– В каком смысле?
Без ужаса, показного страха, просто удивленно.
– Вы спали подле меня.
– О, Боже! Я ничего не помню!
Она как будто расстроилась, хотя должна была наброситься на него с кулаками или кричать в панике.
– Как мило, – сказал он, думая о своем.
– Об этом еще кто-нибудь знает?
– Как минимум все ваши слуги.
Ему хотелось высмеять ее, сказать, что она глупа, если решила, что могла возбудить его. Она? Его? Самомнение, которое превысило его собственное. И второе. Ни одна приличная женщина, а тем паче, леди, более того – леди Элфорд, не могла быть предельно спокойна, предположив, что только что отдалась мужчине вне брака. Или что мужчина лежал у нее под боком. Но леди Элфорд с легкостью крушила его убеждения! Она допустила возможность близости между ними, и ужаснулась единственно, что ничего не помнит!
Она рвала все правила в клочья. И делала это как-то… естественно. К примеру, намекала, чтобы он вышел сейчас за дверь, но не потому, что это позор, просто он ей неприятен. Граф невольно поморщился. Или вот. Явилась на бал маркиза в вызывающем платье, с выпирающим через край корсетом, что почти привело к скандалу, хотя должна была надеть чепец старой девы и не искать себе приключений, приглашая его на деликатную беседу запиской, а просто сопровождать сестру.
Она позволила себе прогулки с молодым виконтом без компаньонки, заставила миссис Эльюз замолчать, и нашла довольно веские аргументы, она была груба, но права на все сто. Естественно, он бы не повторил ошибки, и не сделал ей предложения, даже если бы разразился скандал. Ему бы даже понравилось наблюдать, как ее упорядоченная жизнь рушится, как и его.
О, да, он бы испытал наслаждение. Эта женщина стоила ему крупной ссоры с братом. А месть была так близка – он не планировал, но воспользовался бы, если бы леди Элфорд не выкрутилась сама. Он восхитился ее изворотливостью. И выдержкой, которую она проявляла сейчас, но все равно, пощекотал ей нервы, и выждал несколько долгих минут, прежде чем прояснить ситуацию:
– Мне пришлось провести у вашей постели почти пол часа. Это весьма утомительно, сидеть на стуле, в то время как вы мило посапываете под боком, на кровати.
Он увидел в ее глазах странное выражение, прежде чем задуматься, что оно означало, добавил:
– Это единственное, что я имел в виду, леди Элфорд. Это единственная близость, на которую я решился бы с вами.
Мэри поняла, что щеки стали пунцовыми. Большего унижения трудно себе представить. Она не стала спорить или язвить – просто указала на дверь.
– Охотно, – граф взялся за ручку двери, – поверьте, охотно. Но я приехал кое-что сказать вам, и так как врач не заявил, что вы очень больны и вас нельзя расстраивать… Воистину, вашему здоровью могут позавидовать и мулы. Мне бы хотелось напомнить вам, дорогая леди Элфорд, так как вы, думаю, кое-что упустили из вида. Виконт Лэнгли моложе вас на пять лет, вполне состоятелен, красив, имеет успех у дам, у него есть право выбора из более достойных кандидаток в невесты. Вы окутали его ложью и показным смирением, но вы не подходите ни на роль его любовницы, ни на роль жены. И даже не знаю, на какую из них вы подходите меньше. Желаю вам выздоровления и больше здравого смысла.
Дверь за графом закрылась.
Глава 16
Два дня Мэри не выходила из комнаты. Говорить она могла с Джедом, видеть никого не хотелось, и еще меньше – показывать себя.
– Я – монстр, – пожаловалась Джеду, когда он появился после ухода графа. Плакала, прижималась к нему и ждала, когда начнет спорить. Он гладил ее как ребенка по голове и молчал.
– Я – монстр? – спросила спустя время, уютно устроившись в его объятиях. Так и уснула, не дождавшись ответа.
Ей было хорошо с ним, удобно, не было нужды что-то скрывать или притворяться. Их отношения из плотских перешли в разряд платонических и не потому, что она или он были против близости. Просто само собой получилось. Он стал кем-то большим, кем-то почти родным. Иногда, если Мэри настойчиво просила, мог принять человеческую форму, но ненадолго. Мэри нравилось смотреть на его лицо, фигуру, пропускать длинные черные волосы сквозь пальцы, наслаждаясь, как играет отблеск свечей в прядях, нравилось смотреть, как сплетаются их руки, ловить взгляд черных глаз на себе. Полуфлирт, полуискушение, полуприглашение, если рискнешь.
И всегда рядом с Джедом был меч. Не в постели, конечно, но так, чтобы он мог дотянуться. Воин. Ей нравилась его сила, власть, могущество, с толикой которых она познакомилась. С маленькой толикой – Мэри была уверена. Однажды она спросила:
– Есть что-то, чего ты не можешь?
Он рассмеялся.
– Возможно, и есть.
– Что?
– Я живу давно, могу и не помнить.
– Сколько?
– Мне нравится, что ты больше не плачешь.
Джед часто менял тему, когда не хотел отвечать, но она привыкла к его многогранности: мягкость, жесткость, уступчивость, непреклонность, чувство юмора и шейк из эмоций. Он был настоящим и…
– Я рад, милая, – сказал Джед, – что ты считаешь меня другом.
