— Эри… это звучит приятнее, чем Эрн. Из-за конечной гласной, конечно же. Ты вроде сказал, что я могу и так тебя звать, если захочу?
— Сказал, и ты можешь, — Эранор выдохнул, подбирая правильные мысли, чтобы и от слов своих не отказываться и не обидеть принцессу, — но, если честно, мне бы этого не хотелось. Так зовёт меня отец, и называла мать. Это одна из тех деталей, что я о ней всё ещё помню. И пока мой отец жив, я бы хотел оставить это право только за родителями.
Конечно, Эранор не подумал, когда ляпнул, что Грейс может называть его как хочет. Однако девушке предстоит выбирать между своими желаниями и желаниями Эранора.
Эранор не помнит лица матери, но помнит её голос и это обращение — «Эри». Казалось, разреши он кому-то звать себя так, и это воспоминание исчезнет навсегда. Кроме короля так никто не зовёт Эранора, за одним только маленьким, пушистым исключением. И то по понятным причинам, ведь Хауфо часть самого принца.
Когда Эранор выдохнул, принцесса услышала какие-то вибрации, скрытый дискомфорт. Видать, сделала что-то не так. И лишь после того, как принц рассказал, что не хотел бы, чтобы она звала его, столь неформально сокращая имя, смущенно потупила взор.
— Ааа… Тогда, может, звать тебя просто Эранор? Без каких-либо сокращений, — Грейс неловко качнула плечами, мол, ничего страшного. Еще вчерашняя принцесса бы извинилась, но сегодняшняя не приняла ничего близко к сердцу, не обиделась и даже не подумала лишнего. Память о родителях — святое. Особенно о матери. А Грейс…она чужая. У нее нет права так звать принца. Это словно посягательство на его семью. Одно дело быть союзниками и друзьями, и совсем иное фамильярничать и лезть друг другу в душу. У принца были границы, которые он защищал, Грейс уважала их и не пересекала. Однако в такие моменты она чувствовала неловкость внутри и ругала саму себя, что порой с Эранором бывает не сдержана. Не слишком ли она открывается принцу, не слишком ли тянется к нему.
— Эрн. Эрни, если дело было в букве, — принц пожал плечами.
Грейс ведь преподнесла всё так, будто только из-за гласной буквы имя звучит мягче и лучше ложится на язык. На деле, принцу было привычнее слушать сокращение, полным именем его называют достаточно редко. Он большую часть времени проводил в компании сослуживцев, где он свое полное имя может услышать только в крайних случаях, если его обвиняют или ругают. А Грейс как-то слишком рубанула с плеча, Эранор не против любого сокращения, только не Эри. Это было что-то личное.
— Мне нравится Эранор, — конечно, дело было не в букве, — хотя, с твоего позволения, стану иногда использовать Эрни. Иногда, потому что это нечестно, что я буду сокращать твое имя, а ты моё — нет. У меня ведь оно такое, что и не сократишь… а по звучанию, скорее северное, чем южное.
— А ведь и правда. Забавно… Я подумаю, как сократить твоё имя на досуге. Раз уж мы портьеры, то должны быть равны даже в таких мелочах.
— Помнишь, ты говорил про ножны для кинжала? Хочу носить его на заседания Совета. Думаю, это придаст мне солидности. Иначе как я буду без тебя там? Держать их в таком страхе, в какой вогнал ты, я не смогу! — Грейс засмеялась и состроила свирепую мордашку, — рррр!
— Хорошо, постараюсь не забыть их взять вечером, — Эранор тихо засмеялся от воинственного рычания девушки. Это было очень забавно. Маленький львенок может больно кусать, и именно это будет делать Грейс. Пусть вселять в людей страх ей не дано, она может брать своим обаянием и упорством. Тоже рабочий метод.
— Завтра я думаю, поговорю с Анорой. Необходимо узнать, всё же, что она делала в первом круге. Кому, какие вести она передала и зачем. Дурное у меня предчувствие. И сны какие-то странные вижу. Хауфо говорила, что если сон повторяется, он вещий. Ты когда-нибудь, видел вещие сны?
— Сны? — переспросил принц, и лицо его сразу стало хмурым и задумчивым. Хауфо сказала правду, она говорила ему то же самое, и его сон сбылся, пускай и не до конца.
— Мне снился, три раза. Сон о том, как я умер, — Эранор указал пальцем на шрам на своём лице, намекая недвусмысленно, о чём идет речь.
Он считал, что в тот день умер. Раньше он не был настолько безбашенным. Спал меньше, ел больше, практически не пил. Глаза его были не столь холодны, как и руки. Эрн до сих иногда испытывал фантомные боли на лице, а еще и на спине и плече, которые пересекает самый большой из его шрамов. В такие моменты он ярко ощущал, что до сих пор мертв, как будто уснул тогда, и остался в той пустоте, в которой было его сознание, пока телу пророчили смерть. Он существует, день ото дня просто выполняя обязанности, выполняет установки. Он перестал бояться смерти, пускаясь в бой как в пляс, не заботясь, убьют его или нет. Если выразиться более точно, в принце умерла воля к жизни. Он веселится, знакомится, правит, покупает любовь женщин, ходит в красивые места, пробует что-то новое, отчаянно ищет чем себя занять. Но, всё это в совокупности не заполняет образовавшуюся пустоту внутри. Будто его обворовали, а что украли, Эранор так и не понял, но постоянно хочет это нечто найти. Возможно, поняв это, Бишон ушла.
