Но окружающие, похоже, меня не замечают, так что я открываю книгу и с колотящимся сердцем начинаю читать.
Я перечитываю первый абзац раз восемь и только тогда успокаиваюсь. А потом меня затягивает и сам сюжет.
Я не говорю, что не в состоянии находиться наедине с собой или что мне всегда нужен кто-то, чтобы держать меня за руку, – но это ощущение… Это нечто новое и незнакомое. То, что я сейчас делаю, рвет все мои шаблоны и идет вразрез со здравым смыслом, и все же я не могу сформулировать, почему одиночный поход в кафе кажется мне настолько неправильным.
Девочки были правы – если я все равно хотела попробовать, то почему бы и нет?
Но разве это честно? Им не надо беспокоиться о том, чтобы найти компанию для похода в ресторан или кино, им не нужно волноваться, с кем бы выпить чашку кофе в кофейне, – для таких пустяков у них всегда есть спутник! Нет, это нечестно.
Кто сказал, что я не могу делать то же самое, даже если у меня нет второй половинки?
С чего я взяла, что не могу, откуда у меня это ощущение? Ведь никто не смотрит ни на меня, ни на мой стакан с латте, ни на мою книжку. Даже если бы я села за столик в ресторане и заказала обед из трех блюд, всем было бы все равно.
Я всегда злюсь, что не могу чего-то сделать только потому, что у меня нет парня, но…
Но… что, если я все же могу?
Я не то чтобы получаю несказанное удовольствие, но, допив латте и дочитав до конца главы, я закрываю книгу, воспользовавшись вместо закладки чеком, и чувствую, что начинаю собой гордиться.
В кинотеатре я беру два билета на историческую драму, которую нам с Талли не терпелось посмотреть, и иду ждать подругу. Встав рядом с билетером, я пишу ей, что уже пришла, и объясняю, где именно нахожусь.
Сообщение все еще не прочитано. Ничего страшного. Талли меня найдет. Наверное, она как раз едет и не смотрит на телефон. Времени навалом: сеанс начнется через десять минут, и не меньше четверти часа будут идти трейлеры.
Проходит еще две минуты, а я по-прежнему жду, и меня мутит от волнения.
Еще через три минуты билетер начинает смотреть на меня в упор – настолько пристально, что я уже не могу его игнорировать и делаю вид, что только сейчас замечаю его сочувственный хмурый взгляд.
– Тебя продинамили?
– Н-нет! Нет, просто… Мы с подругой, она немного опаздывает. Скоро будет.
О боже! Сбылось мое худшее опасение: я действительно выгляжу так, будто меня продинамили. Как лучшая подруга могла так со мной поступить? И что это за подарок на день рождения – изощренная пытка?
Через семь минут после начала сеанса я наконец получаю сообщение от Талли.
Таллула Кинг:
«Дорогая! Прости, ради бога, я так закрутилась на работе. У нас форс-мажор, я не могу уйти пораньше – весь день проторчала на совещаниях. Голова настолько забита, что я забыла про фильм и не смогла предупредить тебя пораньше! Я ужасный человек. Мы все обязательно наверстаем, обещаю. Чмоки».
Она слилась. Моя лучшая подруга и моя единственная надежда на сегодня просто меня кинула.
И, что еще хуже, я купила билеты. При мысли о впустую потраченных деньгах у меня сводит живот, а пальцы еще крепче сжимают два маленьких бумажных прямоугольника.
– Не придет она? – спрашивает билетер, который все это время наблюдал за мной.
– Нет, – отчеканиваю я, не в силах посмотреть ему в глаза.
Боковым зрением я вижу, как он пожимает плечами и протягивает руку, чтобы взять мой билет.
– Тогда иди в зал. Даже трейлеры еще застанешь.
В зал?
Одной? Он ведь не это имеет в виду. Я же не могу…
Я могу.
В этом нет ничего особенного. Все равно что одной зайти в кофейню. Я ведь все время смотрю фильмы в одиночестве. На диване у себя дома, но все же. Это же просто фильм. И в зале будет темно. Всего лишь двухчасовой фильм и… твою мать, мне что, и правда нужен парень, чтобы посмотреть кино? (Или, как в этом случае, подруга Талли, у которой, очевидно, слишком много своих дел, чтобы составить мне компанию.)
Собрав остатки мужества, которого я набралась с утра, я сую билетеру свою порядком замусоленную бумажку и быстро иду в зал – чтобы не успеть передумать. Я нахожу свое место, сажусь, сползая как можно ниже, и быстренько осматриваю остальных сидящих в зале: несколько человек, судя по всему, тоже пришли в одиночестве. И вдруг я понимаю, что никто из них на меня не смотрит.
Да им же все равно, осознаю я. Этим людям, совершенно чужим людям, на меня просто плевать. Им по барабану, одна я здесь или нет, день рождения у меня или нет, почему я решила посмотреть именно этот фильм и с чего вдруг в четверг в четыре часа сижу в кинотеатре, а не на работе. Я вообще не главный герой. У них своя жизнь, и для них я от силы декорация. Я им никто – как и они мне.
Может, эта мысль и должна наводить тоску, особенно когда я и без того чувствую себя адски одинокой в свой день рождения, но на деле она производит на меня полностью противоположный эффект.
Никому нет дела ни до меня, ни до того, как я проведу сегодняшний день.
И эта простая истина, черт ее дери, развязывает мне руки.
