На маяке было холодно. Холоднее, чем в воспоминаниях. Жутко скрипели доски, их вой напоминал чьи-то стоны. Пахло морской солью и прогнившим деревом. Я все бы отдала за одеяло, но даже не догадалась прихватить его из подвала.
Порыв эмоций прошел. За мной больше не гнались призраки Кордеро-холла, и я осталась наедине с отчаянием и жалостью к себе. Я съежилась возле стены, как можно дальше от окна, чтобы брызги разбушевавшегося моря не попадали на кожу.
Кортни, глупая ты девочка. Зачем, зачем ты решила привести в этот мир ребенка? В нашу проклятую семью, где никому не повезет быть счастливым.
Магия никогда не подчинялась людям. Лишь сосуществовала рядом с нами, позволяя пользоваться малой частью своих возможностей.
Магия всегда в балансе, как и природа. А если что-то этот баланс нарушает, то мироздание приводит все к равновесию силой.
Так появились мы.
Сестры Кордеро, три наследницы некогда великого магического рода. От него остались жалкие крохи – и это наша кара за то, что предки играли в богов.
– А мне говорили, ты гениальна, – услышала я чей-то голос.
Подняв голову, поняла, что плачу, и быстро вытерла мокрые щеки. Алан Ренсом, спрятав руки в карманах длинного плаща, с которого на пол стекала вода, стоял, прислонившись к стене. Я не слышала, как он вошел.
– Та Ким, образ которой мне нарисовали, сюда бы не пошла.
– Мне некуда идти.
– Поэтому я тебя и нашел. Это очевидно: в твоем личном деле не так много знаковых мест. Кордеро-холл, дом у озера, маяк, склеп и лечебница.
– Поздравляю, награда «Детектив года» – твоя.
Алан, к моему удивлению, не защелкнул мне на запястьях кандалы, а сел на пол напротив. Склонив голову и прищурившись, он с интересом меня рассматривал.
– Неужели тебя не мучают воспоминания? Чувство вины. Здесь ты убила свою мать, Ким. Неужели ты сейчас не вспоминаешь ее крики, последний взгляд? Миг осознания, когда она поняла, что ее родной человек – любимая дочурка – сейчас хладнокровно столкнет ее вниз.
Я хрипло расхохоталась, запрокинув голову.
– И что смешного? – поинтересовался Алан.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
– Я знаю о тебе все, что нужно. Все убийцы оправдывают себя. Жестокими родителями, травлей в школе, отсутствием талантов, несчастной любовью. Но правда в том, что ты, Кимберли, просто больная.
– Это так.
Мы замолчали. Ренсом не двигался, рассматривая заколоченное досками окно. Я дрожала. То ли от холода, то ли от того, что уже давно не принимала лекарства и эмоции лавиной обрушились на сознание. Сколько прошло времени, не знаю, порой казалось, что на старом холодном маяке я совершенно одна. И оттого удивительно было услышать собственный же голос: я не собиралась откровенничать с детективом, который меня презирал. Но я так давно ни с кем не говорила, что не смогла удержаться.
– Он их любил.
– Что?
– Папа любил Кайлу и Кортни. Во всяком случае, поначалу. И так, как умел. И их мать любил. Ее, пожалуй, даже больше, чем девочек. Может, он и хотел их использовать, но боялся причинить ей боль. А когда она умерла, превратил их в памятные вещички о любимой женщине. А такие вещички очень берегут. Знаешь, детектив, что он тогда сделал?
– Что?
– Нашел какую-то дешевую шлюху, готовую родить ему ребенка. Ему нужен был сын. Нужно было продолжать исследования – так он это называл. Эмили Фаннинг – ее ты называешь моей матерью – продалась за очень хорошие деньги. Она получила красивую жизнь, папа – ребенка, которого не жалко. А что получила от этой сделки я?
– Значит, ты ей отомстила.
– О, мне было плевать на нее. Но Эмили Фаннинг хотела еще денег. Папа умер, она решила, что это отличный повод забыть об уговоре. Она пригрозила рассказать все газетам. О том, как несчастная бедная девушка влюбилась в богатого мага. Как забеременела и под угрозами отдала новорожденную дочурку бывшему любовнику. Как страдала все время, зная, что делает с ее девочкой отец, и как тут же примчалась, едва он умер и перестал представлять угрозу. Тогда я собиралась начать жить, Алан. После того, как закончу с сестрами. По-настоящему. Но если бы все узнали…
– Об этом я и говорю. Все убийцы ищут себе оправдания. Зачем ты сожгла дом?
– Ты должен знать, раз читал мое досье. Я его ненавижу.
– А послание?
Если детектив в курсе, о моей подписи в подвале уже знают и все остальные.
А значит, знает и тот, кому она предназначалась.
– Старые привычки. Такова наша сущность. Мы всегда возвращаемся к тому, что когда-то дарило сильные эмоции. Власть, чужой страх – это лучше, чем секс.
Детектив фыркнул.
– Как будто у тебя так много опыта.
– Да. О таком в досье не напишут.
Мы снова замолчали. Внизу волны бились о камни, а над головами завывал ветер. Я понятия не имела, куда пойду и что буду делать дальше. Меня ищет, наверное, вся стража Хейзенвилля. Сестры знают, что я на свободе. Вряд ли они даже теперь решатся со мной встретиться, но, наверное, это к лучшему. Возможно, у меня даже получится сбежать и спрятаться. Но не тогда, когда детектив-грубиян буравит своим профессионально пронзительным взглядом.
