Хантер терпеливо дождался, пока я залезу под одеяло и стыдливо (что в последние два года мне было совершенно несвойственно) стяну рубашку. Я бы с огромным удовольствием приняла ванну, но сил на это уже не было, и я отложила водные процедуры на утро.
Когда Хантер погасил свечу, я вздрогнула: тени деревьев за окном вкупе с фантазией родили новых чудовищ.
– Ты можешь остаться? – вырвалось у меня.
– Что?
– Я уступлю тебе половину кровати. Останься на случай…
«Если он вернется», – хотелось сказать мне.
Но так как я в совершенстве владела искусством манипуляций, то произнесла нечто совсем иное:
– Если я снова попытаюсь причинить кому-то вред.
– Ты не станешь никому вредить, Ким.
– Я же не всегда себя контролирую. Кортни беременна. Она не должна пострадать.
Еще несколько секунд Хантер колебался, но в итоге все же сдался и обошел постель с другой стороны. Он не стал забирать одеяло, лег прямо в одежде поверх и заложил руки за голову, уставившись в потолок. Герберт был прав: сегодня ночью в доме уснут единицы.
– Почему мой отец убил твою сестру? – спросила я.
– Не знаю. Надеялся спросить у него.
– Я попытаюсь помочь его поймать.
– А я попытаюсь помочь тебе поправиться.
Я улыбнулась.
– Это невозможно.
Хантер посмотрел на меня, будто изучая, а потом, спустя несколько минут, когда я уже засыпала, сказал:
– Конрад нашел секрет бессмертия. Думаешь, я не найду способ вернуть тебе… себя?..
Год назад
Он ничего не может с собой поделать. Ее глаза его преследуют. Красивые, голубые, несчастные. Хантер долго боролся с наваждением. Пытался казаться лучше, чем он есть. Но следовало признать: моральные принципы не его сильная сторона. Уолдер был прав, Хантер Дельвего – худшее, что могло случиться с Кимберли Кордеро.
Но в то же время единственное, что ей может помочь.
Сейчас она сидит за столом и рисует. У нее отлично выходит. Если бы она не попала в лечебницу, ее бы наверняка ждало будущее художника.
Ей уже несколько недель не дают зелья. Теперь вместо тумана в ее глазах боль, смешанная с усталостью. Он знает этот взгляд: в минуты просветления многие безумцы ненавидят самих себя, раз за разом спрашивая у богов, за что же они насылают такие кары.
– Как ты себя чувствуешь?
Она поднимает взгляд.
– Отлично.
– Помнишь, мы говорили о лечении, Ким? О том, чтобы помочь тебе?
– Такого лечения не существует.
– У меня есть сестра. Кристина Дельвего. Она очень талантливый менталист. И она как раз исследует болезни, подобные твоей. Давай я вас познакомлю? Кристина поможет тебе, я обещаю.
Она отрывается от блокнота, и Хантер может видеть рисунок. Это миловидная светловолосая девчушка лет десяти.
– Кто это?
– Не знаю.
– Красивая. У тебя талант.
– Когда вы познакомите меня с Кристиной?
Он смотрит ей в глаза, медленно проникая в сознание.
– Сейчас.
На то, чтобы создать образ в ее голове, не требуется много времени. Достаточно лишь обозначить парочкой штрихов – воображение доработает его самостоятельно. Ей нужно лишь показать дорогу к воспоминаниям и знаниям, которые ему так нужны.
Которые помогут поймать проклятого Кордеро.
Ментальное вмешательство – двухсторонний процесс. Но Хантер убеждает себя, что забыл об этом. Ведь это так легко и просто.
Поверить, что желание, которое испытывает Ким, – ее собственное, а не отражение его.
И когда она тянется к его губам – ответить, впиваясь жестким поцелуем в мягкие, но искусанные до крови губы. Прижать к себе, наслаждаясь теплом ее тела. Вдохнуть запах мыла для волос и шоколадного печенья.
Это все только ее.
Так проще жить с самим собой.
Глава 7
Утром я столкнулась с Кортни.
Эта встреча выбила из колеи, я специально встала рано, чтобы принять ванну, побыть немного в одиночестве и подумать. Я не знала, отправят меня обратно в лечебницу или позволят помочь с поисками отца не только показаниями, но на всякий случай хотела насладиться удовольствиями, которых была лишена.
Если мне не изменяет память, полотенца хранили в кладовке рядом с ванной на первом этаже. Там меня и обнаружила Кортни. При виде нее мне стало стыдно: наверняка она испугалась, услышав шум. Они с Гербертом заняли спальню на первом этаже.
Мы застыли, глядя друг на друга, и ни одна не знала, что сказать.
– Хотела принять ванну, – наконец решилась я. – Ты не против?
– Об этом стоит спрашивать твоего целителя.
– Мне не запрещали принимать душ. Но в лечебнице нет таких ванн.
Сестра равнодушно пожала плечами и развернулась, чтобы уйти.
– Кортни! – окликнула я. – Подожди…
Она не хотела со мной говорить, это читалось во взгляде, в выражении лица, в закрытой позе. И я испытала сожаление: когда-то при виде меня ее взгляд теплел.
