– О, ну вот мы и сдвинулись с мертвой точки!
Доктор Линн стянула перчатки. А я помогла Мэри О’Рахилли лечь на спину. Та покосилась на выпирающий купол своего живота.
– Она на стадии потуг, – сообщила мне врач. – Поэтому дайте ей хлороформу, чтобы предупредить риск замедления процесса.
Мэри О’Рахилли зажмурилась и тихо застонала, словно в знак протеста, почувствовав приближавшуюся волну боли.
Выходя из палаты, доктор Линн заметила:
– Но ближе к концу событий ничего ей не давайте, ладно?
Я кивнула, зная, что лекарство может попасть в организм младенца и нарушить работу его легких.
Я сняла с полки бутылку с хлороформом, налила столовую ложку на ватный загубник ингалятора и передала его Мэри О’Рахилли.
– Вдыхайте это, когда понадобится.
Она припала к ингалятору и задышала.
– У вас наконец-то раскрылась матка, – сообщила я ей.
– Да?
– Лежите вот так на левом боку, это нужное положение, но ногами нужно упираться через подушки в спинку кровати.
Я выпростала края простыни, чтобы ничто не мешало ей лечь ногами к изголовью.
Мэри О’Рахилли неловко развернулась на матрасе.
– Я привяжу это длинное полотенце около вашей головы, чтобы вы могли за него схватиться, – объясняла я. – Дождитесь новых схваток и будьте готовы к потугам.
Мне уже так давно были знакомы физические страдания рожениц, что я чуть ли не по запаху могла учуять приближение родов.
– Смотрите на свою грудную клетку, миссис О’Рахилли, – продолжала я. – Вам придется задержать дыхание и изо всех сил тянуть полотенце – так, словно это веревка церковного колокола. Так, начали. Тужьтесь!
Роженица стала тужиться; усталая девочка стиснула зубы и хорошо справилась со своей задачей, учитывая, что это у нее было первый раз в жизни.
Потом я сказала:
– Это только начало. Отдохните минутку.
Вдруг она заканючила:
– Мистеру О’Рахилли не понравится, что меня так долго нет дома.
Мы с Брайди встретились глазами, и я едва не расхохоталась.
– Вы о нем не беспокойтесь, миссис О’Рахилли. Вы же не можете родить этого ребенка быстрее, чем он сам появится на свет, да?
– Я знаю, но…
Брайди взяла роженицу за руки и заставила их схватиться за подкову из полотенца.
– Выбросьте все эти мысли из головы, – строго наказала я. – Сейчас вам нужно думать только об этом.
На лбу у Мэри О’Рахилли выступила испарина, и она заметалась на простынях.
– Не могу!
– Нет, можете! Он уже выходит. Тужьтесь!
Но она не смогла стерпеть новый спазм боли: волна накрыла ее с головой. Она стала извиваться, рыдать и кашлять.
– Я правда не знаю как, я такая дура!
Мой взгляд скользнул на Брайди.
– Вовсе нет, миссис О’Рахилли. Природа сама знает как.
(Знает, как достичь своих целей, хотела я сказать, но не сказала. Я видела, как природа разгрызала женщин, словно ореховые скорлупки.)
– Я буду с вами, я помогу, клянусь, никуда не уйду!
– И Брайди тоже! – выдохнула Мэри О’Рахилли.
– Обязательно! – отозвалась Брайди.
Я дала роженице ингалятор, в который она впилась губами.
– О! О!
Ее сковал новый спазм.
– Тужьтесь!
Она задержала дыхание, так что ее лицо посинело, и тихо постанывала, скрипя зубами.
– Берегите силы, – напутствовала я ее на ухо. – Расслабляйтесь между схватками.
Но у нее была лишь пара минут передышки.
Покуда Мэри О’Рахилли кашляла и переводила дыхание, мы с Брайди двигали ее ноги. Я вращала ее таз из стороны в сторону и сжимала бедра, но это не помогало унять боль.
– Дыхалку дайте! – прохрипела она.
Я дала ей ингалятор, накапав еще хлороформа на загубник. Измерила ей пульс, температуру, частоту дыхания.
Волны схваток накатывали, с каждым разом становясь интенсивнее. Я прибегла ко всем известным мне ухищрениям. Я массировала стиснутые челюсти Мэри О’Рахилли. Когда у нее свело правую икру, я попросила Брайди ее размять. Так прошло сорок минут – я следила по часам.
– Сколько обычно надо тужиться? – прошептала Брайди мне на ухо.
– Всегда по-разному, – ответила я.
– Кажется, меня сейчас вырвет, – слабым голоском проговорила Мэри О’Рахилли.
Брайди убежала за тазиком.
В следующие четверть часа я заволновалась. Плод не выходил. Изможденное лицо Мэри О’Рахилли говорило мне, что продолжительные родовые схватки ее выматывают – ну и вдобавок ее организм боролся с гриппом.
Я отвела Брайди в сторонку.
– Сбегай за доктором Линн. Скажи ей, что у миссис О’Рахилли уже час как потуги. Хотя нет, постой…
Первые роды обычно могут длиться до двух часов. Но что же меня тревожило? Может быть, подумала я, вялость сокращений матки? Может быть, юная роженица настолько ослабла, что ее матке просто не хватает сил вытолкнуть плод наружу? Или ему что-то мешает? Я мысленно перебрала все возможные угрозы: воспаление, разрыв, кровотечение, инфекция.
