Решительно поставив Агату на ноги, он отошел от нее.
– Так и должно быть, ведь у меня такой хороший учитель.
– Благодарю вас, мистер Рейн. – Агата приложила к щекам ладони. – И так чем мы занимались? Ах да, вальс. – Она жестом указала на музыкальную шкатулку. – Будьте любезны, включите музыку, мистер Рейн.
Они вернулись к вальсу. Теперь Саймон двигался напряженно, изо всех сил стараясь не видеть, как потемнели ее глаза и ярче вспыхнули щеки.
Агата все еще тяжело дышала, и он ощущал ее дыхание на своей шее – теплое, влажное и душистое, как ее кожа. Не раздумывая, он притянул ее к себе, желая еще раз почувствовать, как полная грудь прижимается к его груди.
– Мистер Рейн, мы должны держаться друг от друга на определенном расстоянии, как будто между нами находится еще один человек.
Его словно окатили холодной водой. Что ж, такова реальность. Между ними стоял не только человек, но много всего: тайны, ложь, Джеймс…
Саймон отстранился.
– Все, на сегодня хватит, – капризно заявил он.
– Никто и не требует, чтобы вы научились всему сразу. – Агата явно не собиралась упорствовать. – У нас впереди еще целых четыре дня.
– Ну вот и хорошо. А пока я пойду прогуляться, глотнуть свежего воздуха. – Он торопливо проскользнул мимо нее к двери.
– Мистер Эпплкуист…
– Рейн, – бесцеремонно поправил ее Саймон. – Моя фамилия Рейн.
– Я знаю это, мистер… – Агата раздраженно тряхнула головой, – но не могу сразу называть вас так. Я должна обращаться к вам непринужденно, иначе у нас ничего не получится.
– Если вы моя жена, то называйте меня «Саймон», а еще лучше – «Саймон, дорогой». – Он улыбнулся.
– «Мортимер, Дорогой», хотели вы сказать…
– Как бы не так, черт побери! Что за имя вы выкопали? Мортимер – это парень, у которого разбитые очки и вечно сопливый нос. Могли бы выбрать какое-нибудь достойное имя, вроде…
Агата приподняла бровь:
– Вроде «Саймон»?
– Во всяком случае, это гораздо лучше, чем «Мортимер».
– Мне нетрудно называть вас «мистер Эпплкуист». Многие женщины именно так обращаются к своим мужьям…
– Откуда вам это известно – вы ведь никогда не были замужем, не так ли?
– Следите, пожалуйста, за произношением, мистер… – Агата закусила губу. – Мое семейное положение не имеет значения. К тому же если бы я захотела, то… Ладно, я буду звать вас «Морти», а вы зовите меня «Агата». Ну как, годится?
– Ладно, пусть будет «Морти», – проворчал он. Что, интересно, она имела в виду, говоря, что если бы захотела, то… Она содержанка, любовница: ни один респектабельный мужчина не сделает ее хозяйкой дома.
Но ведь он-то не респектабельный мужчина, не так ли? И все же вполне возможно, что она вовлечена в какую-то весьма подозрительную историю, и он находится здесь, чтобы ликвидировать утечку информации, а не для того, чтобы спасти ее, вытащив из уютного гнезда порока.
Нет, ему точно нужен глоток свежего воздуха.
Мысленно выругавшись из-за того, что пришлось позволить Пирсону надеть на себя плащ, Саймон схватил шляпу и перчатки и выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.
Глава 5
Продолжительная пешая прогулка через весь Мейфэр отлично способствовала прочищению мозгов, однако Саймон еще долго продолжал думать о хорошенькой соучастнице преступления и задержался лишь у входа в клуб. Следует ли ему входить в парадную дверь в качестве Мортимера?
Мортимер, разумеется, был бы вполне на своем месте в респектабельном клубе для джентльменов. Впрочем, респектабельном ли? За фасадом в готическом стиле размещался некий клуб, о существовании которого жены и матери предпочитали не знать: это было место, где мятущиеся души пили, играли в азартные игры, сами себя убеждая в том, что приобщаются к жизни лондонских улиц.
Конечно, истинный коринфянин не стал бы терять здесь времени, предпочтя настоящий бордель, но там он никогда не нашел бы превосходной кухни и тонких вин, которыми славилось это заведение. Саймон особенно гордился выбором сигар, хотя сам курил их довольно редко.
В сущности, это вполне безобидное место подходило Мортимеру – позеру, который наслаждался бы некоторой безнравственностью. «Клуба лжецов».
Приняв решение, Саймон надвинул на лоб цилиндр и пересек булыжную мостовую с высокомерным видом джентльмена, оказавшегося в этом сравнительно бедном районе исключительно ради собственного удовольствия.
Швейцар одарил его скучающим взглядом.
– Это частный клуб, сэр; я не могу впустить вас без поручителя.
Саймон одним пальцем чуть сдвинул со лба цилиндр, чтобы показать лицо.
– Открывай дверь, Стаббс, или я урежу тебе заработную плату.
Швейцар вытаращил глаза.
– Слушаюсь, мистер Рейн! Но… Вы в таком наряде, сэр!
Саймон усмехнулся:
– Все в порядке, Стаббс; в своем обычном виде я все равно никогда не пользуюсь парадной дверью.
– Да, сэр! Я хотел сказать, нет, сэр! – Стаббс бросился открывать дверь.
