обозначавшие моих мертвецов, бились о ладонь, проносясь сквозь меня, точно поток звездной пыли.
В глазах у меня вдруг потемнело, и на секунду я испугалась, что с моим зрением что-то не то. А потом поняла, что в отделении просто выключился свет.
Мэри О’Рахилли громко ахнула.
– Снова отключили, экономят энергию, – спокойно пояснила я. – Прошу прощения.
Это случалось теперь постоянно по вечерам, когда рабочие возвращались домой и заваривали себе чай, и семьи собирались вокруг единственного источника света, который все мы должны были экономно потреблять.
Во мраке Брайди по своему почину молча перестилала опустевшую кровать слева.
– Вы хорошо сегодня спали, миссис О’Рахилли? – поинтересовалась я.
– Наверное, да, – смущенно отозвалась она.
Я пальпировала ее живот, чтобы проверить, в правильном ли положении находится плод: приставив слуховую трубу, я услышала слабенькое частое сердцебиение.
– А болевые ощущения во время схваток изменились?
– Вообще-то нет, мне кажется.
Она пожала плечами и закашлялась.
Я развела ей виски с горячей водой и вложила чашку в пальцы.
Мэри О’Рахилли отхлебнула и поперхнулась: горячая жидкость выплеснулась через край.
– Пейте маленькими глотками, если вы не привыкли к спиртному, – посоветовала я. – Это поможет облегчить боль и кашель.
Я очень беспокоилась, что ей не хватит сил родить, когда наконец до этого дойдет дело.
– Может быть, хотите яичный флип[16], миссис О’Рахилли? Или мясной бульон?
Она с отвращением замотала головой.
– Сухарик?
– Пожалуй.
Когда я принесла ей половинку сухаря из пачки, лежавшей на полке, Мэри О’Рахилли вдруг с беспокойством проговорила:
– Он бы предпочел, чтобы я осталась дома, а не легла в больницу. Ему ведь даже не позволяют меня навещать.
– По крайней мере, у тебя дома нет других детей, о которых нужно тревожиться, – сердито заявила Делия Гарретт.
Мэри О’Рахилли кивнула и принялась грызть сухарик.
– Я ведь день и ночь приглядываю за своими братьями и сестрами, – проговорила она, – так что уж и не знаю, как там папа с ними справляется.
– А ты не можешь попросить мужа, чтобы он за ними приглядывал, пока тебя нет? – спросила Брайди.
Молодая роженица покачала головой.
– Мистер О’Рахилли раньше работал портовым грузчиком, но сейчас все в порту встало, и он устроился вагоновожатым. Только он работает на подмене, не на постоянной ставке, – добавила она тихо. – Каждое утро в любую погоду он должен приходить в трамвайное депо, и если для него в этот день нет работы, выходит, он проездил зря.
Наверное, виски развязал ей язык.
– Но это же неудобно, – заметила я.
Она ответила еле слышным голосом, словно подавляла приступ кашля.
– Это сводит его с ума! А теперь и у меня тоже нет работы.
Брайди встряла в нашу беседу:
– А кем ты работаешь?
– Я раньше работала на низинных полях, угольный шлак собирала, но мистеру О’Рахилли это не нравилось.
(Я уже была настроена против него враждебно, хотя и в глаза не видела.)
– А теперь я дома вышиваю, – продолжала она. – Паренек привозит мне ворох старых носовых платков, а я вытягиваю из них цветные нитки, из которых делаю на ткани новый узор, понимаете?
– У меня есть набор таких платочков, – произнесла Делия Гарретт.
– Может быть, это мое изделие!
Но у Мэри О’Рахилли пришли новые схватки, она словно окаменела. Только несколько раз кашлянула себе в ладонь.
При тусклом свете лампы я всмотрелась в циферблат часов: после последних схваток прошло четверть часа.
Когда спазм ее отпустил, я предложила:
– Может, еще немного походите вокруг кровати, миссис О’Рахилли, если вы в состоянии?
Послушно, точно марионетка, она вскочила с кровати.
– Давайте-ка я помогу вам укутаться в платок.
И я набросила платок ей на голову и плечи.
Ее лицо исказила гримаса.
– Сестра, – прошептала она, – почему мой ребеночек не вылезает? С ним не произойдет того же, что с ее?
Легкий кивок в сторону Делии Гарретт, лежавшей всего в шаге от нее.
Взяв девушку за теплую руку, я ощутила, что ее пересохшая кожа чуть шелушится.
– Я же слышала сердцебиение громко и отчетливо через слуховую трубу, помните? Просто еще время не пришло.
Она кивнула, пытаясь мне поверить.
– Природа работает по своим часам, – продолжала я, – и она знает, что делает.
Мэри О’Рахилли молча смотрела на меня: одна бездетная на другую бездетную. Она, как и я, знала, что я лгу, но волей-неволей вняла словам утешения.
Как-никак, она поступила сюда утром, наивно полагая, что ее пупок раскроется и оттуда вылезет ребенок. Сама еще практически ребенок, скоро она преобразится, когда станет матерью.
– Тук-тук! – раздался мужской голос за дверью.
В палату вошел Гройн с молодой женщиной на руках, которую он внес, словно невесту, через порог.
– Гройн, что вы себе позволяете?
