тяжесть его пронзительного взгляда я ощущаю на своих плечах, как если бы он адресовался исключительно мне, хотя это не так. И, оказывается, не я одна, потому что замечание срабатывает. Дальнейшее течение трапезы протекает за обсуждением всяческой ерунды на нейтральные темы, ни одного рабочего вопроса, к слову, не задето. Во всяком случае, в моём присутствии, ведь кафе мы покидаем первыми, ещё до того, как подают десерт.
– Вы с отцом не очень ладите, да? – осмеливаюсь спросить, как только Bugatti Veyron вновь несётся по городским улочкам.
– Иногда твоя проницательность не знает границ, – хмыкает вяло в ответ наследник «Галеон».
– Не то чтоб меня особо интересовали ваши семейные отношения, но раз уж я маскируюсь под статус твоей девушки, стоит знать, чего ожидать в ближайшем будущем, – добавляю, чтоб не надумал себе иного.
– Угу, я так и понял, – заново хмыкает Глеб, после чего косится на панель приборов. – В медицинский центр опоздали, – морщится едва заметно, умолкает совсем ненадолго, и, как только автомобиль замирает на перекрёстке из-за красного сигнала светофора, разворачивается ко мне, практически с обвинением в голосе: – Ты с ним спала?
Неудивительно, что вопрос застаёт врасплох.
– С кем? – переспрашиваю в непонимании, уставившись на привычно-хмурое лицо Филатова-младшего.
Впрочем, осмысливаю я быстро.
– С Антоном? Откуда такие бредовые мысли?
В золотисто-карем взоре поселяется мрачность.
– Заметь, я не называл имени. Ты сама сказала, – по-своему расценивает мою реакцию брюнет.
А ещё что-то там про женскую логику говорят.
– Ничего подобного я не говорила! – возмущаюсь встречно. – Просто предположила: о ком идёт речь, не о твоём же отце, в самом деле, и не о Вере, а больше там никого не было, с Виталием Леонидовичем давно всё и так понятно! И вообще, если забыл, моя «шикарная девственная задница» оставалась таковой вплоть до знакомства с тобой, твоя супер-навороченная охрана «фигню не скажет», – ехидничаю в довершение, скрывая за этой интонацией пронизывающую голос нервозность.
Горящий цвет светофора сменяется на зелёный. Находящиеся позади нас машины начинают сигналить. Однако Bugatti Veyron не сдвигается с места. А его водитель продолжает пытать меня своим пристальным вниманием.
Явно не верит.
– Пф… Да думай, что хочешь, мне-то что? – сдаюсь, отворачиваюсь от него. – Домой меня отвези. К маме и сестре хочу, – бурчу уже тише, себе под нос.
Ответом меня не удостаивают. Разве что слышен скрип руля под силой чужого давления. Делаю вид, что не замечаю. Так и пялюсь в боковое окно до самого приезда к родному дому. Быть может и вовсе не развернулась бы к водителю, но выход заблокирован.
– У тебя два часа, Дюймовочка, – бросает небрежно Глеб, едва я сосредотачиваюсь на его персоне.
– А потом что? Для кого на этот раз будем изображать влюблённых?
Не стоит столь открыто демонстрировать своё раздражение. Но сказанного не вернёшь. К тому же, Филатова не особо интересует моё мнение, так что никто ничего не теряет.
– Два часа. Потом я тебя заберу.
Наконец, срабатывает механизм блокировки центрального замка. Я свободна. А ответом наследнику «Галеон» становится громкий хлопок дверью.
Почему я злюсь?
А чёрт его знает…
Будто заражаюсь частью той злости, что пропитывает самого Глеба.
Почему злится он?
Из-за Веры…
Но и не только из-за неё одной.
А я…
Я всё-таки дома!
Мама и сестра мирно спят на диванчике в гостиной, как было сказано. Я стараюсь закрыть за собой входную дверь и замок как можно бесшумнее, чтобы не разбудить их. Пересекаю комнату на цыпочках, малодушно надеясь успеть выпить чашку чёрного кофе. Правда, замираю, не дойдя даже до середины комнаты, услышав тихое, но грозное от сестры:
– Даже не думай сбежать. Рассказывай.
Вздыхаю. Разворачиваюсь к ней лицом. Знаю, она чутко спит. Но понадеялась, что усталость взяла верх, всё же нелегко приходилось Арине последние сутки.
– И не собиралась сбегать, – улыбаюсь близняшке. – Иначе зачем мне возвращаться? – усмехаюсь, указывая на дверь, через которую недавно прошла.
– Чтобы по-быстрому собрать вещички, например? – не сдаётся сестра. – Ты ж у нас, оказывается, в Америку собираешься, – язвит расстроенно. – Ещё какие-нибудь сюрпризы будут?
Снова вздыхаю.
– Маму разбудишь, – укоряю девушку.
Родительница, к слову, спит крепко, и даже иногда похрапывает, так что ничего подобного точно не случится. Что-что, а со сном обычно у неё проблем не возникает. Как и сейчас.
– На кухню?
– Ага.
– И ты с темы не съезжай. Рассказывай. С чего бы тому мажору ни с того ни с сего стать таким добреньким лохом и отвалить за меня хреналион бабла? Нет, понятно, что ты попросила. Но ещё сутки назад вы же друг друга терпеть не могли. Что изменилось?
Сутки…
А ведь и правда.
Всего лишь сутки…
– Многое изменилось, Ариша. Очень многое.