– Я знаю, что много всего натворила. Мне кажется, глупо будет пытаться просить прощения. И оправдываться странно. Вряд ли «я пыталась убить тебя, потому что у меня съехала крыша» сойдет за объяснение. Я просто не знаю, как вести себя и как общаться с вами.
Кортни долго молчала, уставшим взглядом буравя стеллаж с полотенцами и халатами.
– Я тоже не знаю, Ким. Ты не просто «пыталась убить меня». Ты убила Кристалл, ты издевалась над нами, ты рассказала всем о бесплодии Кайлы, ты убила ее лучшую подругу, стреляла в Герберта, едва не утопила меня в озере, а позже заперла в гробу, ты отрезала мне волосы, пока я спала…
– Я не…
Она остановила меня взмахом руки.
– После того как ты оказалась в лечебнице, наша семья едва не развалилась. Мы понятия не имели, как жить дальше и для чего вообще это делать. Зачем вообще приводить в этот мир детей, если с ними может случиться такое, а мы даже не поймем, как им плохо. Я много читала. О ментальной магии, о безумии, о душевных болезнях, обо всем! Искала ответы, объяснения. Оправдание себе, что ты стала такой не из-за моего побега. Что я не бросила тебя наедине с болезнью, что никто не смог бы предсказать, во что ты превратишься. И знаешь что?
– Что? – глухо отозвалась я.
– Ты правда больна. И нуждаешься в помощи. Никто не заслуживает того, через что ты проходишь на лечении. И…
Ее голос сорвался.
– Того, что натворил наш отец. Но ненависть, Ким, та ненависть, которую ты к нам питала и питаешь, она взялась задолго до того, как ты сошла с ума. Ты ненавидела нас за то, о чем мы даже не знали. И на что не могли повлиять.
Закусив губу, я молчала. Кортни была права. Они с Кайлой не могли узнать, как мне было страшно и больно. А если бы и узнали, не смогли бы ничего сделать. Но я ненавидела их. Убивая – думая, что убиваю, – отца, планировала отомстить и им.
– Я рада, что тебе легче. И рада, что ты больше не собираешься меня убивать. Но не проси быть гостеприимной сестрой.
– Да ты и просто сестрой никогда не была, – вырвалось у меня.
Я тут же прикусила язык, но Кортни только криво усмехнулась и ушла. Если бы не остатки головной боли, я бы начала биться лбом о ближайший стеллаж.
– А чего ты ждала? – фыркнула Хейвен. – Распростертых объятий, слез и обещаний никогда больше не расставаться? Ты превратила их жизнь в ад. Скажи спасибо, что они оплачивают твое лечение и дали Хантеру шанс тебе помочь.
– Спасибо. Не хочешь тоже внести свой вклад в мое ментальное здоровье и исчезнуть?
– Если бы могла, я бы давно это сделала. Ты, знаешь ли, не душа компании. Если бы я знала, что после смерти останусь привязана к ненормальной стерве, то убилась бы до того, как познакомилась с вашей семейкой.
– А ты вообще кто? – спросила я, наблюдая, как набирается ванна.
Шикарная ванна, лучшая в моей жизни. С хлопьями золотистой ароматной пены и маслами. Наверняка эти запасы бутыльков и баночек в шкафу лежали со времен, когда я еще жила с сестрами, и все сроки годности давно вышли, но мне было плевать. Погрузившись в горячую – настолько горячую, что зачесалась кожа, – воду, я откинулась на бортик и закрыла глаза.
– В смысле кто? Я – Хейвен! Тебе память отшибло?
– Я имею в виду, ты мое видение? Или реальная душа девушки, которую я убила? Ты существуешь или я тебя придумала?
– Думаю, ты сама знаешь ответ. Просто не хочешь признавать.
– Если бы я знала, то не спрашивала бы, – огрызнулась я, и Хейвен пропала.
Кристина и Алан больше не приходили. Но я вряд ли уже поверю в них, даже если увижу. Сейчас, вспоминая все произошедшее с первого выхода из лечебницы, я поражалась тому, что не догадалась раньше.
Как Алан внезапно появлялся и так же внезапно исчезал.
Как Хантер все время был рядом и при этом ни разу не поговорил ни с Кристиной, ни с детективом.
Как возничий и Тай не обращали внимания на моих спутников.
Их просто не существовало, а я не замечала, погруженная в страхи и отголоски воспоминаний.
Даже интересно, как Хантер их создавал. Это ментальное внушение? Или грамотная манипуляция моим личным безумием?
Когда-то я могла создавать иллюзии. Меня называли талантливой менталисткой. Прочили колледж в Даркфелле. Окружающие не знали и о десятой части того, что я могла. Зато сейчас никаких секретов: магии у меня не осталось. На самом деле в этом даже есть определенное везение – далеко не все выживают после этой процедуры.
Я плохо помню те месяцы в лечебнице. Тогда проигрыш меня практически сломал. Оказавшись наедине с собой, в четырех мягких стенах, я словно провалилась в полубессознательное состояние. И вышла из него, лишь однажды увидев Хейвен.
И почерк отца в старой книжке.
А ведь что-то изменилось. Хантер что-то сделал, или после ментального удара в моей голове все перевернулось. Вернулись эмоции, отличные от страха и ненависти, мир вокруг как будто стал ярче. Его вкусы и запахи приобрели смысл.