ьсина.
Я положила левую руку на расслабленный живот пациентки и, нащупав через кожу и мышцы таза шарообразную матку, сжала ее. Потом постаралась сместить ее книзу и, удерживая в этом положении, сложила конусом пальцы правой руки и проникла внутрь.
Делия Гарретт буквально взвыла.
Как будто я попала в пещеру позади водопада. Теплые красные потоки омывали мою руку от перчатки до самого локтя. Но я нащупала шейку матки и медленно пробралась еще глубже, не обращая внимания на ее рыдания и судорожное сопротивление.
Брайди держала ее за плечи, прижимая к кровати. Смелая девочка!
Я оказалась внутри. И сразу же поджала кончики пальцев, чтобы не повредить стенки матки. Я была точно опасливый грабитель, неуверенно рыскающий впотьмах.
Делия Гарретт пыталась стиснуть мои руки бедрами, но Брайди неизменно раздвигала их, приговаривая:
– Дайте медсестре Джулии все исправить, это займет всего минуту.
И как она могла обещать такое? Я заблудилась… Я не могла сказать в точности, на что натыкались мои пальцы, затянутые в тонкую резину. Но отступив, я бы позволила Делии Гарретт истечь кровью до смерти.
Вот, основанием сжатой ладони я нащупала нечто знакомое: я не могла ошибиться.
– Хватит! Хватит! – рыдала она.
– Еще минуту.
Я просунула мизинец под ворсинки плаценты, подобралась к месту их соединения с задней стенкой, медленно вложила еще один палец, потом еще – и обхватив жуткий фрукт, стала неуклюже отделять его, словно кожуру с апельсина.
Я поймала себя на том, что умоляю одними губами: «Давай, отделяйся, отцепись же от нее!»
– Прошу вас, сестра!
Но в этот момент я не могла проявить милосердие – сейчас нет!
Брайди прижимала Делию Гарретт к кровати, утешая ее, как мать дочку.
Я не успокоилась, пока не получила то, что хотела. Это все, ничего не осталось? Сжимая комок плоти, ощущая ладонью ее мембраны и скользкую поверхность. Теперь можно вытягивать!
(Меня охватило неуместное веселье.)
Я с трудом извлекла из тугого туннеля свое сокровище, на секунду застряв у выхода…
Но потом высвободилась. Моя сжатая в кулак окровавленная рука упала на простыню.
Делия Гарретт безутешно рыдала.
– Пожалуйста, принеси еще один таз, Брайди!
Я рассмотрела лежащий в тазу послед. С виду это была именно недостающая часть плаценты, но, чтобы быть уверенной, мне следовало на всякий случай еще раз провести осмотр в поисках фрагментов тканей или сгустков крови.
– Миссис Гарретт, мне нужно еще раз очень быстро провести осмотр внутри…
Она так сильно сомкнула колени, что, как мне показалось, у нее кости хрустнули.
– Это необходимо сделать, чтобы исключить опасность заражения, – объяснила я.
Я надела свежие перчатки и раскрыла пакет с марлевым тампоном, пропитанным антисептиком. Я кивнула Брайди, и та снова раздвинула Делии Гарретт колени. Я максимально осторожно ввела руку внутрь.
Она закричала, но на этот раз не стала сопротивляться.
Я протерла стенки матки марлевым тампоном, пытаясь нащупать остаточные фрагменты мембран, на которых могли размножиться бактерии. Хорошо, хорошо, мысленно произнесла я, все чисто.
Я отошла к раковине и сняла перчатки. Потом нагрела на спиртовке немного карболовой кислоты для спринцевания, потому что горячий раствор лучше останавливал кровотечение. Я искоса взглянула на пациентку, на случай если она собралась умереть на моих руках.
Взобравшись на кровать и встав перед Делией Гарретт на корточки, Брайди держала ее за руку и что-то шептала.
Я взяла простерилизованную спринцовку. Продолговатый резиновый сосуд с мягкими трубками по бокам всегда напоминал мне красного паука с двумя ногами. Я проверила температуру раствора, капнув немного себе на запястье, а потом залила раствор в большую банку. Свежие перчатки.
– Так, миссис Гарретт, сейчас я вам тщательно все промою.
Я опустила входную трубку в банку с раствором и погрузила стеклянный носик спринцовки в шейку матки. Потом сжала грушу, чтобы закачать жидкость внутрь, другой рукой одновременно массируя ее складчатый живот. Из нее начала вытекать розоватая жидкость, разливаясь по простыне и намочив наши с Брайди юбки.
Наконец моя ладонь уловила знакомое ощущение: матка начала сокращаться. Кровотечение прекратилось. Теперь не нужно было давать ей настойку спорыньи или затыкать ее комком марли. Все кончилось, и я не потеряла мать.
– Кто здесь главный?
Я вздрогнула и обернулась, почему-то почувствовав себя виноватой.
Незнакомка в черном. Должно быть, та самая доктор Линн. Высокий воротничок, галстук – как у мужчины, но в простой юбке, без сестринского фартука. На вид ей было сколько – за сорок? Длинные (с проседью) волосы, завитые и собранные сзади в локоны. Это была та дама в мехах, которую я раньше увидела в окне.