Он не прикасался к ней больше в интимной ласке – легкий поцелуй, шепот в ухо, поправит прядь из прически, позволит прижаться к себе, обнимет сам, проведет рукой по спине, поглаживая, как кошку, рассмеется в губы, заставив дрожать в предвкушении… Отступит, пока не вспыхнула страсть, остудит случайную искру словами, увлечет разговорами о ее прошлом.
Когда сердце Мэри жгло от обиды, он спросил:
– Хочешь, верну все назад? Ничего не случится: ни Англии, ни Блэкберна в твоей жизни, ни сравнения с лордом Уинслоу. Выйдешь замуж за Пола, по-своему, будешь счастлива, нарожаешь детишек.
– Не хочу больше бегать от проблем, – Мэри усмехнулась, – они не уходят, бегают за мной следом. Наверное, лучше остановиться?
– Думай, – он ответил усмешкой.
– Делай выводы, – закончила его коронную фразу Мэри.
Эти два дня оказались необходимой для разума передышкой. Какое-то время она запрещала себе думать о том, что случилось, но теперь была уверена на все сто: она перенеслась во времени и она дома.
Россия, Америка – Джед прав, она чувствовала себя там изгоем. Жить можно, вполне даже неплохо, но приживаться, корнями входить в отношения с окружающим миром, не хотелось. Она пряталась за любовными романами, которые проглатывала за ночь, сериалами, которые не смотрела – просто отключалась на время и думала о своем; лишним весом, который существенно рос с каждым годом. Она бежала по кругу.
И только здесь, столкнувшись с презрением, высокомерием этого графа, ей захотелось жить, выплеснуться наружу из кокона, и бороться.
– Умница, – похвалил Джед и, подарив поцелуй, испарился.
Мэри встала с кровати, распахнула шторы – рассвет призывал новый день, скидывал сон прошлого. Здравствуй, сегодня. Она открыла окно, вдохнула влажную свежесть тумана, луч пробивался сквозь дымку. Здравствуй, будущее.
Она дернула за сонетку, и горничная вбежала в комнату.
– Миледи? – застыла в дверях вопросительно.
– Я бы хотела принять ванну.
– Да, миледи! – девушка чуть не подпрыгнула от радости.
– И, – Мэри остановила ее в дверях, – завтракать я буду в столовой, но чем-то легким. Таким, как ты приносила мне в эти дни.
– Да, миледи!
Джесс выскочила из комнаты, пробежалась по лестнице на первый этаж, влетела птицей в кухню.
– Миледи будет завтракать в столовой!
Повариха всплеснула руками, начала суетиться.
– Но только чем-то нежирным, как последнее время.
Повариха в сердцах ударила половником прыткого лакея, стащившего пончик с повидлом, потом махнула рукой и отдала все.
– Только не сам лопай, – ворчала по привычке. – Значит, что-то нежирное… Неужели кто-то запал нашей леди в душу?
– Думаете, это возможно? – поинтересовался Джо, отвоевав один пончик у лакея.
– Пути Господни… – сказал Эрик Хокс, который только на минутку оставил свой пост. Ну, а раз пришел, тоже отобрал один пончик.
– Может, она найдет время встретиться со мной и обсудить несколько вопросов, как и хотела? – предположил поверенный, мистер Элитон. Два дня он приходил в дом леди Элфорд как на работу. Посидит, попьет чая с чем-то печеным, выкурит сигару в пустующем кабинете и к себе, в одиночество.
Здесь его привечали, питая уважение к годам, отведенным службе Элфордам, доброму нраву и сноровке в важных вопросах, а к Джо он проникся глубокой симпатией. Молодой, амбициозный, сообразительный, он был бы рад такому помощнику, но вряд ли леди Элфорд позволит. Хотя…
Сначала он не поверил, что слуги переживают из-за своей хозяйки, но, откровенно говоря, не видел причины им притворяться. Зачем? Леди Элфорд знала, что они ее не любили, так как многое для этого сделала. А тут… В доме на Португальской творилось невероятное. Повариха сетовала, что миледи отказывается от еды, в кладовке пропадают продукты, но без страха раздавала их с заднего двора нуждающимся, и они не были даже чуть испорченными. Помощник конюха, Джо, стал личным камердинером (слыхано ли такое?) леди Элфорд, чем гордился и специально прохаживался у ее двери, надеясь на распоряжения. А Хокс флиртовал с компаньонкой мисс Элфорд и не боялся остаться на улице, когда правда откроется.
Но кардинальные перемены коснулись и Джесс, во что он никогда не поверил бы, не увидь собственными глазами. Она перестала вздрагивать от собственной тени. Да, грустила и жаждала скорейшего возвращения в имение, но перестала реагировать как мышь на малейший шорох, в ожидании голодной кошки. Она снова похорошела, и ее руки, – мистер Элитон не удержался и, заметив, взял ее руки в свои, – были нежны, как прежде.
Услышав стук в дверь, Хокс покинул кухню. Через пять минут все в доме, кроме хозяев, знали: доставили огромную корзину цветов, и не для мисс Элфорд. Повариха и Джесс с улыбкой переглянулись, Джо облегченно выдохнул, все-таки иногда он опасался, что миледи может вспомнить о своих симпатиях к нему. Хокс, когда его стали пытать вопросами, невозмутимо ответил: