Лори вскочил на ноги.
– Почему ты не сообщил нам, что приедешь сюда? Мы бы тебе оставили обед.
– Спасибо, у меня нет времени. Я заехал по пути в аэропорт.
– Аэропорт? - повторил, как эхо, Эдмунд. - Ты ничего не сказал, когда мы с тобой беседовали раньше.
Пол ничего не ответил. Энн поставила на стол чашку Десмонда и подошла с другой стороны к его стулу. Анжела наклонилась вперед и взмахнула рукой.
– Если не хотите есть, то хоть выпейте что-нибудь. Энн, налей Полу кофе.
Энн скованно повернулась к нему спиной и стала наливать. Чашка угрожающе дребезжала на блюдце, выдавая ее волнение, когда она ставила ее перед ним на стол. Он поднял глаза, но встречаться с ней взглядом не стал, а она так же скованно вернулась на свое место.
Все молчали. Пол вынул сигарету и закурил. Прыгающее пламя спички бросило тень ему на лицо. Одет он был в темный дорожный костюм, который Энн видела раньше, на запястье у него были золотые часы, на которые он все время поглядывал.
– Мне скоро придется ехать, - сказал он и, подняв голову, посмотрел прямо в глаза Энн. - Я не должен опоздать на самолет, но сначала хотел бы поговорить с тобой. Мы можем где-нибудь поговорить наедине?
– В гостиной.
Энн встала и повела его через переднюю. Никто не пошел за ними, и Пол, закрыв за собой дверь, прислонился к деревянной панели.
– Мне жаль портить тебе вечер, Энн, но я должен был с тобой повидаться. Почему ты не рассказала мне, что на магнитофоне был твой голос?
– Я даже не знала, что ты его слышал. Когда ты сказал мне, что предложил роль Сирине, ты же не говорил, что сделал это из-за услышанного на пленке монолога.
– А где еще, по-твоему, я мог ее услышать? На частном прослушивании?
– Мне очень жаль. - Голос ее был таким тихим, что потерялся в этой большой комнате. Она откашлялась и повторила погромче:
– Пол, мне очень жаль.
– Чего? - громко сказал он. - Моего разочарования! Того, что я, думая, что достиг дна, оказался еще ниже! - Он подошел поближе к ней. - Скажи, есть на свете что-нибудь такое, на что не пойдет женщина, добивающаяся своей цели? Когда я думаю обо всей этой лжи, притворстве, обмане… С самого первого момента, когда ты прочла мою пьесу, ты захотела сыграть Мэри-Джейн и сделала все, что было в твоей власти, чтобы подогнать эту роль по себе.
– Как ты смеешь говорить мне это! Забери себе свою мерзкую пьесу… Я сыта по горло разговорами о ней. Меня не удивляет. Пол Моллинсон, что у тебя провал за провалом. Ты будешь проваливаться все время, если не повзрослеешь.
– А-а, так я только проваливаюсь? - хрипло проскрежетал он. - А мои удачи? Пять сверхуспехов за столько же лет, по-твоему, ни о чем не говорят?
– Давай, давай, - издевалась она, - оглядывайся назад. Это все, что тебе осталось.., потому что у тебя нет будущего!
Он резко отступил назад, лицо его стало пепельно-серым, и она испугалась:
– Прости меня, Пол. У меня нет права так говорить.
Он не ответил, и в страхе, что он повернется и уйдет, она подбежала к двери и загородила ее собой.
– Что ты собираешься делать? Я не могу дать тебе уйти так.
– Обо мне не беспокойся, - тихо и горько произнес он. - Отойди от двери.
– А что будет с твоей пьесой?
– Мне все равно. - Он не мигая смотрел на нее. - Возможно, ты права, когда говоришь, что я кончился.
– Нет, - выдохнула она, - Не принимай это близко к сердцу. Тебе еще многое надо сказать людям. И в тебе это есть!
– Преподнести им еще один провал?
– Не правда. У тебя были неудачи, потому что ты был несчастлив, а когда ты снова найдешь счастье, я уверена, с ним придет успех.
Ничего не ответив ей, он протянул руку и мягко отодвинул ее от двери. Дверь открылась, потом закрылась за ним, и Энн в отчаянии опустилась на стул. Она снова проиграла. Она жестоко ударила Пола, считая это единственным способом привести его в чувство, заставить понять, что жизнь не кончилась, несмотря ни на что. Она закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, и не подняла головы, когда услышала, что дверь снова открывается.
– Мэри-Джейн.
Невольно она оглянулась и растерянно прошептала:
– Пол, ты вернулся.., ты назвал меня…
– Я назвал тебя Мэри-Джейн.., потому что ты и есть Мэри-Джейн. Поэтому тебе ее и играть.
– Ты приедешь посмотреть на меня?
– Я не тот мужчина, который тебе нужен, - тихо проговорил он. - Пусть смотрит на тебя Десмонд. Ты будешь счастлива с ним.
– Пол, я этого не вынесу.
– Ты должна, - тихо ответил он. - Это входит в твое повзросление.
Дверь снова закрылась, и на этот раз Энн знала, что больше он никогда ее не откроет. Входит в ее повзросление… Зачем взрослеть? Чтобы жить пустой жизнью, в которой не будет его, его голоса, его каприза, его страсти? Прерывисто дыша, она сжала руки и стала молиться, чтобы Бог дал ей силы вынести это.
Хотя Энн была уверена, что никогда не настанет день, когда она не вспомнила бы о Поле, но вскоре выяснилось, что это совсем не так. Снова пошли репетиции пьесы, и она была настолько занята, что ни на какие другие мысли, кроме работы, времени уже не оставалось.