Она внимательно смотрела на нас с Брайди, перемазанных кровью, стоявших возле развороченной Делии Гарретт. Потом перевела взгляд на пустую колыбель. Потом повернулась и заметила прикрытый простынкой таз.
IIКоричневый
Завершив под тихие всхлипывания Делии Гарретт свой краткий отчет, я заметила, что за окном смеркалось: осеннее солнце начало закатываться. Я подошла к выключателю и зажгла яркую потолочную лампу.
– Спасибо, сестра.
Доктор Линн не произнесла еще ни одного укоризненного слова.
Я была смущена видом своих окровавленных манжет, которые уже стали коричневыми. Отстегнув, я бросила их в корзину с грязным бельем, обмыла руки и нашла пару чистых манжет.
Брайди после бурных событий последнего часа жалась в уголке с отрешенным видом.
Подняв очочки на переносицу, доктор Линн изучила медицинскую карту Делии Гарретт, потом что-то дописала внизу.
Я понимала, что от последствий неудачных родов никуда не деться, но мне не хотелось оказаться между врачом и пациенткой. Во всяком случае, я могла лишь отодвинуть от кровати пустую колыбель, которая торчала там как немой укор мне. Я подкатила ее – одно колесико скрипело – к рабочему столу старшей медсестры отделения (сегодня это был мой стол, и я была ответственна за все, здесь происходившее).
– Соболезную вашей утрате, миссис Гарретт, – сказала доктор Линн.
Всхлип.
(Разве я виновата в том, что она родила мертвого ребенка? Мне не хватало воздуха, я мечтала как можно скорее выбежать из душной палаты.)
– Судя по внешним признакам, сердце у вашей дочурки перестало биться несколько часов назад, скорее всего, по причине вашей инфлюэнцы.
Из слов врача следовало, что ребенок умер вовсе не по моей вине. Но я все равно пала духом при мысли, что утром, покуда Делия Гарретт превозмогала боль, листала свой журнал, дремала и поедала украденную сосиску, ее младенец уже погиб.
– Но другой врач… доктор Прендергаст… уверял, что мое состояние хорошее, – произнесла Делия Гарретт.
Доктор Линн печально кивнула.
– Мы установили, что инфлюэнца даже в слабой форме представляет опасность для плода или может вызвать преждевременные роды.
Снова рыдания.
– Я бы не смогла спасти вашу дочь, даже если бы находилась здесь, – продолжала доктор Линн тихим голосом, – но тем не менее вам нельзя было рожать в отсутствие врача. А теперь вам надо поспать, пока мы будем вас мыть.
Плачущая мать никак на это не отреагировала.
Доктор Линн обернулась ко мне, но я уже достала банку с хлороформом.
Покуда доктор дезинфицировала свои узловатые пальцы, я прижала к спутанным волосам Делии Гарретт толстую маску и накапала анестетик. В считаные секунды пациентка уснула.
– Прошу прощения, сестра, – пробормотала доктор Линн. – Телеграмма из канцелярии главного врача сегодня утром шла до меня несколько часов, я была не дома, а во временной клинике для больных инфлюэнцей, которую организовала.
Эта дама в дорогих мехах, подумала я, ни дать ни взять – сердобольная благодетельница. Впрочем, нет, вид у нее был достаточно серьезный, и скорее всего, помощь больным была для нее истинной страстью. К тому же я чуть не забыла, что она была еще и активной участницей восстания – и ее депортировали из страны за участие в вооруженном мятеже, хотя по ней этого никак нельзя было сказать. Я не понимала, что за птица эта доктор Линн. И кроме того, по какой причине опытный врач общей практики вроде нее стал бы временно замещать акушера?
Я вымыла руки, сняла с полки поднос с инструментами, вставила длинную изогнутую иглу в иглодержатель и вдела в нее хирургическую нить.
Доктор Линн раздвинула Делии Гарретт колени и осторожно ощупала пальцами разрывы.
– Боже мой, большая голова ребенка нанесла такие увечья – и все напрасно.
Я невольно подумала: есть ли у нее вообще опыт в том, что она сейчас собиралась делать?
– Вы занимаетесь частной практикой, доктор?
Ее умный взгляд впился в меня, тонкие губы сложились в едва заметную улыбку.
– Хотите спросить, медсестра Пауэр, достаточно ли я квалифицирована, чтобы восстановить травмированное влагалище?
Я шумно сглотнула.
– Акушерство – одна из сфер моих особых интересов наряду с офтальмологией и психиатрией. Вас, должно быть, успокоит тот факт, что я сертифицированная акушерка, с опытом работы в нескольких родильных отделениях.
Я кивнула, сгорая от стыда.
Стоявшую у стены Брайди наша беседа, похоже, забавляла.
Я накапала раствор карболовой кислоты на промежность спящей женщины и протерла льняной паклей.
– Почему не ватой?
– Не хватает, – пояснила я.
Доктор Линн кивнула.
– Досадно, что разрыв доходит до ануса, у повторнорожавших такое случается довольно редко.
– Я пыталась удержать промежность от разрыва…
– О, я вас не критикую, – заметила она, не глядя на меня. – Я не люблю прямо говорить пациенткам, что они оказались в критической ситуации, но, честно говоря, если бы вы не проявили инициативу, дело обернулось бы совсем скверно.
Теперь Брайди улыбнулась мне.