– Скажи врачу, меня беспокоит, что у нее может быть непроходимость, – добавила я шепотом. – Запомнишь слово?
– Непроходимость, – повторила она.
И умчалась.
Меня охватила паника: я сжала себе запястье, так что оно посинело. Я не могла позволить пациенткам увидеть мой страх. Но они вряд ли следили за моими действиями внимательно: Онор Уайт, закрыв глаза, молча молилась, Делию Гарретт охватил алкогольный дурман, ее перетянутая грудь торчала колесом, как у мужчины.
Я уперлась коленом в спину Мэри О’Рахилли и обхватила ее так сильно, что она принялась дубасить ступнями по подушкам.
Вернулась Брайди, за ней по пятам следовали двое мужчин, оба в наглухо застегнутых темно-синих кителях и в высоких яйцеобразных шлемах со звездами.
Я на секунду обомлела, потом встала и накрыла Мэри О’Рахилли простыней.
– Да как вы посмели сюда войти? Выходите, выходите! Это женская палата.
Но сотрудники дублинской городской полиции, вернувшись к двери, застыли там. Констебль, тот, что пониже, сказал:
– Мы ищем…
Но тут встрял высокий:
– Нам нужна женщина-врач. Линн. У нас есть ордер, – с этими словами он постучал себе по нагрудному карману. – Военные преступления.
Первый неуверенно спросил:
– Это же родильное отделение?
Я уже собралась ему сказать, что основное родильное находится этажом выше. Но если они оказались настолько тупыми, что решили, будто в такой огромной больнице в родильном отделении могут лежать только три роженицы, зачем мне их поправлять? Я указала рукой на пустую детскую колыбель.
– А вы как думаете?
Высокий нахмурился и поправил ремешок под подбородком.
– Так где мы можем найти эту миссис Линн?
– Откуда же мне знать?
Но дело в том, что я никак не могла обойтись без врача именно сейчас, когда в здании не было ни одной акушерки. Если полицейские ее арестуют, посадят за решетку или снова депортируют в Англию – что станется с Мэри О’Рахилли? В первую очередь меня заботило благополучие моих пациенток, а политика могла подождать.
– И что у вас за ордер? – поинтересовалась я.
Констебль выудил из кармана листок бумаги.
– Регламент обороны региона, пункт четырнадцать-бэ, – немного запинаясь, начал он читать, – подозреваемые в совершении в настоящее время или ранее или намеревающиеся совершить деяния, нарушающие общественную безопасность…
– Боже, что это значит?
Брайди набрала воздуха, намереваясь что-то сказать.
Я бросила на нее предостерегающий взгляд.
– Я только что была наверху, – проговорила она, – но не видела там доктора Линн.
Первый полицейский сник, разочарованно опустив плечи.
– Ладно. Когда придет, скажите ей, что она должна зайти… явиться в срочном порядке в Дублинский замок[35].
– Конечно, констебль, – отчеканила я.
Прижав голову к краю матраса, Мэри О’Рахилли перепуганными глазами наблюдала разыгравшуюся сцену. Но у нее опять начались схватки. Она вцепилась в свернутое петлей полотенце и издала протяжный вопль.
Оба полицейских тотчас шмыгнули за дверь.
На сей раз я подняла ее правую ступню, уперла себе в бедро, и роженица начала тужиться. Никак.
Когда мне выпал момент встретиться с Брайди около раковины, я прошептала:
– Ты ведь это придумала – что не видела доктора Линн?
Рот Брайди сложился в озорную улыбку.
– Не совсем. Мне сказали, что она в хирургии, и обещали передать твою просьбу.
Мэри О’Рахилли снова закричала.
Я поспешила к ней. Пощупала низ живота и с помощью слуховой трубы убедилась, что сердце плода бьется нормально. Схватки у нее длились уже… я сверилась со своими часами… дольше часа с четвертью, и я уже не могла нащупать голову пальцами, как будто она опустилась на дюйм. Но что же мешало младенцу выйти?
Во взгляде Брайди, обращенном на меня, сквозило такое безусловное доверие, как будто я знала все на свете, и мне все было по плечу, и у меня действительно была легкая рука.
Мочевой пузырь! Миссис О’Рахилли его не опорожнила!
– Брайди, подай, пожалуйста, судно. Поскорее!
Я убедила юную роженицу приподнять одно бедро и подсунула судно под нее.
– Вам нужно снести лишнюю жидкость, миссис О’Рахилли, чтобы в брюшной полости было больше пространства. Попробуйте помочиться. Хотя бы каплю.
Она заплакала и закашлялась.
– Там нет ничего.
Я подумала, не передавила ли голова плода мочеиспускательный канал, препятствуя выходу жидкости.
– Попробую выпустить мочу, – сказала я ей.
(Это было упрощенное описание довольно сложной процедуры. Но в отсутствие врача мне надо было попробовать.)
Я помогла Мэри О’Рахилли снова лечь на левый бок. После этого я бросилась к раковине и тщательно вымыла руки, потом нашла стерильный катетер и бутылку карболовой кислоты.
Мэри О’Рахилли прижала подбородок к груди, оскалив зубы. Она заметалась, ее глаза выкатились из орбит.
Когда схватка прошла, я сказала:
– Вы отлично справляетесь.