лоса пробегали мурашки по спине. Что было бы, если на моем месте сидела Мариза? Адриана? Я точно что-то сейчас упускаю, так что?
— Это богопротивно, — сказала я тихо, но очень уверенно, и лицо герцогини вытянулось. — Его величество и ее величество венчаны перед ликом святым.
— Все такая же, — вздохнула герцогиня де Бри. — Адриана, дитя мое, я вытащила тебя из нищеты и прозябания. Неужели твои молитвенники не научили тебя быть благодарной за добродеяния? Неужели не сказано, что должно почитать благодетелей твоих и внимать голосу мудрости?
Ее рука легла мне на плечо, тяжелая, несмотря на то, что сама герцогиня была легкокостной. И хватка у нее оказалась железная — я даже прикусила губу. Такая своего не упустит, швырнет в пекло любого, кого захочет, перемелет и забудет как звали.
Кого же она мне напоминает? Идет к своей цели, не ведомой никому, вероятно, через тысячи неудач, и не оглядывается на несчастные жертвы?
— Я благодарна, я почитаю. Твой дед некогда отправил меня ко двору, потратив все состояние на мои платья. Разве же не дело чести теперь вернуть мне долг его сыну, облагодетельствовав его дочь?
Я умела держать лицо. На моих губах была все та же бессмысленная жалкая улыбка, и я не дрогнула, услышав признание. Знала ли подлинная Адриана об этом? Никто не осмелится перечить герцогине де Бри, так она мне сказала, вполне может быть, за этим еще что-то крылось, но пока я пела про себя гимн чужой глупости. Во имя ненужного и бессмысленного добра — да, это могло ей двигать. Вместе с амбициями и — политикой.
Я покосилась на стол. Нет, герцогиня считала, что не по рангу мне лопать ее разносолы, но что будет, если я возьму и наплюю на ее мнение?
Я повернулась и стянула со стола кусок мяса. Тот, который показался наиболее похожим на привычную мне нарезку. Пожалела я об этом практически сразу — мясо было абсолютно безвкусным и смахивающим на заношенную подошву, и, пытаясь отодрать его от зубов, я с тоской вспомнила средства, потраченные мной на стоматологов. Герцогиня, насколько я могла искоса видеть, только смотрела на меня… изучающе, возможно, прикидывая, какие методы воспитания ко мне применить.
— Тебе отведут комнату, — желчно изрекла герцогиня, поднимаясь. Заметно было, что далось ей это нелегко, но от меня, невоспитанной деревенской девки, она помощи явно не ждала. — Завтра займусь тобой.
Я пропустила ее угрозы мимо ушей. Мясо было пусть жестким и пресным, но не таким жирным, как все, что мне довелось есть до этого. И, к собственному стыду, я не хотела ничего больше, кроме как наесться. Чувство голода было мной давно забыто, но оно не было мне незнакомо. Я помнила те времена, когда наличие денег не спасало от пустых прилавков, сахар продавали по талонам, а жители столицы покупали еду по карточке с фотографией. Я помнила те времена, когда есть было некогда, потому что валом шли покупатели — зимой и осенью, в дожди, метель и пекло, выходные были выходными у кого угодно, только не у меня. Я помнила те времена, когда есть было нечего — и запах чьей-то холодной испорченной курицы пробирался в желудок вместе с вонью плацкарта, а у меня был выбор, купить на короткой стоянке жирный масляный чебурек или не разменивать бесценную сотню баксов…
Я услышала шаги за спиной и обернулась, по-крестьянски утерев тыльной стороной ладони рот. Сейчас в том, что я не оправдывала ожиданий, было мое преимущество.
— Прошу в опочивальню, ваша милость.
И вид у Пьера был такой, словно он туда собирался отправиться вместе со мной.
Глава четырнадцатая
Я тревожно оглядела стол. Было бы отлично прихватить что-то с собой, но все, что осталось, к длительному хранению было непригодно. Странно, сообразила вдруг я, почему здесь нет хлеба? Или каких-нибудь овощей? Тут вообще ничего не было, кроме мяса… или того, что выглядело похожим на него.
Мы вышли, и, идя за Пьером, я пыталась, что называется, разложить плюсы и минусы моего нынешнего местопребывания по полочкам. Плюсы: здесь, во дворце, не так холодно. Не настолько, как в замке графа де Аллеран, там, казалось мне, изо рта должны вырываться облачка пара. Терпимо, особенно на сытый желудок. Минусы: здесь чересчур много глаз.
Моя спальня в замке графа вмещала еще нескольких человек. Если я опочивальню поделю с кем-то из курятника герцогини, то до утра могу не дожить. Вряд ли эти девицы придушат меня подушкой, но если навалятся толпой — могут. Мариза все же не так сильна, как Мария Успенская. Спорт делал свое дело и мышцы у меня были отличные. Увы, их я лишилась вместе с привычной цивилизацией. С другой стороны, успокоила я себя, наверняка здесь за убийство предусмотрено что-то не слишком приятное. Я нужна герцогине, и сомнительно, что обитательницы курятника не в курсе этого и захотят рисковать. Тем более, что пока что я никому из них ничего не сделала. Нет, вряд ли они решат придушить меня прямо сегодня.