– Ты знаешь, кто убийца, так?
– Нет.
– Ложь. Ты лживая насквозь, Ким Кордеро. Маленькая притворщица. Ты только притворяешься сумасшедшей девочкой, жертвой жестокого отца. Ты лжешь каждую минуту своего существования. И ты знаешь, кто убийца. Твои послания для него.
– Заткнись!
Меня скрутило приступом головной боли. Перед глазами встала темная мутная пелена, она превратила мрачное помещение старого маяка в его кривое отражение, словно кто-то на секунду позволил мне заглянуть в иной мир. Пустой, холодный, гнилой, опустевший.
И оттуда, из этого мира, на меня смотрел монстр.
Я не видела его лица, только уже знакомый уродливый силуэт под широким плащом. Но чувствовала на себе его взгляд. И в полной тишине – в темном отражении мира не было ни ветра, ни моря – слышала дыхание чудовища. Тяжелое и хриплое, словно каждый вдох давался ему с трудом.
Он ждет тебя.
Ты знаешь, зачем он пришел.
Вскоре боль прошла, и я обнаружила себя лежащей на полу, а детектива Ренсома невозмутимо стоявшим у окна.
– Спасибо за помощь, – бросила я.
– Мне плевать, сдохнешь ты здесь или поползешь еще в какое-нибудь памятное место, Кордеро. Мне нужно лишь имя убийцы.
– А мне нужны лекарства.
Я с трудом, держась за стенку, поднялась на ноги. Еще несколько таких приступов, и в фамильном склепе нашего рода появится новый гроб. Там наверняка для меня приберегли самое теплое местечко. А может, Кортни решит похоронить меня тайно? Надо думать, я настоящий позор известного семейства.
– Мне нужно к Кристине.
С трудом, на подкашивающихся ногах я спустилась с маяка вниз. В лицо тут же ударили ледяные брызги. Погода разыгралась не на шутку. Я плотнее запахнула куртку и вжала голову в плечи, но это не спасло от пронизывающего холода. Поскальзываясь на мокрых камнях, я побрела к дороге.
– Ты мечешься, – сказал Алан. – Сама не знаешь, чего хочешь. То сбегаешь, то возвращаешься в лечебницу. То хочешь спасти сестер, то поджигаешь их дом.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
– А мне кажется, я знаю все. Назови имя убийцы, Ким.
– С чего ты взял, что оно мне известно?
– У меня свои источники. Не думала же ты, что я появился в твоей жизни просто потому, что ты сообразительная девочка? Что все вокруг пошли на риск – выпустили из психушки убийцу – просто потому, что она умнее опытных детективов? Ты знаешь его имя. И я хочу, чтобы ты его произнесла.
– Сначала ты. Расскажи, почему ненавидишь таких, как я. Кто у тебя умер?
Алан долго молчал. Мы шли вдоль дороги, стараясь держаться в тени, чтобы не привлекать внимание стражи. Я дрожала, онемевшими пальцами кое-как закрывая шею воротником. Не думала, что детектив ответит, но он, к моему удивлению, медленно произнес:
– У меня была старшая сестра. Она погибла.
– Ее убили?
– Да. Когда ей было пятнадцать, она встретила парня. Влюбилась в него без оглядки. Но он ее бросил. Спустя несколько лет, когда она уже стала взрослой, она снова встретила его. Она любила. Всю жизнь его любила. А он убил ее.
– Почему?
Детектив пожал плечами.
– Ты мне скажи. Ты же знаешь, как мыслят убийцы.
– Да ничего я не знаю. Только знаю, какая бывает ненависть. Как тяжело дышать, когда она душит тебя. Как ты сгораешь от боли, зная, что тот, кого ты ненавидишь, счастлив и даже не знает, как сильно ты мечтаешь убить его.
– Ты ненавидела сестер? Не могу понять за что.
– Разве не очевидно? – хохотнула я. – За то, что он их любил. За то, что не делал с ними того, что со мной. За то, что не лез в их головы, не мучил, не испытывал все новые и новые ритуалы. Он брал меня с собой в лабораторию – и я могла кричать много часов, потому что голову словно разрывали на части! А когда мы возвращались, Кортни спрашивала: «Ким, ты не заболела, у тебя хриплый голос?» Им было плевать. Они были счастливы. Две любимые принцессы Карла Кордеро. И младшая, выращенная как скотина. Та, которую не жалко. Считаешь, у меня не было причин их ненавидеть?
– Считаю, тебе стоило ненавидеть отца. Думаю, в нем все дело. В том, что он не человек, а чудовище. Да и сложно назвать любимой принцессой Кайлу. Он ведь запер ее в старом доме одну, без помощи и запасов еды, и заставил рожать.
Я вздрогнула, вспомнив старый дом.
– Она сама виновата. Не надо было путаться с тем парнем. Еще и вышла за него замуж.
Ногой я неудачно наступила на камень и споткнулась. Алан снова не сделал ни малейшей попытки помочь, только равнодушно смотрел, как я хнычу от боли и баюкаю руку с порезом. Теперь в рану попадет грязь, она воспалится, и, быть может, я наконец-то сдохну.
– Как убили твою сестру?
– Ментальным ударом.
Я с удивлением посмотрела на Алана. Так вот в чем дело! Он ненавидит не убийц и не меня лично, а менталистов. Ну, рядом со мной он может быть спокоен. Меня давно лишили магии, я сейчас такой же менталист, как вон то гнилое бревно неподалеку.