До сих пор экземпляр пластинки, обнаруженный Андрониковым, остается единственным.
Разыскания Андроникова были успешно продолжены сотрудниками Литературного музея, направляемыми его советами. За последние годы ими обнаружены, в частности, запись голоса А. Свирского, который читает отрывок из очень известной когда-то и не забытой сегодня повести «Рыжик», записи авторского чтения М. Волошина, сделанные в середине двадцатых годов, голоса А. Афиногенова, Н. Заболоцкого, Вс. Иванова, М. Пришвина, А. Новикова-Прибоя, Н. Толстой-Крандиевской, М. Зощенко… Эти голоса постепенно приходят в современные радиопередачи, пластинки, звуковые журналы во многом благодаря трудам звукоархивиста Ираклия Андроникова.
Именно к Андроникову обратилась в 1976 году редакция журнала «Кругозор» с просьбой проконсультировать новонайденную звукозапись чтения Борисом Пастернаком своих переводов из Шекспира. Андроников квалифицировал запись как сохранившую «самое достоверное звучание», написал по этому поводу в августовский номер журнала яркое эссе и помог выбрать наиболее интересный отрывок для публикации на звуковой странице[121].
Когда в 1967 году «Кругозор» впервые дал блоковское чтение стихотворения «В ресторане», именно Андроников посоветовал впредь сопровождать такие записи комментариями современников, которые могли бы удостоверить подлинность звучания, определить степень схожести с живым голосом поэта. По рекомендации Ираклия Луарсабовича, следующую восстановленную запись Блока, стихотворение «О доблестях, о подвигах, о славе…», я вместе с З. Паперным повез на экспертизу Корнею Чуковскому. Мы записали на магнитофон непосредственную реакцию Чуковского на прослушанную запись и его свидетельство: «Голос похож, и тембр похож». Позже, когда эта фраза была вмонтирована рядом с блоковской фонограммой («Кругозор», 1975, № 10), я убедился, как ценен был совет Андроникова: насколько интереснее и достовернее стала пластинка!
В начале шестидесятых годов по Всесоюзному радио все чаще стали звучать передачи, составленные Ираклием Андрониковым на основе старых писательских фонограмм. А весной 1964 года для возникшей тогда передачи «Литературные вечера» Андроников придумал специальную рубрику – «Звуковые публикации». Хотя эта интересная во многих отношениях передача уже широко освещена в литературе (прежде всего – ее бессменным ведущим, журналистом и писателем Юрием Гальпериным[122]), мне кажется, что некоторые ее уроки еще не вполне осмыслены, а несомненные достижения недостаточно используются в повседневной радиоработе.
Рубрика «Звуковые публикации» появилась уже в первом из «Литературных вечеров». В нем участвовали А. Вознесенский, С. С. Смирнов, Е. Исаев; давались сцена из спектакля по роману Д. Гранина «Иду на грозу» и русская народная сказка «Догада» (в чтении Д. Орлова). Завершал же этот, признаться, несколько пестрый радиовечер Ираклий Андроников. Для такого торжественного случая Андроников выбрал одну из самых ценных своих находок – голос Ивана Бунина. Но перед ее демонстрацией ввел радиослушателей в более общий круг проблем звукоархивистики: рассказал, голоса каких писателей им уже обнаружены, выразил надежду на то, что некоторые из исчезнувших записей еще могут найтись. А потом, до включения записи бунинского стихотворения (технически она не очень хороша), прочитал стихотворение сам.
Это тоже было своего рода открытием. Был найден способ демонстрации по радио неразборчивых фонограмм. То, что потом делалось неоднократно и стало восприниматься как само собой разумеющееся, первым придумал Андроников. Он поступал так и раньше, до «Литературных вечеров», когда в самом начале шестидесятых годов включал в некоторые радиопередачи записи Маяковского, Толстого, Есенина, но именно в «Литературных вечерах» это было до конца осознано как прием. Сам Андроников будет не раз его использовать. В частности, работая над второй пластинкой «Говорят писатели». Причем он не только нашел метод «перевода» звука «с непонятного на понятный», но и показал, как это надо делать.
Текст бунинского стихотворения Андроников произнес предельно сдержанно, нейтрально, чтобы те оттенки авторского чтения, которые сохранились даже в несовершенной записи, слушатель уловил самостоятельно и сам их оценил.
Думаю, более скрупулезные и внимательные историки радио смогут обнаружить, что и до Андроникова делались попытки демонстрации в эфире старых записей. Я и сам помню одну такую передачу, примерно 1960 года. Ее вел кто-то из научных сотрудников отдела звукозаписей Государственного архива кинофонофотодокументов. Звучали голоса Циолковского, Горького и, кажется, Николая Островского. Записи очень интересные, по тем временам для радио совершенно новые. Но комментарий был чисто информационный, примерно такого типа: «В архиве бережно хранятся голоса корифеев нашей культуры. Вот, например, запись голоса великого пролетарского писателя Алексея Максимовича Горького…»
Была когда-то и передача по записям голоса Толстого, с более обстоятельными, несколько академического типа комментариями Н. Н. Гусева.