С Грейс же, Эранор уже заметил, он как будто обретает какие-то фрагменты потерянного. Когда берет её за руку, гладит по голове, слушая тысячи и тысячи слов, видит этот огонь и стремление что-то менять, в груди разливается тепло. Это моменты, в которые Эрну хорошо, как раньше, пускай и немного.
— Ох, — когда принц указал на свой шрам, Грейс поджала губы. Она не видела Эранора раньше, без шрама, а перевернутый портрет на каминной полке не претендовал на то, чтобы называться принцем Фирнена, поэтому она приняла его образ целостным, как есть. Но стоило указать на эту отметину, как принцесса вспомнила слова Хауфо, что Эранор едва не умер однажды, и даже кошка думала, что он не выживет.
— Хауфо говорила, что ты тогда едва жив остался, но никаких подробностей я не знаю. И, в общем-то, не умру, если не узнаю никогда, — она перестраховывается, чтобы не наступить на больную мозоль, как в случае с именем, упоминанием Бишон или вопросом о королеве Селене, — но если захочешь, расскажи. Мне интересно узнать человека, который так много для меня сделал.
— Не сегодня, хорошо? — вздохнул Эранор, — спроси когда-нибудь потом и я расскажу.
Раз Грейс не умрёт, то потерпеть её интерес точно сможет. Эранору крайне не хотелось портить атмосферу погожего дня, удачного утра воспоминаниями о войне. Ему обязательно станет больно, будет трудно дышать, захочется сесть, в общем — лучше не сейчас. Сегодня им нужно веселиться, радоваться, отдыхать. Шрамы никуда не денутся, так же, как и память о том, кто их нанёс и как это произошло, так пусть всё пока лежит там, в шкафу со скелетами, который вскрывать пока рано.
Эранор снова отступил, не желая говорить на неприятную для него тему. Маленькая принцесса не осуждала, она улыбнулась мягко и согласно кивнула, отчетливо понимая, что однажды спросит всё равно. А если и тогда Эранор не захочет открыться, то спросит в третий и в четвертый раз тоже. И откуда такое упрямое стремление быть ближе в столь крохотном существе? Этот веснушчатый любопытный носик, эти карие глазки, светящиеся теплом и нежностью.
— Знаешь, если сон и вещий, не зацикливайся на нём. Случается то, чего мы больше всего боимся, а наше будущее зыбко. Мы сами формируем его из мыслей и поступков. Мой тебе совет, решай вопросы по мере их поступления, но всегда имей козыри в рукаве. Если ты боишься, что что-то может произойти, подумай, что именно и реши, что ты сможешь сделать в подобных ситуациях. Эти решения и будут твоими козырями.
Должно быть, сны — и правда то, чего так отчаянно боишься. Подумав о своём ночном видении, Грейс поёжилась. И почему ей является именно Эранор. Почему он протягивает руки? Неужели принцесса подсознательно боится его? Боится слишком открыться, стать уязвимой перед северянином? Или она боится быть непонятой или… отвергнутой? Грейс пыталась найти ответ, и он вроде вертелся всё время где-то рядом, но постоянно ускользал.
— А ты очень мудрый для мужчины!
Принцесска показала язычок и засмеялась. Конечно, беззлобно, по-озорному. Ей не хотелось вдаваться в детали больше, не хотелось открывать сердце Эранору. Когда это случалось с кем-то в прошлом, всегда было больно. Грейс не могла без мурашек вспоминать плеск воды в озере, поглотившем её куклу, растоптанные незабудки, разбитые чайные чашки и порванную скатерть. Нет, открывать сердце нельзя. Даже если внутри что-то прекрасное, другие не способны понять и почувствовать то же самое, что и сама Грейс. Ей казалось, что между людьми есть незримые барьеры, которые невозможно преодолеть. Они были между Элеманхом и Терпсионой, которые женились по расчёту и встречались лишь за тем, чтобы возлечь и продолжить род. Между Эсфеей и Рупертом, которые вообще не разговаривают ни о чём кроме дворцовых сплетен. Сама Грейс чувствовала всю жизнь себя одинокой среди людей, и даже связь с Анорой не могла заполнить эту пустоту вокруг.
— Но за совет спасибо. Я его запомню.
Стоило показаться розовому кончику языка, как Эранор очень резко склонился к лицу Грейс крайне близко, чтобы они были на одном уровне. Принцесса хорошо пользовалась иронией, но принц на неё не поддавался. Голос мужчины стал тише и мягче, он звучал бархатисто, рокочуще.
— Ты маленькая поганка, с длинный языком, который я тебе когда-нибудь откушу, — Эранор угрожающе клацнул зубами, смотря на Грейс, как волк на кролика. Он усмехнулся и прежде, чем выпрямиться, окинул взглядом всю принцессу, с головы до ног, отмечая про себя, что её платье при свете дня выглядит совсем иначе, а в украшениях юная леди не нуждалась — естественную красоту испортили бы бездушные побрякушки. Ее волосы, подобно шёлку, переливались в лучах солнца, и казались совсем золотыми.
Явно настроение у принца было приподнятое, невзирая на то, что пришлось пережить вторую, особенно скучную, часть Совета стоя, как стражник на посту, за спиной принцессы. Это настроение было одной из причин, почему Эрн не стал рассказывать историю своих шрамов. Именно не сегодня.