— Мы справимся, дорогая.
Эти слова прозвучали как торжественная клятва.
Он накрыл ее пледом. Казалось, ее окутало облако тепла и заботы. Она закрыла глаза, чувствуя слезы, так хотелось верить, что муж правильно оценивает свои возможности. Так хотелось верить.
А если он ошибается?
Спустя час Алесандро вернулся и увидел, что кровать пуста. Октавии не было и в ванной. Тревога забилась в его сердце: неужели она сбежала? Хотя, с другой стороны, вот ее чемоданы. Рванувшись в гостиную, он увидел спящего Лоренцо. Какое счастье! Но няни и жены нигде не было. Внезапно она выглянула с балкона, где наслаждалась солнцем.
— Ты голоден? Я заказала на нас обоих.
Вокруг нее стояли разнообразные блюда с традиционными итальянскими закусками. Алесандро подивился тому, как минуту назад едва не сошел с ума от страха.
— Я пришел посмотреть, проснулась ли ты, хотел пригласить на семейный обед. А где Бри?
— Я отпустила ее пройтись познакомиться со всеми. Эй, не ешь все оливки.
Алесандро, не привыкший к ее новой манере держаться, улыбнулся. Ему нравилась эта ее уверенность в себе. Она пробуждала задор, как бывает во время теннисного матча, когда внезапно обнаруживаешь, что соперник весьма силен. Хотя соперников у него сейчас хоть отбавляй. Он переключился на еду. Было восхитительно вкусно — ломтики помидоров, посыпанные базиликом, тосты и тапенада[2]. Намазав тост, он добавил артишок и два виноградных листа с начинкой.
— Могла бы принести Лоренцо вниз. Скрываешься от всех.
Правда, у него самого не было ни малейшего желания спускаться в столовую.
— У меня акклиматизация. Очень приятно вновь увидеть солнце, ощутить запах плодородной земли, услышать итальянскую речь.
Алесандро ощутил укол совести, но напомнил себе, что поначалу жена хотела остаться в Лондоне. Хотя эта мысль не очень-то радовала. Забавно, столько лет заботясь о родных, сейчас отдалиться от них. Теперь его единственный союзник в ситуации с предательством кузена — Октавия. Больше никто не принял это так близко к сердцу. Они с женой сплотились, встав единым фронтом на защиту сына. Самое интересное, он даже не осознавал этого, и лишь слова дяди открыли истину. Тот прорычал: «Как вышло, что она привязала тебя к себе и ты выбираешь ее вместо Примо?» Алесандро разозлили его слова. Даже дед ему не поверил до конца, спрашивал, не замешаны ли родители Октавии в подмене ребенка. Он в ярости крикнул им, что Октавия — его жена. Дядя выплюнул: «Кто ставит женщину выше семьи?» — и обратился к Эрманно: «Он всегда был непредсказуем». Очевидно, ему очень хотелось спровоцировать племянника на ответный удар, и попытка почти удалась. Сандро не позволил себе потерять контроль над эмоциями, но у него вырвались слова, значение которых он осознал позже: «Октавия тоже моя семья, она и наш сын значат для меня не меньше, чем вы. Я готов защищать всех членов семьи, но предательства не потерплю». Его обуревали гнев и запоздалый стыд оттого, что и впрямь стало казаться, будто он ставит брак выше преданности Ферранте. Он, глава семьи, зависим от женщины, и это подрывает стены бастиона верности, построенного им же. Потому он и не хотел жениться по любви. Но в разлуке с женой, когда она демонстрировала холодную настороженность вместо привязанности, Алесандро вдруг познал чувство утраты и сейчас готов был на многое, чтобы вернуть былые отношения. А это уже повод насторожиться.
Он внимательно всматривался в лицо жены, пытаясь понять, как она сумела привязать его к себе. Октавия не была роковой женщиной, искусной обольстительницей, и ее поведение — не игра с целью завладеть его вниманием. Наоборот, сейчас она держалась еще более отчужденно, чем на первой встрече, и это не было хитрым маневром. Она была разочарована и утратила доверие к мужу. Для него это удар по самолюбию.
А еще она очень красива. Дыхание перехватывает при одном взгляде на нее. Черты лица смягчились во время беременности, и это так красило ее, делая более чувственной и привлекательной. Распущенные волосы длиннее, чем обычно. Так и хотелось запустить руки в шелковистые пряди, прижаться к ним и вдохнуть аромат миндаля и мускатного ореха. Ее волосы не давали ему покоя с момента их первой встречи. Почему? Она уже не такая бледная, хотя в сжатых губах угадывалась тревога. Очевидно, что-то ее все же беспокоило и настораживало. А еще она сегодня назвала его «Сандро», и это прекрасно, это затронуло какую-то струну в его сердце. Однако он заметил, как она пожалела об этом.
Просто какой-то замкнутый круг.
— Не хочешь полюбоваться видом? — Октавия указала на второе кресло.
— Я уже им любуюсь, — насмешливо ответил Алесандро, не сводя глаз с жены.
Даже самые щедрые комплименты показались бы лестью, неспособной пробить ее неприступную защиту. Она пока не догадывалась, насколько искренни его слова, как он ею очарован, не верила ни одному его слову, даже признанию ее красоты. Сандро внезапно почувствовал тяжесть в животе. Октавия с тревогой посмотрела на мужа:
— Как все прошло?
