— Как ты узнаешь, что можно ехать?
— Должен увидеть, как они летят. Пока не видел, только как опустились. Кто-то не ушел вовремя в лес.
Это было глупо — двигаться по открытым пространствам, если была такая угроза. Но поскольку других вариантов не было — не метро же от них тут ждать, в самом деле — разумно бы было, наверное, переждать? Может, у этих лезаров сейчас сезон? Или они так всегда летают? Я не понимала причины того, почему мы просто взяли и поехали, без всякой защиты, но, вероятно, она была, и мне было важно узнать ее. Показаться глупой я не боялась, учитывая тот факт, что бедняжка Мариза снискала славу дурочки не только среди господ и особо приближенных слуг.
— Так зачем они вышли? — спросила я, пару раз хлопнув глазками. Как это выглядело со стороны — подозреваю, довольно наигранно. — Почему мы едем не по лесу?
— Да ты же совсем дурная, — проворчал кучер, подходя к карете поближе. — Ну как они до деревни дойдут? А нам как ехать, если не по дороге? И так чуть не перевернулись. А лошади ноги переломают? Дурная, как есть дурная, — он разглядывал меня, я не отводила взгляд, — дурная, но хорошенькая…
Я хмыкнула. Понятно было, к чему он клонит, и мне, наверное, стоило к этому привыкать. Если даже в моем просвещенном мире некоторые женщины считали еще комплиментом свист вслед и шлепок по заднице, что было говорить о мире этом.
— Даже не думай, — предупредила я. — Ни добром, ни силой. Иначе я сразу скажу герцогине де Бри.
— Кто же тебе поверит? — Кучер взялся за ручку двери с той стороны, и похоже, он совершенно не понимал, что сейчас под угрозой куда больше, чем я.
— Ну, кто, — усмехнулась я, и кучер замер. Мое спокойствие его напугало. — Доктора, например. Думаешь, я тебе добром дамся? Да и потом, кому скорее поверят, тебе, который коням хвосты крутит, или графине де Аллеран?
— Да какая ты графиня? Платье господское напялила да кольца, и этого хватит?
Глуп не тот, кто кажется глупым. Я усвоила это с первых своих поездок за барахлом. И если польские оптовики еще старались держать хоть какую-то марку, то улыбчивые, внешне доверчивые и чрезмерно вежливые турки, которых, казалось, было так легко продавить на огромную скидку, могли положить вместо оговоренного товара сплошной неликвид, сбыть который нельзя было даже в далекие села.
— Какая-никакая, для герцогини — графиня, — продолжала я с кривой и нахальной улыбкой. — Допустим, меня вернут обратно, если вскроется, что я не мадемуазель Адриана, а внебрачная графская дочь, всю жизнь надевавшая платья на господ. С тобой-то что будет, дружок? И за то, что снасильничал, и за то, что открыл обман? Мне-то и в замке при мадемуазель нормально жилось, а вот тебе что от господ светит — я даже не знаю…
До кучера начало доходить, в чем проблема. В его не самую смекалистую башку до этой минуты, кажется, даже не стучалась мысль, что для всех я — графиня де Аллеран, и этой легенде надо бы соответствовать. И как бы ему ни хотелось сбросить стресс, вполне возможно, что с Маризой и не впервые, пришлось отступить.
— Вот дурная, — еще раз пробормотал он и отошел.
Я потерла лицо руками. Потом прислушалась к ощущениям тела: порванная на тряпочки простыня пока держалась. И хотя это все было невероятно неудобно и напоминало мне школьные годы в те времена, когда мы тоже стирали тряпочки, я хотела бы и дальше надевать эту варварскую конструкцию столько лет, сколько отпущено мне природой, и без перерывов на одиннадцать месяцев. Каждый такой перерыв грозил отправить меня на тот свет еще раз. И кучер этот далеко не единственный, не первый и не последний. Что делать? Я вспомнила Адриану: воспользоваться ее рецептом? Могла ли герцогиня де Бри знать о желании юной родственницы посвятить жизнь благочестию и воздержанию? Если да, отлично, но только в случае, если герцогиня не попытается выбить из меня эту дурь. Ко двору меня тащат явно не для того, чтобы я показывала всем пример добродетели.
Я посматривала в окно. Время шло, все было спокойно, а потом я увидела, как далеко за деревьями мелькнула тень, потом еще одна. Лошади зафырчали, кучер кинулся к ним, успокаивая, но, казалось, это было уже вторично. Лезары улетели, бросив где-то останки своих жертв, а я записала себе — эти твари действительно очень опасны, и что самое скверное, я не знаю, в какой момент они становятся агрессивными. Когда юная барышня учила Маризу ездить на лошади — что, как я сейчас понимала, и привело к тому, что бедняжка свернула себе при падении шею и заполучила меня в свою неумную голову — лезары спокойно летали над лесом… наверное, тогда еды им хватало.
Мы тронулись в путь. Кучер все равно старался держаться ближе к лесу, но продолжалось это недолго, дорога свернула, слилась с другой и стала более оживленной, а мы теперь находились на совершенно открытом пространстве.
