Все, что я видела в фильмах… я еле удержалась, чтобы не пожать плечами. Несмотря на роскошь костюмов и блистательную работу специалистов по спецэффектам, пальму первенства за историческую достоверность я торжественно вручила создателям советских «Трех мушкетеров». Да здравствует «Мерлезонский балет»!
Танец окончился, король и королева разошлись чуть в стороны, но из центра зала не ушли, придворные, и я в том числе, перехватили танцевальную эстафету: глубокие приседания. Как я ни упрекала себя каждое утро — «Маша, а гимнастика!» — успехи у меня были только в прокачивании одной и той же группы ягодичных мышц.
Начался новый танец. Он проходил иначе. Если можно так выразиться, то каждая пара, начиная с их величеств, исполняла свою часть и отходила в сторону, их место занимала другая пара, потом новая и снова, и снова. Музыка была иной, а движения, как мне казалось, теми же самыми. И почему-то я подумала, что бал этого времени лучше — эффектнее, красивее, эстетичнее, чем более поздние балы с танцами с обнимку.
В этом веке к личным границам относились с большим уважением. А может, это было связано с тем, что партнером кого-то из вельмож являлась королева, а партнером кого-то из дам — король? А остальные лишь повторяли их движения?
Но мне нравилось. Не отвлекало от музыки, завораживало танцем, чистое искусство и никакой интимности. Никакой. Никакой чувственности. И мне стало ясно, о чем говорила София, почему в и нашей, и местной древности восхищались обнаженными телами, почему табу появилось позже и стало беспощадно. Искусство отделено от всего земного и существует для поклонения, не для вожделения.
Я засмотрелась и заслушалась. Это был не просто танец — настоящее представление. Можно было представить себе что угодно — пиратский абордаж, спасение принцессы от дракона, объяснение в любви и военные действия. Властвовала только фантазия зрителя.
В машине я если и включала музыку, то это были классика и инструментальные композиции. И сейчас на глаза у меня навернулись слезы — нет, нет, некстати, не вовремя, здесь не пахнет бензином, не мигает перед стеклом светофор, не раздаются гудки, это не моя прошлая жизнь, не надо… Я тряхнула головой. На мое счастье, танец окончился и снова пошли поклоны.
Я потеряла счет времени. Меня никто не трогал, не приглашал танцевать, я могла приобщиться к искусству близко, как в партере зрительного зала, я могла наслаждаться музыкой и исполнением танца, это было словно высшая награда за все мои тут страдания.
Всегда и везде можно увидеть свет и надежду, сущая правда, подумала я. И всегда и везде можно увидеть сплошной мрак.
Это был бал в честь святого Мартина — день равноденствия. Зима уходила окончательно, начиналась весна, теперь уже настоящая. После очередного танца в зал внесли охапки цветов.
Совсем избежать внимания мне, к сожалению, не удалось. Девицы, стоявшие рядом со мной, косились на мое украшение. Кто-то, может, догадывался, откуда оно у меня могло взяться, кому-то было наплевать, но вот герцогиня де Бри так жевала губы, словно у нее исключительно одна мысль и мелькала. Я тоже жевала губы в ответ — она в самом деле такая дура или прикидывается? В эти времена — конечно, возможно, но совершенно не факт — содержали дам на всем готовом, но вот получали ли они сокровища в собственность или так, владели?
В наши времена, впрочем, было немало людей, искренне убежденных, что миллионеры только и ждут, как бы найти себе девочку понаивнее и победнее и осчастливить ее солидным банковским счетом за пару наследников. Сколько я знала миллионеров, а я знала их немало, все они были либо прочно женаты на довольно серьезных дамах-ровесницах, причем многие из жен могли еще посоперничать с мужьями в умении вести бизнес, либо успешно или не очень разведены и до крайности в отношении любовниц скупы, а в отношении возможных детей — предусмотрительны. В общем, в своем кругу ни одной счастливицы из уезда я не встречала. Вот дам, ворочавших миллиардами так, что я не чета, и выглядящими при этом как продавщица сетевого продуктового магазина было полно…
Неуместная лирика.
Ее величество я больше не видела. Она или ушла по своей воле, или ее увели. Незавидная роль у малышки, конечно. Эти три года она будет появляться на торжествах: вроде как у народа есть королева, а как она войдет в возраст, достаточный для того, чтобы без особого — насколько тут уместно было об этом говорить при развитии медицины — риска родить хотя бы одного наследника престола, одного за другим будет рожать наследников. От Лили я узнала, что консуммация браков аристократии совершается лет в восемнадцать-девятнадцать именно потому, что девушка крепнет достаточно, чтобы беременность и роды ее не убили с первой попытки. Самой Лили было двадцать три, и она считалась слегка перестарком.
Самое смешное, что я точно не знала, сколько лет мне.
