Лиам и Виктория не обратили внимания на эту колкость, в обнимку вышли из гостиной. Через десять минут Эддисон и Ной тоже ретировались в спальню.
Эддисон взяла на себя перевязку руки Ноя, потому что Лиаму он не давался, а Вики боялась вида крови. Порез оказался длинным и глубоким, по его краям на расстоянии полдюйма располагалось пять швов.
– Больно? – нахмурилась Эддисон, прикасаясь ватным диском с антисептиком к ране.
– Да не особо.
Вопреки словам, Ной поморщился. Чувствуя его боль, как свою, Эддисон принялась дуть на порез. Ной усмехнулся, внимательно наблюдая за ней.
– Что?
– Ничего. Просто думаю, насколько же мне с тобой повезло.
– Перестань…
Эддисон смущенно продолжила дуть на рану.
– Нет, я больше так не могу!
Ной перехватил губы Эддисон своими, страстно поцеловав. Она ахнула от неожиданности. Ной стиснул Эддисон в крепких объятиях, а она только и смогла податься ему навстречу. В одной руке Эддисон держала антисептик, в другой – ватный диск, которым протирала его порез. Но как только Ной запустил холодные пальцы ей под майку – выронила все.
Эддисон извивалась от наслаждения в его руках. Придавив ее бедрами, Ной покачивался взад-вперед, задавая ритм их поцелуям. Эддисон чувствовала нарастающее желание Ноя. И она тоже его хотела. Но за стеной вдруг раздался протяжный стон.
– Твою мать! – выругался Ной, тяжело дыша.
– Что?.. Наплевать на них. Не останавливайся.
Эддисон притянула Ноя обратно, целуя. Но он ее остановил.
– Серьезно? – усмехнулся он. – Может, еще устроим соревнования, кто кого перекричит?
– Ну нет… – растерянно ответила Эддисон.
Стон Виктории послышался вновь.
– Боже! – поморщился Ной, слезая с Эддисон. – Как думаешь, меня оправдают, если я прямо сейчас его грохну? Это же моя сестра, в конце концов!
– И как любящий брат ты должен дать ей свободу, – улыбнулась Эддисон. – К тому же буквально сегодня она стала совершеннолетней.
– Ага. С днем рождения нас!
Ной закатил глаза и, размахнувшись, ударил в стену. Эддисон подумала, что, кроме нее, никто не обратил внимания на эту выходку.
– Они наверняка думают, что мы занимаемся тем же. Не злись.
– Я не злюсь, Липучка, просто раздражен, они все-таки в гостях… Может, отвлечемся? Чем занимаются пары? Ну… кроме секса.
Эддисон улыбнулась. Страдальческое лицо Ноя с каждым новым стоном Виктории становилось пунцовее, это умиляло ее. Хотя толику стыда за Лиама и Викторию она все же испытывала.
– Кажется, у меня есть идея. Идем!
Эддисон вышла из комнаты, маня за собой Ноя. Оба прошли по коридору, свернули к ванной комнате. Эддисон ухватилась за веревку, закрепленную под потолком, приложила усилие. Люк открылся, сверху спустилась стремянка.
– Чердак?.. Я не настолько подавлен из-за секса сестры.
– Здесь есть выход на крышу, – улыбнулась Эддисон. – В детстве я любила сбегать сюда по ночам. Ничего нет прекраснее звёздного неба.
Эддисон стала карабкаться вверх. Ной следовал за ней, хоть и без огромного желания в глазах. Темное помещение было узким и длинным. Возле стен рядами стояли коробки, аккуратно поставленные друг на друга. В углу виднелись ножки от нескольких перевернутых стульев. Эддисон с Эммой закинули некоторую мебель сюда после смены интерьера.
Эддисон подсветила пространство вокруг фонариком с телефона. Она взяла на старом комоде толстый плед, свернутый в рулон, и пропихнула его в окно. Следом выбралась на крышу сама.
– Этот плед старше меня, кажется. Возможно, мама с папой прямо на нем меня и зачали.
– Вау. Теперь мне еще больше не хочется к нему прикасаться.
Эддисон посмеялась, расстилая шерстяного старичка на крыше. Она смело забралась на плед с ногами, ложась поудобнее. Ной брезгливо разместился рядом с ней.
– Знаешь, не то чтобы я был прямо-таки чистюлей, но постельное белье на ферме стираю в прачечной регулярно.
– Да расслабься ты, наконец! Мама каждую неделю проводит генеральную уборку, а просто убирается в доме еще чаще. У нее что-то вроде легкого ОКР[5], точно не знаю. Обострилось после смерти отца… В общем, чердак тоже содержится в постоянной чистоте. Обрати внимание хотя бы на то, как расставлены коробки. Она из них пирамиды строит.
Ной замолчал. Какое-то время они не разговаривали, просто лежали в обнимку, смотря в ночное небо, скудное на звезды, затем Ной произнес:
– Наверное, это невыносимо больно потерять любимого человека.
Эддисон повернула голову к Ною, желая увидеть его глаза.
– Мне кажется, – продолжил он, еще сильнее прижимая к себе Эддисон, – я бы сошел с ума от горя, случись с тобой что-нибудь.
Она почувствовала, как по коже побежали мурашки от его слов. Ной повернулся к Эддисон и тихо прошептал:
– Я люблю тебя, Смит. Невероятно сильно люблю.