Нет, я не собираюсь втирать ей о нашей скоропалительной фальшивой любви. Она-то точно не поверит, как бы я ни старалась. Слишком хорошо меня знает. Несмотря на данное Глебу обещание, я рассказываю ей правду. Всю. От и до. И в первую очередь потому, что…
– Ребёнок?! Ты умом тронулась? Тебе же нельзя!
Вопль моей близняшки слышен на всю квартиру, так что первым делом я затыкаю ей рот.
– Тише ты, – шиплю на неё, опасливо скосившись в сторону гостиной, где спит мама. – Услышит же, – укоряю шёпотом.
Сестру это не особо пронимает, она сверлит меня взглядом, полным негодования и осуждения.
– Ты спятила, – не слышу от неё ничего нового.
Устало вздыхаю. Выглядываю в коридор, удостоверяюсь в том, что мама действительно спит, только потом возвращаюсь к нашему разговору.
– А что мне было делать, по-твоему? – выбираю нападение вместо тактики защиты. – Где я, по-твоему, должна была за одну ночь взять столько денег? Других вариантов, знаешь ли, не подвернулось, – добавляю ворчливо. – Да и поздно. Ничего уже не изменишь. Мы с Филатовым договорились. Он заплатил. И столько, сколько нам всем троим и во сне не снилось. Теперь я в любом случае обязана выполнить данное ему слово, этот тип – не из тех, кому… – договорить не успеваю.
– В любом случае?! – рассерженно перебивает Ариша, резким рывком приблизившись ко мне. – Алё! – несколько раз щёлкает пальцами перед моим носом, будто иначе я её не вижу. – Ты умрёшь, Варя! Ты не переживёшь роды! Понимаешь ты это, или нет, дур… – тут я снова затыкаю ей рот.
Ладонью, ага.
А то опять раскричалась.
– Вероятность смертности при моей разновидности порока сердца составляет от сорока до семидесяти процентов, – произношу деланно спокойно давным-давно заученным тоном. – Для меня. Для ребёнка – риск и вовсе минимален. Медицина за последние годы хорошо продвинулась в этом аспекте, а я оставлю соответствующие приоритетные распоряжения на случай, если всё будет плохо, – запинаюсь всего на секунду. – Но, может быть, если повезёт, мы оба будем в порядке. Сорок процентов – не сто. Рано устраивать по мне панихиду, сестричка.
Последнее упоминаю не просто так. Девушка меняется в лице. Смотрит на меня, словно видит привидение. Побледнела.
– Если повезёт? – повторяет она сказанное мною, а в голосе проскальзывает дрожь. – С твоим-то «жизненным» везением, Варя? – хмыкает горько, поднимает лицо к потолку, пряча от меня подкатывающие слёзы. – Господи, чем ты только думала, Варя…
Я не собираюсь уподобляться ей. Не желаю плакать, сожалеть или каяться, надеясь, будто ещё может быть иначе. Хотя горький привкус безысходности всё равно никуда не денешь. Но и над её словами я размышляю недолго.
– Ты помнишь, почему из нас двоих, когда встал выбор, кто будет продолжать обучение в университете, это оказалась ты, а не я? – произношу тихим, ровным, отстранённным тоном, и не жду ответ. – Стресс, нервный срыв, любое сильное эмоциональное потрясение… Чёрт возьми, у меня и парня никогда не было, потому что моё сердце может остановиться в любую секунду, даже от чёртового оргазма. И кто тогда будет заботиться о нашей маме? – очередной риторический вопрос с моей стороны. – У тебя есть все шансы получить нормальное образование, устроиться на работу, за которую будут достойно платить, и тогда ты сможешь заботиться о нашей семье. Ты. Не я, Ариша. И если бы ты осталась там, в том жутком месте, что тогда? Кто бы заботился о маме? А обо мне? Знаешь, я почти задохнулась в том коридоре, перед дверью следователя… – замолкаю, но всего на секунду, сглатывая подкатывающий к горлу ком. – И если бы не Глеб, кто знает, может быть и правда задохнулась. Осталась там. Насовсем. А потом что? Что бы было с вами обеими? Думаешь, у меня было достаточно времени найти лучший выход из ситуации? Да я была в полнейшем шоке! И понятия не имела вовсе, как мне быть! Да я и сейчас не знаю, как было лучше поступить, если уж на то пошло, – хмыкаю, беспомощно развожу руками. – И да, я прекрасно помню, что роды мне противопоказаны. Разве можно такое забыть? То, что у меня не может быть самой обычной жизни? Полноценной жизни? Семьи, детей. И да, даже если я действительно умру при родах, зато малыш будет жить, будь уверена, Филатов об этом точно позаботится, всё-таки это не просто пустая надежда и вера на лучшее, а сделка на хреналион рублей, – усмехаюсь тоскливо. – Пусть и мизерный, но это шанс. Мой шанс, понимаешь? Другого такого не представится. У Филатова есть всё, чтобы дать хорошую жизнь этому малышу, чтобы он ни в чём не нуждался, даже если это будет материнская любовь и забота… – тут я повторно запинаюсь, вдыхаю глубже, вспоминаю о том, что собиралась оставаться спокойной, плавно выдыхаю. – Что я теряю, по-твоему? Ничего. Я и так не живу. Существую. Не говори мне о том, что я умру. Я каждое утро просыпаюсь со знанием того, что оно может быть моим последним.