Под колесами чавкала грязь, телеги и кареты, попадавшиеся нам навстречу, были заляпаны по самую крышу, лошади походили на тощих длинноногих свиней. Когда начало темнеть, мы остановились на ночлег в очередном трактире — постоялом дворе? Гостинице? — уже более приличном, чем в первый раз, и кучер, напуганный моими предупреждениями, обращался со мной как с госпожой. У него было достаточно времени все обдумать. Проблемы определенного характера он решил с порога, перемигнувшись с какой-то разбитной девицей.
Возможно, я никогда не стала бы той, кем стала, если бы не умела реагировать на обстоятельства и учиться быстрее, чем конкуренты. Как только я вошла в комнату, сразу потребовала принести мне сена и купила — денег было жалко, но выбор отсутствовал — у хозяйки новые простыни. Ванны не было, воду мне принесли холодную, но я заставила ее нагреть и прокипятить, содрогнувшись, правда, от запрошенной цены, а еще — потребовала оставить себе кувшин с кипятком, справедливо полагая, что наутро вода остынет достаточно, чтобы можно было пить.
Нужно было что-то изобрести с едой, думала я, ковыряясь в принесенных мне блюдах. Теперь у меня была явно «господская» порция, но и она мне не нравилась. Слишком жирная, слишком пресная, есть одни безвкусные овощи можно, но без мяса я буду мерзнуть. Но есть мясо, какое оно тут… скажется ладно если на фигуре, а если на здоровье? Что тут вообще умеют лечить? Мне не хотелось проверять искусство местных лекарей опытным путем, тем более на себе.
Город я увидела на следующий день после полудня.
Он почти ничем не отличался от деревень или городишек поменьше. Те же здания, те же цвета, те же узкие улицы — еще уже, как мне казалось, чем те, что я уже видела — только куда больше ора и вони. Улицы были зажаты между домов, и поэтому звуки и запахи, запертые в пространстве, сосредотачивались, накапливались и усиливались в разы. От них некуда было деваться, они пробирались мне в нос и в уши, и я понимала, что это чуть ли не основное, с чем мне нужно научиться справляться.
Карета в очередной раз свернула, и я вдруг увидела… ну, наверное, это был замок. Сложенное из такого же серого камня, как и почти все вокруг, здание отличалось от большинства виденных мной здесь домов, во-первых, размерами, а во-вторых, окнами, которые наконец-то напоминали размерами нормальные окна. Я насчитала пять с половиной этажей — очень высоких этажей, и последний был совсем невысоким. А может, так просто снизу казалось, и окна там были маленькими… Крыша по всему периметру была украшена статуями — я не успела их толком рассмотреть, но они все точно были разными и, если так можно сказать, человеческими. В смысле, изображавшими каких-то людей. С другой стороны, что люди, что сатиры, что эльфы какие-нибудь, какая мне разница, обреченно подумала я.
Больше я не успела разглядеть ничего: мы въехали в ворота и остановились в большом… нет, огромном дворе, почти совершенно пустом.
И — боже мой! — почти чистом.
Глава одиннадцатая
В телевизоре все казалось простым и понятным: замок — балы, красавицы, лакеи, юнкера, в реальности, потому что это была все же моя реальность, мне даже булкой похрустеть никто не предложил, и говоря откровенно, впечатление от замка — или дворца — у меня было двойственное.
Да, здесь явно прошлись с метлой и хотя бы так не орали, как в городе, и никто не волок гусей прямо перед едущими каретами, народу было не так чтобы много, но бегали они так деловито и хаотично и лица у них были такие озабоченные, что мне показалось — именно тут, на площади перед королевским дворцом, нашли пристанище изгнанные с нашего Черкизона мои коллеги по торговле барахлом. Мне казалось, что вот-вот люди начнут раскладывать товар и выстраивать баррикады из клетчатых пластиковых сумок, благо площадь позволяла…
Но я пока сидела в карете и чего-то ждала. Кучер приуныл, что не удивляло, здесь он был никто и звать никак, чтобы цапнуть меня привычно за плечо и оттащить в королевскую опочивальню.
Мне хотелось есть, очень нужно было посетить важное заведение, меня несколько утешало то, что хотя бы здесь не было так холодно, как могло бы быть. Звучала речь на разных языках, люди мельтешили, я от нетерпения постукивала ногой и готова была начать разносить свою карету. Хуже нет ждать и догонять, но в последнем случае есть хоть цель.
— Теплый апрель в этом году, — вдруг услышала я, и нога моя, отбивавшая ритм, так и зависла. Апрель? В снегу по самые уши? Хорошо, что не июль, подумала я, а чем еще я могла себя утешить?
Потом кто-то распахнул дверь кареты, отскочил в сторону, я пару секунд помедлила, решая, что делать — выходить или нет, кучер свое дело сделал и мог с чистой совестью проваливать, и с этой минуты мне предстояло как-то справляться самой.
Все это было не очень вовремя. Я все еще рассчитывала, что у меня будет возможность удрать, я прикидывала варианты, но после встречи с лезарами вынуждена была пересмотреть свои планы. Шансов против этих тварей у меня нет — только если я в крытом экипаже, вероятно, ума у этих монстров не хватало, чтобы понять: в консервной банке есть добыча. Сбежать я могла только в крупном городе, где нет проблем найти работу, где мне хватит и остатка дня, чтобы пристроиться куда-нибудь служанкой, но вот крупный город и вот дворец, и планы снова приходится корректировать.