Настолько, что по дороге домой я захожу в Marks and Spencer в отдел кулинарии и покупаю себе деньрожденный тортик, чтобы съесть его в одно лицо.
Глава 29
– У вас занято?
Очевидно же, что да, тупица. Я не заказывала вторую пинту пива (уже наполовину выпитую), чтобы просто сделать вид, будто у меня есть компания.
Освещение в баре как раз такое, как надо: вполне яркое, но и достаточно приглушенное, чтобы создать интимную атмосферу. Музыка звучит чуть громче нужного, заставляя посетителей говорить чуть громче нужного, и оттого обстановка кажется более оживленной, чем на самом деле.
Я не обращаю особого внимания на парня, положившего руку на спинку свободного стула напротив меня.
– Я здесь с другом, спасибо, – говорю ему я.
– Ой, простите. Отбой.
Он отходит и останавливается у соседнего столика, за которым сидят и увлеченно беседуют три девушки. Я морщусь от отвращения. Неужели он просто не может оставить людей в покое? Неужели он…
Они кивают ему, он берет четвертый свободный стул и тащит его в другой конец бара, где сидят его друзья. Ох… Ладно, я ошиблась.
Сегодня суббота, день рождения у меня был позавчера, и в душу снова закрадывается чувство одиночества – вместе с обидой: ведь у моих друзей и семьи были планы получше, чем отпраздновать со мной. Мое мужество от «свидания с собой» совершенно улетучилось, и теперь мне больно от того, что моя лучшая подруга меня кинула. У меня сводит живот от одиночества – хотя, может быть, и от съеденного целиком торта «Колин-гусеница».
Сегодня у меня настоящее свидание.
Ну… Не совсем свидание, я бы сказала, поскольку мы здесь с Гарри. С парнем, которого я вовсе не хочу видеть своим парнем; с парнем, который изменял жене, который вот-вот разведется и который на этой неделе потерял пять сотен фунтов, сделав ставку на какой-то футбольный матч. (Вот бы я могла просадить такие деньги! Мне было обидно даже из-за билета в кино стоимостью двадцать с небольшим фунтов – ну, когда Талли слилась.) Короче, мы поужинали в ресторане и теперь сидим в баре, потому что нам хорошо вместе и мы не хотим, чтобы этот вечер заканчивался.
То, что у меня нет на его счет серьезных намерений и я не хочу становиться его послеразводной тихой гаванью, еще не значит, что он мне не нравится и мы не можем отлично провести время.
А проводить время с Гарри – здорово.
И, может быть, я не хочу встречаться с ним по-настоящему просто из чувства самосохранения: я же знаю, что он ищет не этого и нам всего лишь хорошо и легко вместе – к нашей обоюдной выгоде.
Он кошатник. Его любимый торт – морковный. Он терпеть не может запах плавленого сыра. У нас никогда ничего не выйдет.
– У тебя все в порядке?
Гарри уже вернулся из туалета и садится обратно на свой стул, и его голос выводит меня из задумчивости. Он широко мне улыбается, и у него такой вид, который устраняет все мои сомнения на его счет.
Интересно, он всегда так хорошо выглядит? Наверняка. Всякий раз, когда мы встречаемся, он просто великолепен – до замирания сердца. Хотела бы я знать, сколько времени у него уходит на такой непринужденно сногсшибательный вид. Он что, специально делает такую укладку – немного растрепанную, чтобы мне хотелось запустить пальцы ему в волосы? Он выбирает, какую рубашку надеть, или хватает первую попавшуюся, зная, что ему достаточно не застегивать верхнюю пуговицу, чтобы выглядеть сексуально, не слишком для этого перестаравшись (и какая разница, что на нем при этом надето)?
Загар от летнего солнца, которым он щеголял при нашей первой встрече, уже сошел. Я могу разглядеть веснушки у него на переносице. На безымянном пальце левой руки – призрачный след обручального кольца.
Не успевает он сесть, как мы тотчас же возвращаемся к разговору. Мы по-прежнему болтаем свободно, не чувствуя давления и не боясь последствий сказанного, – и я задумываюсь о том, каким будничным ему, должно быть, кажется наше общение. Я рассказываю ему о чудовищном предательстве Талли и о том, как провела свой день рождения в одиночестве… И о том, что в итоге я даже немного горжусь собой, хотя у меня в голове не укладывается, сколько времени у меня ушло на простейшее дело – просто сходить в кафе. Он говорит о бывшей жене: она пытается забрать себе кошку, а кошка его, похоже, терпеть не может, и ему должно быть все равно, но ему не все равно, и он полночи прорыдал из-за этой чертовой кошки.
А я думаю, не в кошке дело.
С Гарри так легко и весело, что при общении я всякий раз забываю, что ему сейчас тоже хреново живется. Я так и вижу его холостяцкую берлогу на двадцатом этаже – минималистичные четкие линии интерьера, дорогая кофемашина на кухне, низкий кожаный диван, оставленная арендодателем модная прозрачная мебель, пол с подогревом в ванной… Я думаю – этот парень умеет устроиться. Не знаю, как выглядел дом, где они обитали с женой, но порой он о нем вспоминает, называя его «наш дом»: Луиза, его бывшая, до сих пор там живет. Интересно, как он выглядит? Есть ли там свободная комната, которую Гарри рассчитывал переделать под детскую? Есть ли там тумба под телевизором, где хранится их коллекция DVD? Подстригал ли он лужайку по выходным, пока жена сажала цветы, а кошка дремала на солнышке?