– Надеюсь, Джекем здесь?
– Да, сэр, он в своем офисе.
Кивнув, Саймон прошел в клуб, с облегчением оставив позади чересчур любезного швейцара.
Еще большее облегчение он почувствовал, попав в пропитанную табачным дымом атмосферу клуба. Зеленые стены, обшитые панелями темного дерева, придавали помещению суровую простоту. В этом строгом мире не было места цветочным запахам, чайным церемониям и раздражающим придиркам.
Когда Саймон вошел в офис, расположенный позади бильярдной, Джекем сидел за огромным письменным столом, и, судя по взлохмаченным рыжеватым волосам, которые он то и дело взъерошивал пальцами, это продолжалось уже давно.
– Наши доходы увеличились бы вдвое, если бы у нас здесь были шлюхи, – проворчал Джекем, отрываясь от гроссбухов. – Где, черт возьми, тебя носило?
Снисходительно улыбнувшись, Саймон уселся на протертую до дыр софу, которую Джекем от скупости никак не соглашался заменить. Впрочем, после нескольких дней заучивания вежливых фраз отсутствие какого-либо лоска у хозяина кабинета действовало освежающе.
– Ты знаешь наши правила: ни опиума, ни проституток. Если мы останемся чистыми, то останемся в бизнесе.
– В проститутках нет ничего противозаконного: они субсидируются лондонскими леди, которым желательно удалить мужей из своих постелей.
– Друг мой, мы уже не раз обсуждали эту тему. Если джентльмены заскучают, можно иногда устраивать шоу, но абсолютно никаких проституток!
Джеком что-то невнятно буркнул, но, увидев сердитый взгляд Саймона, тут же изобразил полное равнодушие.
– Ладно, говори, почему ты так долго не показывался здесь и бросил меня одного руководить этим заведением? Как тебе известно, не я его владелец, а ты.
– Дела, дружище, дела.
– Я так и понял, – проворчал Джекем. – Скажи, не связано ли это с работой, которую кое-кто провернул в районе Мейфэра две ночи тому назад, а?
Саймон уклончиво пожал плечами, и черные глаза Джекема заблестели.
– Тонкая работа, достойная самого Волшебника. – Он подмигнул. – Я даже вспомнил о днях юности, проведенных на крышах. Говорят, там взяли кучу бриллиантов. Вам ничего не известно об этой работе, мистер Рейн?
– Джекем, ты же знаешь, я никогда не болтаю о своих делах. – Саймон подумал, что надо будет в этом квартале добавить к доле Джекема несколько бриллиантов, просто для того, чтобы подыграть ему.
– Знаю, но все равно скучаю по тем дням. – Джекем вздохнул, и Саймон понял, что его друг вспоминает рискованные похождения на крышах Лондона, когда он, еще будучи подручным, мог облегчить сейфы даже самых надежно охраняемых заведений. Что ж, карьера вора высокой квалификации – не шутка, хотя увлекательная, захватывающая жизнь обязательно плохо заканчивалась; иногда она кончалась тюрьмой или виселицей.
Для Джекема она закончилась тогда, когда он случайно оступился на скользком карнизе и упал на булыжную мостовую с высоты четырех этажей. В свои тридцать он сразу стал стариком, которого мучили нескончаемые боли в переломанных костях.
Саймон никогда не забывал это. Возможно, он повторил бы судьбу Джекема, если бы не старый мастер шпионажа, или Старик, который взял его с улицы и стряхнул с него сажу; чтобы обучить разведывательной работе.
В конце концов, работа трубочиста была в чем-то сходна с практической подготовкой воров: здесь тоже приходилось взбираться вверх и работать в темноте. Многие молодые трубочисты, когда объем их тел перерастал диаметр труб, пытались переквалифицироваться и стать ворами.
Саймон не стал вором, хотя понимал, почему Джекем так думает. В конце концов, что еще можно предположить, если один одетый в черное человек в маске сталкивается с другим при попытке вскрыть сейф какого-нибудь богача среди ночи?
В ту ночь Джекем щедро предложил поделить с ним содержимое, признавшись, что его самого интересуют только драгоценности. Саймон забрал лежавшие в сейфе официальные документы, но взять деньги решился не сразу. В конце концов он все же согласился пополнить финансы «Клуба лжецов», не слишком щедро пополняемые правительством.
В ту ночь и зародилось партнерство. Саймон выбирал дом, добывал путем подкупа или обмана схему его внутреннего расположения, а Джекем придумывал способ полуночного проникновения и взлома сейфа.
В итоге «Клуб лжецов» процветал, а Джекем быстро сколотил себе состояние, которое так же быстро промотал. Когда с ним произошло несчастье, Саймон только что принял дела от своего предшественника, Старика, а потому сказал Джекему, что он тоже уходит от дел и что ему нужен управляющий для клуба, который он «покупает».
Было нелегко все эти годы хранить в секрете от Джекема истинное назначение «Клуба лжецов», но Саймон, несмотря на все свое доброе отношение к приятелю, не строил иллюзий относительно абсолютной неспособности Джекема отказаться от денег, даже если эти деньги будут предложены в качестве подкупа за предательство своего дражайшего друга.
Джекем до сих пор верил, что парни в задних комнатах клуба составляют часть воровской сети Саймона, и не раз с удовольствием помогал им планировать взломы, обслуживая их выпивкой или занимаясь бухгалтерией.