Шли мы недолго, и как я поняла, это все были покои герцогини. Неплохо придумано, надо сказать: практически огороженная территория, чтобы никто не покушался на девичьи тела и все были под присмотром. Пьер толкнул очередную дверь, и я картинно закатила глаза, поняв, что меня ждет очередное мрачное холодное нечто.
На столике торчали три свечи — на большее герцогиня не расщедрилась… хотя, одернула я себя, может быть, как раз наоборот. Я читала, что хорошие свечи прежде были весьма недешевы. Рядом со столиком стоял мой сундук, чуть дальше — кровать-гробик, не миновать мне участи графини Дракулы, ухмыльнулась я. Такой вот непредвиденный косплей. Горшок, за это спасибо, окно, в котором мрак и тьма, потолки высокие — архитектору вырвать руки, в таких холодных помещениях высокие потолки делать нельзя, но никому ведь не пришло это в голову. Стул, один, жаровня, уже тлеет, но не сказать, чтобы помогало. Я прошла к столу — полное ощущение того, что ты в склепе.
Я протянула руку к голове — поправить какую-то шпильку, и вдруг резко обернулась к Пьеру. Мысль была шальная, дурная даже, но чем черт не шутит, даже черту бывает грешников жаль?
— Ванна, друг мой, — сказала я. — Хочу принять ванну.
Я говорила это и видела по лощеной физиономии, что примерно с таким же успехом могу сказать «хочу завтра лететь в Японию» или «лэптоп принеси». Но буквально через пару секунд Пьер входящую информацию обработал.
— Как прикажете, ваша милость.
Я думала, он уйдет, но он подошел к кровати и дернул за какой-то шнурок. Милое дело, заметила я про себя и вспомнила «Пеструю ленту». Пусть Конан-Дойль и ошибся и в нашем мире змея по шнуркам забираться не умела, но в нашем мире не было и тварей, пикирующих на обоз. Тут конкурентки вполне могли спустить на меня какую-то ядовитую дрянь.
Я решила, что шнурок к ночи обрежу. Пока же на зов явились девицы, на вид прислуга, и, выслушав распоряжения Пьера, удалились.
Сам Пьер уходить никуда не собирался. Он наблюдает, решила я, тогда усыпим его бдительность. И я принялась разбирать свои платья — так, с заметным усилием подняла крышку сундука и раскидала их немного по всем возможным поверхностям, чтобы проветрить. Не знаю, как вшам, мне от запаха было немного не по себе.
Я покосилась на Пьера — я точно делала что-то не так, и он заочно поставил мне диагноз. Отлично. У этого прощелыги был по сравнению с кучером, который меня привез, один плюс: сдерживающий фактор в лице герцогини де Бри.
Разобравшись с одеждой, я подошла к кровати, намеренная содрать с нее все и потребовать заменить белье, но еле сдержала восторженный вопль. Белье было чистым! Не просто чистым — новым, уж кто-кто, а я могла отличить ни разу не использованную ткань! Я отдернула простыню, уже боясь обмануться, оценила матрас, потом одеяло. Новое. Местный бог, наверное, услышал мои невысказанные молитвы, или ему просто понравилось то, что я осудила герцогиню за намерения расстроить королевский брак.
— Неси свечи, — приказала я. Гулять так гулять. Неизвестно, что будет дальше, сегодня у меня праздник желудка и торжество тела. — Чтобы было светлее. И… теплее. Пару вон тех жаровен еще и… Бумагу.
— Ваша милость писать письмо будет? — догадался Пьер. Я подумала. Да, письмо, возможно, меня бы отлично прикрыло, ведь Адриана наверняка написала бы родителям.
Но огорошить его в лоб откровением «нет, зад себе вытирать» я пока не рискнула.
— Нет, друг мой, письмо напишу, но после. Бумагу ты мне все-таки принеси.
Свершилось, он исчез. Ненадолго, минуты на три, потом явился со стопкой бумаги, чернильницей и пером. Я взяла перо, повертела его в пальцах, положила обратно на подносик. Будет Пьер возникать — воткну ему это перо куда-нибудь в злачное место.
Следом приволокли еще две жаровни и свечи. «Блаженная Адриана» — я так поняла, это отныне мое прозвище. Но в комнате стало теплее, светлее, и вот последнему я не особо обрадовалась. Ассоциации со склепом стали более явными, стены были отделаны каким-то неровным камнем, я на секунду прикрыла глаза. Ковры? Проклятие всех семейных фотографий с пятидесятых по девяностые годы прошлого века. Но здесь мне навряд ли устроят подобную роскошь. Обои? Не слишком задержат сквозняки. Если еще я задержусь, вздохнула я, а я не планировала.
Черт с ним, с дизайном. Комфорт и возможность сохранить здоровые почки, хотя…
— Возьмите платья и развесьте их на стене по обеим сторонам окна, — сказала я слугам. — Не знаю, возьмите колышки? Вбейте в щели. И повесьте на эти колышки платья.
Со мной не спорили. Может, получили такой наказ от главной стервятницы. Может, была еще какая-то причина. Меня это устраивало: во-первых, шмотки немного уймут сквозняки, во-вторых, что обработка жаром, что обработка холодом поможет от вшей.
Я сидела на стуле и смотрела, как слуги суетятся. Они наталкивались друг на друга, беспорядочно хватали мои платья, обменивались взглядами, говорившими о том, что у меня не все дома. Пьер топтался у стены, и я начала уже подумывать о пере, как вошла одна из девиц и доложила, что ванна готова.