Одно блюдо она помнила так отчетливо, что теперь ей даже чудился его запах. Сходство с тем, что сейчас готовилось на кухне, было слишком очевидным. Тогда, как и теперь, она лежала в постели и слушала, как Стефан копошится на кухне. Но и разница тоже была весьма очевидна. Это было обычное флоридское утро, утро, которое они со Стефаном посвятили любви впервые в жизни.
А ночь накануне? Ее она тоже отчетливо помнила. Не удивительно, что все эти воспоминания всплыли именно теперь, когда ее способность сопротивляться чему-либо была резко снижена.
Возможно, не имело смысла пытаться забыть то, чего нельзя забыть. Годы, прожитые вместе со Стефаном, составляли значительную часть ее жизни. Попытка сделать вид, что они для нее ничего не значат, совершенно бессмысленна, как, впрочем, и сами воспоминания. Но и это не имеет значения. У нее нет желания бередить память. Ни желания, ни сил.
После прогулки в саду ресторана Стефан повез ее домой. Дорога была долгой. Возле общественного пляжа он остановил машину, и они стали прогуливаться по берегу, держа друг друга за руки. Она сняла туфли и потребовала, чтобы Стефан тоже разулся. Вода оказалась холодной. Они шлепали по ней, словно дети, поднимая вокруг себя брызги.
Стефан подарил ей найденную ракушку. Это была жемчужно-розовая спиралевидная ракушка, совершенная по своей форме — никто из них так и не вспомнил, как она называется. Она нашла для него морскую звезду, но он швырнул ее назад, в пучину вод, так как звезда оказалась еще живой. Глядя, как звезда закружилась в воздухе, она подумала, что бесполезно пытаться перебороть свою любовь к нему.
Когда они вернулись в дом, Стефан откупорил бутылку шампанского. Они чокнулись, словно на брудершафт.
— За дополнительные рейсы на Флориду, — сказала она. — И за мужчину, который терпеливо ждет.
— За мужчину, который не намерен больше ждать.
Неторопливая улыбка появилась у нее на лице.
— Больше не намерен?
— Допивай шампанское.
И она допила. Тоже очень медленно.
Он не выдавал своего смущения. Когда она осушила свой бокал, он взял его и поставил на стойку.
— Давай искупаемся.
На улице светила яркая луна, превращая белый песок в нескончаемую опаловую гряду, а тропические растения и воду в бассейне — в лагуну южных морей. Лагуна эта была совершенно пустынна — от внешнего мира ее отгораживал ряд кипарисов, заросли бамбука и пальм.
У самой кромки воды Стефан выпустил руку Линдсей, Она стояла к нему лицом и улыбалась, словно провоцируя его.
— Ну, кто первый?
— Ты.
Линдсей не испытывала и тени неловкости. Она потянулась к верхней пуговице своего платья, но Стефан ее опередил. Он погладил ладонями ее шею, а затем переместил их ниже, туда, где были бретельки.
Стефан опустила руки. Она смотрела Стефану прямо в лицо. Он напоминал исследователя, человека, решившего во что бы то ни стало справиться с проблемой. Сначала одна, а затем другая бретелька платья упала с ее плеч. Руки его опускались все ниже.
Верхняя пуговица поддалась. Она чувствовала, как легкий ветерок ласкает ее кожу, сантиметр за сантиметром. Вскоре была расстегнута вторая пуговица, а за ней и третья. Когда Стефан добрался до четвертой пуговицы, платье соскользнуло, и грудь Линдсей обнажилась. Стефан принялся ласкать ее руками.
Можно было бы произнести тысячу фраз, но он предпочел молчание. Прижав ее к себе, он стал целовать ей шею. Она запрокинула голову и наслаждалась прикосновениями его губ и рук. Платье спало ей на бедра, освободив руки. Она обняла его и прижала к себе. Когда платье упало у ее ног, губы их сомкнулись.
Она старалась раздевать его как можно медленнее, настолько, насколько позволяло терпение. Прижав ладони к его груди, она стянула с него рубаху через голову. Его теплое тело прижалось к ней. Прильнув еще теснее к Стефану, Линдсей нащупала пояс его брюк, а затем и молнию.
— Ты уверен, что хочешь купаться? — спросила она. Вместо ответа он продолжал целовать ее. Очень скоро вся их одежда оказалась на полу.
Он подвел ее к самому краю бассейна. Она не могла отвести от него глаз. Конечно, она и раньше видела его в плавках, но теперь от вида его мужественного обнаженного тела у нее захватывало дух.
Он хотел ее. Оказавшись в прохладной воде, Линдсей тоже стала сгорать от вожделения. Все тревоги по поводу того, что самоконтроль Стефана вызван отсутствием настоящего желания, исчезли сами собой. Полностью отдавшись любовной прелюдии, они не выпускали губы друг друга. Он был страстным мужчиной и, как и подобает страстному мужчине, смаковал каждое мгновение.
Они были близки к пику возбуждения.
Оттолкнувшись от бортика, она выплыла на середину бассейна. Подняв голову над водой, она не увидела Стефана, но почувствовала, как он слегка задел ее ногой. Она поплыла от него прочь, словно дельфин от акулы, судорожно хлопая руками по воде. Снова подняв голову, она опять не увидела его, но еще одно легкое прикосновение дало ей понять, что он не отстал. Линдсей рассмеялась и поплыла за Стефаном. Она видела, как его силуэт передвигается под водой в направлении мелкой части бассейна. Она продолжала плыть за ним. Когда Стефан вынырнул, чтобы набрать в легкие воздуха, Линдсей оказалась прямо возле него.
