— Он шутит. — Октавия спрятала улыбку и укоризненно посмотрела на мужа. Сейчас перед ней сидел обаятельный соблазнитель, завладевший ее сердцем во время медового месяца. Хотелось смеяться вместе с ним, разделяя радость и надежду. — Я выпью совсем немного и прошу: не обижайтесь, если не допью. — Сомелье ушел, она обратилась к Алесандро: — Незачем было его шокировать.
Они выпили по глотку. Вкус вина был божественным. Нужно быть осторожнее, чтобы не перебрать. Слишком уж заманчивая идея расслабиться и на миг забыть о тревогах.
— Где твои кольца?
— Я давно их сняла, руки опухали. Пока не могу надеть снова.
— Значит, это не знак протеста?
Октавия не нашлась с ответом. Пауза затягивалась. Сандро заговорил первым:
— Ты ведь была счастлива, выйдя за меня, Октавия. Что тебе мешает вновь обрести счастье?
Это приказ?
— Это нельзя назвать браком, Алесандро, скорее, между нами случилась интрижка. У тебя был отпуск, а я впервые в жизни узнала, что такое иметь любовника. Мы ели, плавали и занимались любовью. Конечно, я была счастлива. Но, вернувшись к реальности, ты отодвинул меня на второй план. По сути, я не разделяла твоей жизни, только постель. Я была игрушкой, которой ты тешился каждую ночь.
— Эти слова оскорбительны для нас обоих.
— Вспомни, как ты перестал мной интересоваться после слов врача о том, что следует воздержаться от секса. Ты приезжал три раза и еще удивляешься тому, что я поверила Примо?
— Я даже не думал о других женщинах. Меня интересуешь только ты.
Октавия не отрицала, что, глядя на нее, Алесандро не мог скрыть блеска в глазах. Так он смотрел на нее во время медового месяца. От этого взгляда сердце забилось быстрее, нервы точно зазвенели, а в животе словно загорелся огонь, как после джина. Стараясь унять возбуждение, она затаила дыхание.
— То, что было между нами, — огромная редкость. Ты была девственницей, потому и не осознаешь моих слов, но поверь, дорогая, не у всех это есть.
— Одного секса недостаточно. Между супругами должно существовать что-то еще, но, очевидно, это не наш случай, тебя ко мне ничто не притягивало, пока я была беременна. Тебе был неинтересен даже сын. О каком браке может идти речь, когда тебя не интересует дружба со мной, а все, чего ты хочешь, — мое тело. Я ничего для тебя не значу, Алесандро. Но я не могу быть пустым местом.
Я сожалею, что не приезжал, и всю жизнь буду сожалеть об этой разлуке, ведь именно из-за нее у нас все трещит по швам. Мы бы не отдалились друг от друга, если бы я узнал тебя ближе. — Он принялся поглаживать ее руки, словно желая впечатать слова в кожу. — Что сказать? Я был слишком высокомерен. Возможно даже, недостаточно ответственно вел себя, не был готов принять все стороны брака. Я ведь привык ни от кого не зависеть и хотел наслаждаться. В моем понимании женатый мужчина был чем-то вроде прирученного зверька. Мне стыдно это сознавать, но хотя бы сейчас я веду себя по-мужски.
— И готов стать ручным зверьком?
Октавия не отдернула руку, ей была приятна его ласка. Удивительно, но спустя время, несмотря на гнев и разочарование, по-прежнему хотелось ощущать его прикосновения.
— Теперь я понимаю ценность нашего союза, потому что едва не потерял все, что у нас есть. И готов всецело посвятить себя ему.
Надежда робко забилась в ее сердце. Все в этом мужчине подрывало уверенность: его самообладание и манера держаться, божественная красота, блеск глаз и решительность во взгляде.
— Не могу пообещать того же. Я так хотела, чтобы наш брак был идеальным, непохожим на отношения моих родителей, и никогда не оспаривала твоих решений. Ты был лидером в нашей семье. Теперь я не та девушка, на которой ты женился. Не хочу и не буду.
— Я и не прошу тебя. Но и ты не проси меня оставить тебя и забыть о сыне. Это просто смешно. Подумай лучше, чего тебе хочется.
— Полагаю, ты сочтешь смешной мою просьбу перестать быть заносчивым и чересчур самоуверенным?
— Это невозможно. Я не из тех, кто ищет компромисс, Октавия. Но стараюсь ради тебя. Ради нашего брака. Неужели не видишь?
Задетая за живое этими словами, она глотнула вина и ощутила приятное тепло, распространившееся по телу.
— Хочешь, верь, хочешь, нет, но бесхарактерная жена мне не нужна. Меня раздражают те, кто всегда старается угодить. Мне неприятна эта ситуация, ведь, пока я думал, что все хорошо, ты молчала и скрывала то, как тебе плохо.
— Мои чувства никогда никого не волновали. Родителям было все равно, а в интернате…
Тем временем официант принес заказ, и они занялись едой. Крохотные слойки в форме рыбок с кремовой начинкой из лосося и спаржи были нежны.
— Расскажи мне больше о твоих родителях. Пару дней назад ты сказала, что отцу было наплевать на тебя, но я бы так не сказал. На наших встречах он казался заинтересованным в том, чтобы ты удачно вышла замуж.