Заслуга Андроникова состоит не только в том, что он стал регулярно вводить в передачи старые записи. Он дал образцы, «высвечивания» наиболее важных сторон этих звукодокументов, выработал разнообразные формы емких характеристик писателя и того произведения, которому предстоит сейчас зазвучать в эфире.
Пример Андроникова учит умению преподносить перед микрофоном звуковой архивный материал. Его пояснения вводят слушателя в литературную обстановку тех лет, когда была сделана запись, делают понятным, почему он выбрал для передачи или пластинки то или иное стихотворение. В некоторых случаях Андроников обращает внимание слушателя на отличие текста фонограммы от печатного текста или дает общее представление о месте воспроизводимого фрагмента в строе всего произведения. При этом он всегда помнит, что радиопередачу, как и пластинку со старыми литературными записями, будут слушать не только люди знающие, но и те, кто, может быть, впервые знакомится с автором, о котором идет речь. Поэтому в некоторых пояснениях Андроникова при всей их краткости обрисовываются существенные приметы творчества писателя.
Вот как, например, в звуковом комментарии на второй пластинке «Говорят писатели» им предваряется голос Бориса Пастернака, читающего стихотворение «Ночь»:
«Каждый предмет Пастернак осмысляет неожиданным сопоставлением, поражая при этом феноменальною точностью зрения, слуха, памяти, выраженного чувства. Привычная иерархия предметов и понятий разрушается. В одном масштабе выступают Млечный Путь, самолет, небесные тела, кочегары, беспредельные пространства, старинный чердак. Возникает картина Вселенной. Емкость стихотворения ширится. Из каждой строфы, каждого образа, из самой музыки этого стихотворения рождается философская мысль о времени, о вечности, о себе».
Что и говорить, Андроников замечательно помог звукоархивистам и радиожурналистам осознать ценность старых литературных записей. Больше того, своей неутомимой деятельностью он внес в звукоархивистику элементы литературно-детективного поиска, приключений, внес в тихую коллекционерскую и музейную заводь дух соревновательности, предприимчивости и творческой активности. И вот уже одна из сотрудниц звукоархива в Красногорске с гордостью рассказывает в одной из радиопередач, что именно ей удалось обнаружить голос Лидии Сейфуллиной (фонограмма хранилась в жестяной коробке с надписью «Выступление пионерки»). Ценность этой находки специально отметил Юрий Гальперин в очередном выпуске «Литературных вечеров». Помню, как Юрий Мануилович позвонил мне накануне передачи и как-то странно спрашивает:
– Вы ведь, Лева, недавно прослушивали фонд Первого съезда писателей?
– Да, сидел в Красногорске дней десять, только этим и занимался.
– А что ж вы не сказали, что там есть запись Сейфуллиной?
– А там ее нет.
– Ах нет? Ну так слушайте завтра нашу передачу!
Как я ругал себя, как стыдно было и перед Гальпериным и прежде всего перед Ираклием Андрониковым за то, что, прослушивая подряд весь фонд, я как раз эту коробку пропустил, поверив надписи «Выступление пионерки». А надпись появилась, как выяснилось, потому, что первые слова Сейфуллиной были: «Мы – пионеры советской литературы…»
…В 1964 году на афише Гайдаровского вечера в Литературном музее специально отмечалось, что на вечере запись голоса Гайдара будет «демонстрироваться впервые». Честь находки принадлежала радиожурналисту Владимиру Возчикову. О том, как была найдена запись, он тогда же рассказал в «Пионерской правде». Интересно, что об истории своих поисков молодой автор писал, явно подражая андрониковскому стилю – рисуя людей, с которыми свело исследование: «Первые люди, к которым мы обратились как к самым близким друзьям Гайдара, оказались большими и верными друзьями детей. И среди них – режиссер многих чудесных сказочных постановок Роза Марковна Иоффе.
Вот что она рассказала:
– Это был первый военный год, первый военный август. Мы, работники детской редакции радио, как и всегда, готовили передачу к началу нового учебного года. И как же мы были обрадованы, когда к нам пришел Аркадий Петрович! Он вошел запыленный, в военной форме. Из-под Киева, с фронта, приехал он к нам. Он сказал: «Ты знаешь, Роза, я человек храбрый, это проверено еще прошлой войной. Но эта война – броневая, оглушительная, грохочущая минами и бомбами – требует храбрости в более высокой степени. (…)»
Следующая встреча произошла в доме у детского писателя Рувима Исаевича Фраермана. В этом доме Гайдара помнят не только люди, но и вещи. Вот диван, вот стол, за которым частенько собиралось литературное общество, забавно названное Гайдаром „Конотоп”. Здесь хранятся его рукописи. На столе складной охотничий нож, который был спутником Гайдара во время поездки в Солотчу, где Фраерман, Паустовский и Гайдар провели незабываемое лето… Рувим Исаевич слушает запись. И сразу же произносит: