мя практически запирал ее в четырех стенах, отменив надолго выходы в свет. Он даже поселился у Полины, по-хозяйски принялся за обустройство ее скромной квартирки, сварливо наставлял ее, как ей надлежит жарить для него мясо, приглашал к себе друзей и с удовольствием демонстрировал им, кто в доме хозяин. Полина не могла самой себе объяснить, почему она, считающая себя умной и гордой женщиной, позволяет ему так с собой обращаться. Постепенно она поняла, в чем дело: даже умные и гордые не хотят быть брошенными. Почему-то в то время в голову Полины не пришла логичная и здравая мысль: не хочешь быть брошенной — брось сама.
Потом в один прекрасный день Полина, придя с работы, обнаружила под дверью своей квартиры молоденькую девушку, симпатичную, дорого одетую, но зареванную до бесчувствия. Беременная жена Михаила Семченко два часа рыдала на Полининой кухне, умоляла уговорить Михаила вернуться домой. Полины, когда он успел на два фронта, тот нимало не смутился и сказал, что у мужчины должен быть законный наследник, и это нормально, когда жена беременна от мужа, и что Полине не стоит лезть в дела, которые ее не касаются.
Он искренне не мог понять, что Полину не устраивает. И до сих пор ничего не понял. Прошло полгода, но он почему-то с остервенелым упорством желал вернуть себе прежнюю игрушку.
Сегодня он приехал сообщить, что у него родился сын. И почему-то посчитал, что она непременно должна поехать с ним и отметить это событие. Если бы не Власов, Полина даже не представляла, как бы она отбивалась.
Окна Полининой квартиры выходили как раз к подъезду. Она видела всю сцену. Даже издалека было ясно, что произошло: Михаил сказал что-то оскорбительное, Власов не выдержал и врезал ему. Семченко хоть и был нагл, но отвагой не отличался. Он предпочел убраться. Только вот беда, вряд ли одна зуботычина направит его на путь истинный. Не каждый день Власов будет провожать ее до квартиры.
Чувство благодарности к Власову сменилось острой досадой. Нет, каков все-таки… Думает, что своими кулаками может решить все проблемы? Авантюрист. Затейник. Такую кашу заварить… Знал же, чувствовал, чем можно взять отзывчивое женское сердце. Так на жалость продавил, прямо психолог. И она повелась.
Казьмин, конечно, не виноват. Насколько Полина успела его узнать, Власову и вправду не поздоровилось бы, если б Казьмин случайно узнал о благих намерениях братца.
И что теперь делать? Позволить Казьмину пару совместных прогулок по осенним канавам? Еще раз побывать в его уютном доме, выпить какой-нибудь бурды из смешных кривобоких чашек?.. Полина вспомнила печальные и страстные рассказы Казьмина, его заразительную и лукавую улыбку, безукоризненные манеры… А потом потухшие от боли глаза и упорное нежелание показать свою физическую слабость.
Нет, не нужна Казьмину ее жалость. Пора исчезать под благовидным предлогом.
Илья с удовольствием полюбовался на небольшой с виду горшочек, взял ложку и кусок хлеба. Аппетит он после раннего завтрака нагулял будь здоров. Времени навалом. Илья нарочно слегка помедлил, чтобы немного растянуть блаженство предвкушения.
Судьба явно не считала Илью белым человеком. Поэтому когда у нормальных сотрудников «Гепарда» наступал обеденный перерыв, Илья обычно проводил это время в дорожных пробках, в канцеляриях всевозможных контор, в разных других малоприятных местах. И только очень редко ему выпадал случай нормально поесть в середине рабочего дня. Этой удачей Илья обычно пользовался на всю катушку, уж если есть так много и вкусно.
Илье нравилось это кафе прямо напротив офиса. Порции достойного размера. Можно, конечно, и побольше, но все ж в сравнении с сиротскими граммами стандартных бизнес-ланчей обеды в этом кафе смотрелись выгодно. Цены, правда, ого-го. Но — спасибо брату-начальнику — зарплаты хватало на то, чтобы ни в чем себе не отказывать в пределах разумного. Порция солянки и эскалоп с рисом вполне вписывались в разумные пределы. Вкусно и просто, без претензий на изыск. Изысков и всякой экзотики Илье хватало и дома. Валерия от скуки частенько распирало на эксперименты, в том числе на кулинарные. Илья относился к этому со сдержанным пониманием. Как еще развлечься небедному эстету среднего возраста, которому материальное положение позволяет практически все, а состояние здоровья не позволяет ничего? Дружеские вечеринки, банкеты и мальчишники Валерий не устраивал и не посещал, а отвоеванное у бизнеса свободное время тратил на маленькие прихоти. По правде сказать, Валерий никогда не был слишком общительным человеком. Может, поэтому сейчас ему было так трудно найти действенную помощь коллег-бизнесменов. Он не мог да и не хотел поддерживать неформальные связи со всем светом, как это принято в деловых кругах.
Наверное, индивидуализм был фамильной чертой. Илья ощущал себя еще большим букой, настоящим изгоем. В юности Илья был шалопаем и прожить не мог без развеселой шумной компании. Сейчас Илья вспоминал те беспечные времена со странным равнодушием. Словно не с ним это было.