Он пожал плечами, чувствуя, как тепло солнечных лучей пробирается под одежду. Хотелось завершить этот разговор, ничего хорошего он не сулит. Но жена заслужила право знать правду.
— Дед, понятно, обеспокоен. Гиакомо черный от злости.
Октавия бросила взгляд в сторону гостиной, где спал Лоренцо, и страх отразился на ее лице.
— Нет, дорогая. — Алесандро подошел к ней и, целуя в макушку, украдкой вдохнул аромат волос. Он постарался сделать свою речь убедительной. — Его никто не тронет. Я не допущу этого.
— Уверен?
Настойчивость, с которой она прижималась к нему, радовала и тревожила одновременно. Приятно чувствовать себя оплотом, это может стать первым шагом к воссоединению. Тем не менее он вдруг понял, как сильно она была испугана, даже скрывала свои подлинные чувства под напускным спокойствием. Оказывается, жена — куда более сложная натура, чем он себе представлял! Однако с этим открытием можно повременить, сейчас главное — успокоить ее. Подвинув стул, не выпуская при этом ее руку, Алесандро сел так, чтобы смотреть на Октавию.
— Я уверен, что нам предстоит большее, чем то, чего мы ожидали. Примо, оказывается, не единственный способен на хитроумные комбинации и подрыв моего авторитета.
— Я не думала до сегодняшнего дня, что все это может иметь какое-то значение. Но обратила внимание, что все, кто здесь живет, дети Гиакомо. Есть твоя тетя, но она много путешествует, и вряд ли можно считать, что этот дом ее. И никого со стороны твоего отца или его сестры.
До этого дня Алесандро думал, что они вполне могут пожить у деда. Зато сейчас видел ситуацию иначе, словно посмотрел на нее глазами жены. Встреча с дедом и отцом Примо лишь подтверждала ее умозаключения.
— Дядя пытался убедить деда снова стать управляющим. Чтобы якобы дать мне возможность решить семейные проблемы. Я ему на это предложил получше присматривать за своей семьей. Юридически управляю всем я, дед не имеет права смещать меня с должности, но я не хотел обижать его, напомнив об этом Гиакомо в его присутствии. Словом, ситуация скверная, выльется немало грязи.
— В моей школе была девчонка, которая училась последний год. Мой отец что-то не поделил с ее отцом. До сих пор не знаю, в чем там было дело, но она тогда со мной не разговаривала и всячески насмехалась. Поэтому я примерно представляю, что тут будет твориться.
Ее тревога прорывалась сквозь деланое безразличие. Алесандро ощутил тяжесть на сердце, захотелось попросить у нее прощения.
— Я знаю, что прошу многого.
Держа руку Октавии, он с трудом удерживался от того, чтобы не сжать ее как можно крепче. Может быть, своим желанием привезти ее в дом деда, чтобы она встретила конфронтацию его родных, он причиняет ей слишком сильную боль? Ей и так пришлось пережить многое. Так ли уж необходимо было ее присутствие здесь? Выдержав допрос дяди, Алесандро начал думать, что, наверное, лучше всего для жены не привлекать внимания присутствующих. Но мысль о разлуке с ней ему не понравилась. Нельзя повторять прежних ошибок. Они не станут отдаляться друг от друга, ведь именно этого добивался Примо.
Появление Октавии в его жизни стало причиной раздора в семье с самых первых дней. И это не ее вина, ведь, женившись и получив сына, Алесандро укрепил свои позиции наследника состояния Ферранте. Видимо, не только Примо разглядел угрозу в свадьбе брата. Неодобрение и враждебность выказала вся ветвь семьи, возглавляемая дядей. Если Гиакомо и кузины с кузенами будут отравлять ему жизнь в течение последующих нескольких недель, он может потерять Октавию, а этого допустить нельзя.
Миллионный раз за последний месяц Алесандро пожалел о том, что нельзя бросить эту женщину на кровать и обновить свадебные клятвы, укрепить веру друг в друга.
— Что произошло после смерти твоего отца? Дядя не пытался отобрать у тебя право стать управляющим?
Алесандро словно вернулся в то темное время, и сердце забилось, точно снова подгоняемое страхом и болью. Отпустив руку жены, он откинулся на спинку кресла, желая поскорее закрыть неприятную тему.
— Ему и не нужно было этого делать. Он был временно назначен главным вместо меня. Я тогда был слишком молод и удручен горем, чтобы вникать в политику компании и нюансы. К тому же чувствовал себя виноватым, потому и отказался учиться, а Гиакомо, видя во мне соперника, не настаивал. Прошло много лет, прежде чем я изменил мнение, и еще больше, прежде чем сместил его.
Осознав, что сказал слишком много, Алесандро умолк.
— То есть как отказался? Почему ты чувствовал себя виноватым?
Ему не хотелось говорить об этом, вместе с воспоминаниями приходила ненависть к себе самому. Тогда пост управляющего занял дед и вел его, испытывал на прочность, говоря, что именно Сандро должен возглавить корпорацию, это его долг перед отцом, и надо стать таким же главой семьи, каким был отец. Алесандро содрогнулся от воспоминаний. Заслуживал ли он вообще право сохранять и приумножать состояние Ферранте после всего, что произошло? Женившись, он стал причиной раскола в семье, уведя у кузена невесту.