— Если ты, как истинный глава семьи, считаешь своим долгом заботиться о ней, то мой отец — скопидом, его интересуют только деньги. Ему хотелось наследника, а я всего лишь сосуд, способный его выносить. Я рассказывала тебе о выкидышах мамы. До сих пор я и понятия не имела, насколько это должно было быть для нее ужасным. Но я всегда чувствовала себя обязанной повиноваться их воле, ведь мама так страдала ради меня. Могу предположить, учитывая ее слабое здоровье и наверняка нервные срывы после очередной неудачи, что с интимной близостью у них не все было гладко и отец изменял маме. Так что не в очень-то благополучной семье я росла.
К ее удивлению, Алесандро пристально смотрел на нее, в его взгляде читались не то забота, не то сочувствие.
— Не жалей меня. В этом нет смысла. Что было, то было.
Вздохнув, он подошел к ней и протянул руку.
— Что?
— Слышишь музыку? Давай потанцуем.
— Да? Здесь не так уж и просторно.
— А нам и не нужно много места. Я обниму тебя и прижму к себе покрепче.
Октавия подала ему руку и встала. От его прикосновений по коже побежали мурашки. Как ей знакомы эти ласки! Прижавшись к нему, она поняла, что он возбужден. Она и не надеялась, что до сих пор желанна.
— Ты знаешь, я не могу…
— Знаю, но все равно хочу обнимать тебя. Жаль, что ты раньше не рассказывала мне о родителях. Ты же ведь хочешь для Лоренцо лучшего, правда? Мы способны на большее, Октавия, я тебе обещаю. Просто давай попробуем, оба постараемся.
Он нежно поглаживал ее по спине.
— Я полагаю, нам предстоит набраться мужества, если учесть то, что спать вместе мы не можем.
— Мы будем спать вместе, дорогая.
Октавия инстинктивно принялась отталкивать его. Взгляды их встретились. Наверное, он почувствовал, как бешено забилось ее сердце.
Они точно слились воедино, не в силах пошевелиться, пойманные в клетку ожидания.
Сейчас он ее поцелует.
— Ты хочешь этого?
— Я же тебе сказала: не могу.
— Я не об этом спросил.
Память рисовала перед ней давнюю картину, как спустя несколько дней после бала Алесандро надевает ей на палец кольцо со словами: «Ну, скрепим сделку?»
Октавия нервничала, а поняв, на что он намекает, испугалась. Не то чтобы она ни с кем не целовалась, просто не было подобных чувств. Жар окутывал ее, нервы точно звенели. Она инстинктивно приоткрыла губы, чувствуя прикосновения его языка. Октавия обожала целовать мужа, это было ни с чем не сравнимое ощущение. Однако сейчас нельзя соглашаться. Она не отрываясь смотрела на его губы, и ее плотным облаком окружали сомнения. Она вот-вот сдастся, проиграет сражение.
Ведь она очень хочет этого поцелуя.
Алесандро наклонил голову.
Октавия ожидала триумф, радость победителя, властность, но поцелуй вышел легким и нежным, неспешным, хотя и настойчивым. В конце концов она сдалась. Обвив руками шею мужа, прижалась к нему, перебирая его волосы, словно бы наказывая его за долгую разлуку и ожидание. Как же ей не хватало этой сексуальной энергии и возбуждения. Она страстно целовала его и стонала от гнева и облегчения.
Сандро крепко обнял ее, поглаживая и лаская властно и уверенно. Приподнял ее на руки. Ее ноги обвились вокруг его талии. Точно кошка, она терлась о него, покусывая ему губы. Хотелось укусить больнее. Он отвечал не менее страстно, обнимая так, словно хотел защитить от всепоглощающего пламени, вспыхнувшего между ними. Так они и стояли, обнявшись и тяжело дыша.
К своему ужасу, Октавия вспомнила, что они в ресторане. Из других залов доносилась музыка и приглушенные голоса. Она закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. То, что произошло, пугало. Ничего подобного между ними раньше не происходило. А что будет, когда она поправится и врач снимет запрет на сексуальную жизнь? Да они просто порвут друг друга на части.
— Больно прикасаться, не имея возможности обладать тобой. Ощущать аромат твоих волос, чувствовать твое тело, целовать тебя, не имея продолжения. Больно, Октавия. Вот почему я остался в Неаполе. Но сейчас не позволю тебе покинуть меня.
Октавия пыталась заставить себя думать и не могла. Дрожа всем телом, хотела его, хотела верить, что между ними все еще возможно.
— Ты даже не извинился. — Ее голос дрожал.
Его лицо исказила гримаса боли.
— Мне очень жаль, что я воспринимал тебя как данность и недооценил кузена. Как я могу просить тебя о прощении, когда сам себя не простил.
Ее сердце сжалось от сочувствия. Хотелось сказать, что теперь все в порядке, но это было бы ложью. И Сандро это знал. Он вовсе не бесчувственный, осознание этого наполнило ее надеждой. Он очень нежно провел пальцами по ее щеке, отводя пряди волос от лица. Рука коснулась ее подбородка и скользнула вниз по шее.
— Мы будем спать вместе в Италии. Пока ты здесь, отдыхай как можно больше. Поправляйся.
Ей показалось, что он говорит не только о физическом исцелении, но и о раненой душе. Взглянув на мужа, вдруг подумала, что они на верном пути, а иначе почему его прикосновения кажутся магией, губы сами тянутся к его губам. Ведь это он безраздельно завладел ею во время медового месяца, завоевав ее сердце заботой и вниманием.