Ему казалось — чуть ли не полвека прошло с тех пор. Изменилось все. Друзей Илья растерял, любимую не уберег, зато заимел смертельных врагов и разучился расслабляться. Ровесники-приятели еще отрывались вовсю на вечеринках, надирались в хлам, весело проводили время с девчонками без отрыва от семейного фронта, брали от жизни все, что шуршало, булькало, блестело и шевелилось. А Илья в последнее время чувствовал, что ничего-то ему от жизни больше не нужно. Он свое получил. Полный набор даров свыше.
Осточертело терять все, к чему прикасаешься.
Илья даже как-то решил пожалеть себя: начал самозабвенно пить. Все было пофиг и даже полегчало как будто. Наверное, Илья через год спился бы совсем. Но однажды, пока он крепко жалел себя в ночном баре, брат, оставшись во время приступа без помощи, угодил в реанимацию. Жалость к себе у Ильи как рукой сняло. И всякую охоту к выпивке будто отрезало. Теперь только ухо востро, круглосуточно включенный мобильник под боком, список лекарств и экстренных телефонов в нагрудном кармане. И никаких капризов, пустых ссор, мелких обид и претензий. Нервы в кулак, терпение и еще раз терпение. Сначала он думал, что не сможет. Но выбор у Ильи был невелик: либо он справляется с новым жестким ритмом жизни, либо в скором времени остается один на этом свете.
Илья с удовольствием прикончил свой обед, и когда настала очередь кофе, немного огляделся по сторонам. В этом кафе он частенько встречал одних и тех же посетителей, и видеть знакомые лица было одной из приятных сторон полноценного обеденного перерыва. Хоть и не общаешься с человеком, и даже имени не знаешь, но его присутствие все равно что-то тебе дает, словно подтверждает, что и ты здесь не случайно, и что это правильно, и что все будет, как надо. Илья ловил себя на мысли, что становится немного мистиком.
На этот раз среди посетителей кафе Илья увидел новое, хотя и знакомое лицо. Мальчишка из группы Рубина что-то уплетал за обе щеки за столиком в углу и разговаривал со своим соседом. Илья знал лишь, что фамилия паренька Смирнов, и что он подает большие надежды. Однако вряд ли зарплата Смирнова позволяла ему обедать за двадцать баксов. Скорее всего, парнишка был приглашен своим спутником. Тот сидел к Илье спиной, но было видно, что он ничего не ел, просто беседовал с мальчишкой. Потом мужчина вынул бумажник, бросил перед Смирновым несколько крупных купюр, покровительственно коснулся его плеча, встал и направился к выходу.
Он прошел мимо столика Ильи, не обращая внимания на окружающих. Илья узнал его мгновенно. Это был крупный темноволосый мужчина, с которым Илья подрался в субботу под окнами Полины Крымовой. О происшествии напоминала все еще припухшая губа мужчины с запекшейся ссадиной. Илья невольно потер сбитые суставы на правой руке и сжал кулаки… Что ж, Питер и вправду большой город. Кого только не встретишь.
Смирнов же тем временем доел обед, рассчитался с подошедшим официантом и большую часть из оставленных темноволосым купюр убрал в карман.
Илья мог объяснить свою немедленно возникшую неприязнь к пареньку. В самом деле, кому приятно видеть, как кто-то мило беседует с заведомой сволочью и еще получает за это деньги. Но вот внезапную свою тревогу Илья никак не мог объяснить. Не нравилось ему то, что этот тип кормил обедом мальчишку. Совпадение, если оно было совпадением, уже само по себе было неприятным.
— Валерий Петрович, разрешите?
Казьмин был занят тем, что глазел в окно сквозь полупрозрачную занавеску.
— Конечно, Полина, проходите, присаживайтесь.
Он оторвался от окна и вернулся на свое директорское место.
— Я вас слушаю.
У Полины и так душа была не на месте, а теперь сердце и вовсе запрыгало в панике. Предсказать реакцию Казьмина было сложно.
Она раскрыла свою папку, вынула заявление и положила его перед Казьминым.
— И что сие? — Казьмин удивился, взял бумагу. Через пару секунд он отшвырнул листок от себя. — Что это значит?
— Я увольняюсь.
— Господи, что произошло? — испугался Казьмин. — Что случилось?
— Ничего особенного. Просто я так решила.
— Та-а-ак, — задумчиво протянул Казьмин и, оттолкнувшись, вместе с креслом немного отъехал от стола. — Неожиданно. Я бы даже сказал странно… Да что ж вы стоите? Садитесь, садитесь.
Полина, вздохнув, села и принялась смотреть на свое заявление. В поле ее зрения попадали только руки Казьмина, нервно сложенные на груди, и его серебристо-синий галстук.
— Итак, в чем причина вашего «собственного желания»? Неинтересные обязанности? Непосильный объем работы? Конфликт в коллективе? Придирки Рубина? Низкая зарплата?
Полина отрицательно качала головой вслед его словам.
— Тогда нет ни одного повода для такого заявления, — Казьмин брезгливо тронул ее листок за кончик, потом отбросил его подальше. — Есть, правда, еще вариант… Может быть, вам глубоко несимпатичен владелец компании?
— Бог с вами, Валерий Петрович, — нервно усмехнулась Полина.