На ответ в этот момент Эддисон просто была не способна. На какое-то время от признания Ноя она попросту разучилась говорить…
Проснувшись утром, Эддисон долгое время любовалась Ноем. Она вспоминала вчерашний вечер, постоянно прокручивая в голове сказанную им фразу. Эддисон злилась на себя. Но не потому, что так и не ответила на признание Ноя, а потому что не смогла сформировать свои чувства в слова. Простого «Я тоже тебя люблю!» ей было недостаточно.
Эддисон тяжело вздохнула, уставшая от множества мыслей. Она облокотила голову на локоть, чтобы лучше рассмотреть лицо Ноя. Эти чуть приоткрытые губы, вздрагивающие ресницы, волнистая челка, которую давно следовало подравнять. Конечно, она любила все в нем. Бесспорно, Эддисон очень сильно любила Ноя.
Она улыбнулась, когда Ной поморщился от солнца, пробравшегося в комнату через приоткрытую занавеску. Руки сами потянулись к пленочной камере. Ной казался ей похожим чуть ли не на прекрасного бога в этот момент.
Эддисон сделала несколько кадров, но этого ей показалось мало. Она снимала Ноя снова и снова, пока не закончилась пленка. Чувствуя вновь накатившую волну одержимости Ноем, Эддисон выругалась, прижимая камеру к груди и часто дыша.
Взглянув на часы и убедившись, что проснулась непростительно рано, Эддисон подумала, чем могла бы заняться. Открыв в телефоне приложение с картой, где были отмечены все компании города, Эддисон отыскала фотостудию, работающую с восьми утра. «Отлично! – победно улыбнулась она. – Ной как раз встанет не раньше полудня».
Эддисон наскоро умылась, оделась в первое, что попалось под руку, и, взяв ключи от минивэна, выбежала из дома. Пока она ехала до нужного места, несколько раз замечала в зеркале заднего вида свою улыбку. Внутри нее ярким пламенем горело то волнение, которое она испытывала каждый раз, когда смотрела в глаза Ноя. Сейчас она представляла его реакцию на запланированное ею «доброе утро» и не могла сдержать эмоций. Ей хотелось быстрее претворить в жизнь задуманное.
Когда Эддисон приехала на место и застала врасплох сотрудника студии – он поделился, что не ждал никого раньше полудня и вообще никого не ждал в этом месяце – ее поставили перед фактом, что необходимо заплатить больше за срочность заказа. Она чертыхнулась в очередной раз, пожалев о том, что школа закрыта, но ничто не могло помешать ее плану. Пришлось заплатить.
Вернувшись домой через два часа, Эддисон застала Ноя все еще сопящим в подушку. Она и не сомневалась в его умении проваляться в кровати до обеда, но такая любовь ко сну все же удивляла.
Как можно тише, чтобы не разбудить Ноя раньше времени, Эддисон принялась воплощать свою задумку. Она на цыпочках ходила от угла к углу своей комнаты, цепляя к потолку нитки. Пару раз, крепко задумавшись и погрузившись в мысли, она чуть не наступила на спящего Ноя. Раз за разом ей приходилось заставлять себя возвращаться в реальность, чтобы ничего не испортить.
– Доброе утро, Спящая красавица, – прошептала Эддисон, когда все было готово. Она ласково поглаживала Ноя по голому плечу и предвкушала его удивление. – Такими темпами ты всю жизнь проспишь.
Ной, не открывая глаз, улыбнулся. Нащупав рядом Эддисон, он притянул ее ближе к себе и буркнул:
– Угораздило же меня с жаворонком начать встречаться…
– Ну, вставай же! Я между прочим уже четыре часа не сплю.
– Серьезно? И сколько сейчас времени?
– Почти двенадцать.
– Какой ужас, – промямлил Ной. – Вот бы тебе мою способность по достоинству ценить прелесть сна до обеда передать на время. Знала бы ты, какой это кайф! Мне тебя даже… жаль…
Ной снова начал проваливаться в сон. Видя это, Эддисон закатила глаза.
– Ну уж нет, Ной Кинг! Я не позволю тебе дрыхнуть так долго. Быстро вставай и попробуй оценить по достоинству прелесть раннего пробуждения… Хотя тебе это уже не грозит.
– Да ладно-ладно, Липучка!
Ной перевернулся на спину и приложил ладони к векам, приводя себя в чувства. Через минуту, убрав от лица руки, он все же смог разлепить один глаз.
Сначала не происходило ничего. Но, когда Ной увидел свое изображение на фото, висящее на нитке прямо перед его носом, сон как рукой сняло. Ной слегка привстал на локтях, с удивлением рассматривая изменившуюся комнату.
– Ч-что это, Смит?
Эддисон улыбнулась.
– Помнишь мой секретный сундук с кучей снимков, который ты случайно увидел? – осторожно начала она. – Я тогда сказала, что на тех фото только те, кого я действительно люблю.
Эддисон взглянула на комнату, увешанную снимками Ноя. Каждая фотография мерно покачивалась на серебряной нитке, кропотливо прицепленной к потолку. По меньшей мере их было штук пятьдесят. С каждого изображения исходила божественная энергетика красоты Ноя. Он был заснят с разных ракурсов, в профиль, анфас и три четверти. На некоторых фото красовались лишь его спина и макушка.
Ной протянул руку к ближайшей фотографии и аккуратно отцепил ее. Он долго рассматривал свое же лицо с россыпью редких веснушек и прекрасных родинок. Пальцы Ноя коснулись черно-белого глянца.