Итак, три-четыре года возле трона будет вестись брачная война. Интересно, подумала я, есть ли кто-то, кто защищает интересы королевы? Наверняка должен быть, кто-то ведь устроил этот брак. Но он не консуммирован, формально не подтвержден, и если здесь процедура развода такая же, как была в подобные времена у нас, то в таком случае у придворной клаки, и герцогини де Бри в том числе, присутствует фора во времени. Увлечь короля какой-то девицей, и хорошо бы вообще-то не мной, подождать, пока девица родит бастарда, заставить короля бастарда признать, а брак с Софией расторгнуть и, возможно, без участия аналога нашего Рима. Выглядит просто, насколько осуществимо? У нас бастардов на престол мог сажать только, если я ничего не путаю, Петр.
Если брак расторгнут до консуммации, королева будет считаться в браке не состоявшей? Или не будет? И что с ней станет тогда? Что-то я такое когда-то смотрела… или читала… нет. Не помню.
Три или четыре года — достаточный срок. Будут ли все эти интриганы спешить или предпочтут делать все не торопясь? Я поморщилась: Людовику-свет-Солнцу наличие кучи любовниц и бастардов не мешало, и королеву он берег. Что с этим королем?
Возможны ли здесь разводы? Может быть, нет? Все так же, как Англии времен Генриха Восьмого, у которого было семь, что ли, жен, и который из-за невозможности развестись придумал англиканство. Тогда малышке не позавидуешь. С другой стороны, почему я так сразу списываю ее со счета? Она вовсе не дурочка, да и король, на самом-то деле, не выглядит безголовой марионеткой. Они оба молоды, конечно, очень молоды, но нельзя их недооценивать. Некоторые… я вспомнила себя и едва удержалась от усмешки. Да, некоторые и в шестнадцать могут дать фору старикам. А король не так прост, и как бы я хотела знать, что в голове у таинственного кардинала. Очень хотела бы, причем так, чтобы не встречаться с ним лично. Он одна из самых крупных фигур и для меня, скорее всего, самый опасный, вот уж с кем мне не тягаться, напрямую так точно. Это я прекрасно понимала, и обидно мне не было: правильно оценивать противника важно, избегать конфронтации с ним — первостепенно.
Погруженная в политические прогнозы, я не сразу обратила внимание, что герцогиня делает мне выразительные знаки. Я растянула уголки губ, присела в книксене. Старая ведьма, чего ты хочешь? Я ведь уже для себя решила, что не я та девушка из курятника, которая попытается сесть на занятый королевой насест?..
Глава двадцать пятая
Я так поняла — король не оставался наедине.
Маркиз де Сото был разодет в честь праздника и, как мне показалось, успел принять немного на грудь. Король же явно расслабился, откинулся в кресле и вертел в руках какую-то игрушку, смахивающую на бильбоке. Детально я, понятно, всматриваться не стала. Кроме маркиза и короля, не было никого.
Уютная комната. Королевские покои во дворце распознать легко: камин. Король мерзнет? Я почему-то подумала, а что же тогда с королевой, приехавшей из южной страны? Как она справляется с холодом, подумал ли кто-то о ней?
Герцогиня посидела с нами две минуты и вышла. Сама, никто ее не заставлял, поднялась и зашуршала юбками, что меня насторожило. До этого король с ней побеседовал и довольно мило, герцогиня рассыпалась в таких приторных комплиментах танцам короля и балу, что у меня даже зубы свело и появилось чувство, что я от души наелась патоки или меда. Никаких признаков того нерасположения, которое король выказал ей в прошлый раз. Забыл? Сознательно сделал вид, что ничего вроде и не было? Это в его привычке вообще или это традиции этого мира, такой кнут, на конце которого привязан пряник, то есть мало того, что лупят тебя кнутом, но вроде как получаешь еще и пряником, правда, каменным, и поди пойми, от чего больнее. И скажи еще спасибо, что тебя не заставляют этот пряник прямо здесь и грызть, мило улыбаясь и вознося хвалу мастерству повара и щедрости дарителя… кажется, меня куда-то понесло.
Черт с ней, с этой старой ведьмой. Не ее судьба меня беспокоила, а моя. Почему король вдруг вспомнил обо мне? Ударило в голову? Перебирал всех виденных в замке девиц и остановился на моей, в общем-то, невзрачной внешности?
Не может этого быть. Прошло три недели и даже больше. Его величество уже забыл, как я выгляжу. Я надеялась, что забыл, потому что и забывать было нечего. Мариза из тех, кто сольется с любой толпой, не прилагая никаких усилий. И потом… маркиз тут зачем? Какая вообще участь у курочки из курятника? А что будет, если я откажу? Что будет, если я заору?
Понятно, я иллюзий не строила. Совсем никаких. Два момента были особенно важными: я не хотела беременеть и рожать и я не хотела смещать королеву. Давайте вот это все без меня. Лучше к кардиналу, в инквизицию. Если такой у вас нет, изобретите…
— Кто из святых надоумил вас шить, девица де Аллеран?
Если я свалю на святую Анну, она простит?
— Грех только себе брать то, что ниспослано всем, ваше величество.
— Наверное, грех, — согласился король. — Жаль, что нет кардинала дю Муасси, он бы подискутировал с вами… Он лицо духовное, ему ни к чему знать, что нынче носят придворные дамы… Но греха в этом нет. Как мн