Эдмунд не мог сдержать своего волнения с первого прогона пьесы.
Как же ты подходишь к этой роли! Насколько же все стало правильным, - обратился он к Энн в конце репетиции. - Это очевидное, единственное верное решение: ты должна протянуть руку к Фрэнку. Каким же я был дураком, что не понял этого раньше. - С головы немедленно слетел берет, а пухлые ручки взметнулись к небу. - Если бы только Пол был здесь и видел все это!
– Он об этом прочтет, - небрежно заметила Энн, разглядывая кольцо на своей руке, знак ее помолвки.
– Возможно, на это обратит его внимание Сирина. - Эдмунд снова надел берет. - Ее тоже нет в городе. Возможно, они где-нибудь вместе.
Энн подняла голову.
– Я возвращаюсь домой, Эдмунд. Если у вас с отцом будут какие-нибудь соображения по моей роли, он сможет рассказать мне о них утром.
– Прекрасная мысль. Работы осталось немного.
Энн медленно пересекла сцену, спустилась по боковой лесенке и пошла к выходу. Еще одна репетиция закончилась. Приближался день премьеры, и наверняка где-то за тысячу километров отсюда Пол думал о них. Она толчком открыла дверь и вышла наружу. От стены отделилась тень, и сердце ее лихорадочно застучало, заметив Десмонда. Она успокоилась.
Он был недоволен.
– Еще пять минут - и я бы решил, что ты пропала навеки.
– Прости. - Она принужденно улыбнулась. - Но мы дважды прошли финальную сцену.
– Последнюю неделю я тебя почти не видел, - ворчал он, хватая ее под руку. - Еще три дня, - и мы узнаем, будем ли мы зимой без работы.
– Ты бы мог постараться говорить о премьере с большим энтузиазмом, - резко заметила она. - Ты ведь тоже в ней занят.
– По моему теперешнему настроению, мне все равно, провалимся мы или прославимся.
– Десмонд! Как ты можешь так говорить! Он пожал плечами.
– Что ж.., тупой? Я ненавижу и презираю Моллинсона. Почему меня должно волновать, что будет с его пьесой?
– Десмонд! Ты устал. - Она отодвинулась от него и пошла по тротуару. Последнее время всякий их разговор заканчивался ссорой, потому что, как она ни старалась, Пол как приведение стоял между ними и мешал сближению.
Десмонд поспешил за ней и схватил за руку.
– Прости меня, Энн. Не знаю, что со мной происходит.
– Ты ревнуешь, - ровным голосом проговорила она, - и нечего это скрывать. Последние несколько недель мы только спорим. Я больше так не могу. - Она остановилась и повернулась к нему. Свет уличного фонаря посеребрил его волосы, углубил морщины, которые пролегли с обеих сторон.
– Все бесполезно, Десмонд. Ты так же хорошо, как и я, знаешь это. Я думала, что мы сможем быть счастливы, и старалась, как могла.
– Да, - сухо сказал он. - Ты честно старалась не вздрагивать, когда я целовал тебя, старалась не воображать, что это руки Пола обнимают тебя, а не мои.
Он схватил ее руку и повернул перстенек с сапфиром, знак помолвки, так, что камень оказался снизу, а сверху остался видным только платиновый обруч.
– Я надеялся, что однажды на этом пальце будет такое кольцо, но вижу теперь, что так никогда не будет. - Он повернул кольцо по-старому. - Это было прекрасно, пока это длилось, любимая. Лицо ее сморщилось.
– Я чувствую себя такой ужасной из-за тебя.
Мне нечего тебе сказать.
– Ничего и не говори, - улыбнулся он. - Обещаю, что буду сильнее стараться разлюбить тебя, чем ты старалась полюбить меня! - Он тихо и ласково поцеловал ее в лоб. - Я сейчас не пойду с тобой дальше.
Он зашагал по аллее прочь. Энн шагнула было за ним:
– Десмонд, куда ты?
– Пойду напьюсь, - отозвался он, - как могут напиваться лишь провалившиеся актеры.
Позже вечером Энн рассказала родителям, что помолвка с Десмондом расторгнута. Они никак не прокомментировали это, и она с горечью подумала, уж не надеются ли они на восстановление ее отношений с Полом. В первый раз после того, как она взялась за ведущую роль в его пьесе, Энн позволила себе думать о нем. Лежа ночью в постели, она решила, что, если не получается выкинуть его из головы, ей надо будет научиться жить с мыслями о нем.
– Посмотри в лицо фактам, - вслух сказала она. - Ты предоставлена сама себе, и что ты сделаешь со своей жизнью, мисс Лестер, зависит от тебя самой.
Быстро бежали оставшиеся дни, и неотвратимо приближался вечер премьеры.
– Дождались, малышка, - тряхнув головой, пробурчал в день премьеры Лори. - Через несколько часов Лэнгемы выйдут на сцену вместе. Я этого хотел с самого момента твоего рождения, но никогда не толкал тебя на эту дорогу.
– Актерами родятся, а не становятся, - улыбнулась она в ответ. - Сколько раз ты мне это говорил!
– И это правда.., как, впрочем, и драматургами. Нельзя научить быть драматургом, человек может стать им, только если в нем это заложено.
Энн молчала, и в голове снова и снова звучали слова отца: "Нельзя научить быть драматургом". Как верно! Первоначальные талант и тяга писать приходят изнутри, а окружающие могут лишь сочувствовать, поддерживать, предлагать, ободрять. Она содрогнулась, вспомнив свои жестокие слова Полу, и подумала, что если она не хочет, чтобы они лежали таким грузом у нее на душе всю жизнь, то должна покаяться делом. За нее должны говорить ее поступки.