Он осторожно положил ее на пустую кровать и сказал:
– Нехватка кресел-каталок.
(Неужели я могла надеяться, что кровать Айты Нунен будет пустовать?)
Новая пациентка скорчилась и зашлась кашлем. Только когда она выпрямила спину, я, прищурившись в сумрачном свете, смогла рассмотреть, что она не такая молоденькая, как Мэри О’Рахилли, а просто такая же малорослая. Большие глаза под копной соломенных волос и огромный живот.
– Я – медсестра Пауэр, – положив ей руку на плечо, представилась я.
Она попыталась что-то ответить, но ей помешал сильный кашель.
– Сейчас вам дадут попить.
Брайди помчалась налить ей стакан воды.
Новая пациентка силилась что-то произнести, но я не поняла ни слова. Молитвенные четки для чтения розария[17], туго обвившие двумя рядами ее запястье, вдавились в кожу.
– Все нормально, миссис…
Я протянула руку, и Гройн передал мне ее медицинскую карту. Я наклонила картонку к тусклой лампе под потолком и прочитала: «Онор Уайт, вторая беременность, двадцать девять лет». (Моя ровесница.) Срок родов – конец ноября, то есть сейчас она была на тридцать шестой неделе. Она подхватила грипп целый месяц назад, и, как это часто бывало, у нее возникли осложнения.
– Никак не можете избавиться от этого мучительного кашля, миссис Уайт?
Она продолжала отрывисто кашлять, глаза слезились. Анемия, догадалась я, глядя на ее мертвенно-бледную кожу.
Вешая ее тонкое платье на крючок, я заметила на лацкане небольшой значок с символом Святого Сердца и нащупала что-то в оттопыренном кармане. Сунула туда руку: клочки засохшей шелухи.
– Это чеснок?
Миссис Уайт, превозмогая кашель, выдохнула:
– Да, чтобы отвадить грипп.
Гройн коротко хохотнул.
– Очень он вам помог!
Судя по ее говору, пациентка была родом из западных графств. Я не могла ее переодеть, пока санитар не ушел.
А тот явно никуда не спешил.
– Ну что, сестра Пауэр, как вам эта упрямица?
Сначала я не поняла, о чем он, но потом догадалась:
– Вы имеете в виду доктора Линн? Мне кажется, она в высшей степени опытный врач.
Гройн презрительно фыркнул.
– У нее огромный опыт в агитации и анархии!
– Перестаньте!
– Говорят, ее чуть не казнили, – вставила Брайди.
Я взглянула на взволнованное лицо девушки. Неужели моя помощница переметнулась на сторону санитара?
– Где ты такое слышала? – спросила я.
– На лестнице.
– Это точно, – заверил нас Гройн. – После восстания было вынесено девяносто смертных приговоров… Только дам пощадили, – с досадой добавил он, – и после шестнадцатой казни отозвали расстрельную команду.
– Ну что ж (мне было неловко, что мои пациентки вынуждены все это выслушивать). Благодаря этому у нас есть врач с богатым акушерским опытом.
– Уверен: мисс Линн пришла сюда только для того, чтобы схорониться от фараонов, – сообщил санитар.
Я непонимающе нахмурилась.
– И зачем полиции все еще ее преследовать? Разве правительство в прошлом году не выпустило всех мятежников из тюрьмы?
Гройн опять фыркнул.
– Вы что, газет не читаете, сестра Пауэр? Они же в мае по новой попытались собрать шайку предателей, чтобы снюхаться с германцами и ввезти контрабандой оружие в страну. Я уж и не знаю, каким образом ее светлости удалось проскользнуть сквозь сеть, но говорю вам, она точно в бегах, и пока мы с вами болтаем…
Тут он осекся.
Обернувшись, я увидела, что в палату зашла доктор Линн. Судя по ее лицу и глазам за стеклами очков, она едва ли слышала хоть слово, сказанное про нее. Но мое лицо вспыхнуло.
Доктор обвела взглядом тускло освещенное помещение.
– Добрый вечер, миссис Гарретт… миссис О’Рахилли… А там кто?
Я представила ей Онор Уайт.
Завитые пряди доктора были так ровно уложены, а ее воротничок так строг, что я не могла поверить в инсинуации Гройна, будто она участвовала в заговоре с иностранной державой.
– Будьте здоровы, леди! – громогласно заявил Гройн и удалился, напевая:
Где ж твоя коса, о, смерть-старушка?
Опять забыла прихватить ее с собой?
Не по тебе ль звонит тот адский колокол, а, смерть-подружка?
Скажи: ведь ты приперлась не за мной!
С помощью Брайди я переодела Онор Уайт в больничную ночную рубашку, а доктор Линн в это время ее обследовала. Жара у Онор Уайт не было, но частота пульса и дыхания оказалась повышенной. Жадно хватая губами воздух, женщина отказалась от еды, ей хотелось одного – отдохнуть.
Доктор Линн посоветовала мне дать ей ложку сиропа ипекакуаны, чтобы уменьшить заложенность легких.
– У вас возникают боли при кашле, миссис Уайт?
Та потерла грудину и прошептала:
– Как ножом режут…
– Вам рожать только в конце ноября?
Миссис Уайт кивнула:
– Так доктор сказал.
– И давно это было?