Она обвила руками его шею и поцеловала. Но прежде чем он успел ответить на поцелуй, она устремилась к противоположному бортику. Когда Стефан настиг ее, она едва могла перевести дух. Линдсей рассмеялась, но вскоре смех заглушил его поцелуй. Она прижалась к Стефану, их ноги переплелись. Вода не охлаждала пыл Стефана — тело было теплым, а кожа гладкой и приятной на ощупь. Она гладила его ладонями.
Сначала желание казалось ей мучительным, теперь же она только распалялась. Стефан без труда поднял ее на руки и слизал капельки воды с ее шеи. Затем его голова скользнула ниже. Когда губы Стефана дотронулись ее соска, она испустила глубокий стон. Прогнувшись, она скрестила ноги у него на талии. Вокруг нее плескалась вода, а его губы двигались вдоль ее тела. Было настолько жарко, что в какой-то момент Линдсей показалось, что она может раствориться.
— Стефан, подожди. Не здесь. — Она отстранила его.
Держа Линдсей на руках, он понес ее к выходу из бассейна. Вскоре они очутились на самой верхней ступеньке. Они лежали, а вокруг них плескалась вода. Они ждали слишком долго. Теперь им было не до поисков постели.
Под ней была прохладная плитка, а сверху разгоряченный мужчина. Когда он вошел в нее, она обняла его и прижала к себе. Он был словно огонь, а она поглощала Стефана, как окружающая их вода. Теперь она ревновала любимого даже к лунному свету.
Стефан выпрямился над Линдсей, запрокинув в экстазе голову. Она всегда помнила его именно таким — мужественным, прекрасным, полностью отдающимся любви. Глаза его были прикрыты. Линдсей еще крепче прижала Стефана к себе — в ней непонятно почему проснулся страх.
— Стефан!
Даже если он и услышал ее, то все равно ничего не ответил.
— Стефан!
Он открыл глаза и посмотрел на Линдсей.
Она не знала, что он видел перед собой. В этот миг, самый важный миг в ее жизни, он вдруг показался ей каким-то далеким. То, что видела или не видела она сама, вполне могло оказаться отраженным в воде лунным светом. А может, это просто были естественные страхи женщины, отдавшей наконец себя мужчине.
— Я здесь, — произнесла она.
— Я знаю.
Больше ей ничего не было нужно. Она позабыла о своих страхах и потребовала, чтобы он отдался ей полностью. Со всеми своими мыслями и каждой частичкой своего неразделенного прежде тела.
Ее просьба звучала всего одно мгновение. Его ответ будет откликаться теперь в ее теле целую вечность.
Глава 10
Эта ночь, проведенная в Ки-Уэсте, была полностью посвящена любви, наполнена исследованиями и открытиями, едва слышными вопросами и произнесенными в экстазе ответами. Где-то незадолго до рассвета Линдсей наконец заснула в объятиях Стефана. Проспать всю ночь с мужчиной было для нее чем-то новым, но она так уютно прижалась к нему, лежа на своей узкой кровати, словно они всю жизнь спали вместе.
Если Стефан и не мог еще сказать ей о своих чувствах, то уж без всякого труда показывал, сколько радости она ему доставила. Линдсей погрузилась в сон, столь же уверенная в своей над ним власти, как и в своих собственных чувствах.
Когда Линдсей проснулась, уверенности у нее поубавилось. Стефана с ней не было. Она знала, что он должен находиться где-то рядом, в доме, но почему он встал? Постель была смята, но Линдсей хотелось ощущать его присутствие. Может, он испугался того, что лишается свободы, или их близость оказалась для него слишком ошеломляющей? Линдсей не знала, стоит ли спрашивать его об этом. Накануне ночью, достигнув вершины близости, он закрыл глаза, словно отгораживаясь от нее. Он был самым одиноким человеком из всех, кого она знала.
А может, эта ночь любви положила конец брошенному им вызову? Он был мужчиной, который нуждается в постоянном сопротивлении, и, возможно опережая события, уже думает о том, что будет дальше?
Она погладила рукой подушку в том месте, где покоилась его голова. Он не был ее первым любовником, но как бы ей хотелось, чтобы он оказался последним. Вообще-то она рассчитывала на годы свободы. Ей нужны были обожатели и жизнь, наполненная творчеством. Студент-медик никак не вписывался в ее планы. Она не представляла себя женой врача.
И вот она уже близка к этому.
Донесшийся снизу шум прервал ход ее мыслей. Раздался грохот упавшей кастрюли, а затем послышалось громкое ругательство. Она рассмеялась, и тревоги ее улетучились. Студент-медик оказался весьма практичным. Может, он и вел себя накануне, как романтик, но утром он вновь стал рациональным Стефаном.
Линдсей решила не портить сюрприз, который он для нее готовил, поэтому снова легла и стала ждать.
Когда Стефан наконец поднялся в спальню, солнце уже светило вовсю. В руках у него был поднос, на котором стояли чашки из серебряного сервиза матери. Рядом с белыми фарфоровыми блюдцами и чайником, в котором, судя по запаху, был кофе, лежал букетик гардений. На тарелках был самый великолепный омлет, который она только видела, а рядом с ним дымились свежеприготовленные брокколи.