Она охнула, когда я обработала ее промежность холодным раствором антисептика.
Шевеля одними губами, я шепнула Брайди:
– Держи ее.
Брайди обеими руками ухватила роженицу за лодыжки.
– Миссис О’Рахилли. А сейчас, пожалуйста, полежите не шевелясь минутку.
Я ставила катетер и раньше, не часто, но никогда роженице во время схваток.
– Вы почувствуете укол, – предупредила я ее, – но только на секунду.
Она поморщилась. Сама не знаю как, но я быстро нашла вход и ввела промасленный конец катетера на полдюйма. Она издала пронзительный вопль.
Но что, если внутренние органы смещены головкой младенца… что, если я проткнула ей мочевой пузырь? Я закрыла глаза и затаила дыхание. Катетер медленно вошел вглубь…
Моча цвета жидкого чая брызнула мне на фартук. Но я быстро опустила свой конец катетера в сухое судно.
– Получилось! – воскликнула Брайди.
Мэри О’Рахилли мочилась обильно, как солдат, как лошадь, струя била, точно горный ручей. Когда все закончилось, я вытащила трубку, и Брайди понесла полное судно к раковине.
Я смахнула темную прядь волос с глаз Мэри О’Рахилли и уверенно заявила (хотя не чувствовала особой уверенности):
– Это должно помочь.
Она слабо кивнула.
Но время шло, а никакого результата не было. Ничего не помогало.
Я подумала сделать ей клизму, но, вспомнив, как мало она ела, отказалась от этой идеи, решив, что кишечник, вероятно, не переполнен. Схватки наступали с интервалом в три минуты, для нее это была нескончаемая пытка. Невзирая на все усилия Мэри О’Рахилли, обитатель ее огромного натянутого живота не спешил на волю. А что, если его голова застряла у верхнего края входа в таз? Состояние моей пациентки ничуть не изменилось, если не считать того, что она слабела и бледнела все больше.
Я попыталась залезть в глубины памяти и точно вспомнить, что мне говорили на курсах об осложненных родах. Причиной осложнений могла быть непроходимость шейки матки, неправильное положение плода или нехватка сил у роженицы. А может быть, у Мэри О’Рахилли был слишком маленький или деформированный таз, или слишком крупная голова у плода, или у него было неправильное предлежание, или роженица была слишком изнурена, чтобы самостоятельно исторгнуть плод из себя. Господи, только бы не пришлось накладывать щипцы! Они спасли немало жизней, но во всех случаях, когда я присутствовала лично, и матерям, и младенцам наносили жуткие травмы…
Я потрогала лоб Мэри О’Рахилли. Жара нет. Измерила пульс – больше ста и нитевидный.
Моя паника усилилась. Страдания от гриппа и от родовых схваток могли вызвать у нее шок.
Надо ввести хлорид натрия внутривенно.
– Побудь с ней, – попросила я Брайди.
Со стерильного подноса на верхней полке шкафа я взяла длинную иглу, трубку и резиновую спринцовку. Отмерила две пинты горячей воды из чайника, добавила соль и, долив немного холодной воды, довела смесь до температуры тела.
Потом обернула руку Мэри О’Рахилли чуть повыше правого локтя хирургической нитью, затянула потуже, пока не показалась голубоватая вена, а роженица, похоже, даже не заметила моих манипуляций. Почувствовав приближение очередной схватки, она ухватилась за полотенце и уперлась ногами в чулках в стойки кровати. (Подушка упала на пол, но я не смогла до нее дотянуться).
Я вонзила ей в вену иглу и постаралась как можно скорее ввести теплый солевой раствор.
Взяв ее за запястье, я отсчитала пятнадцать секунд, после чего умножила на четыре. Пульс упал до девяноста. Это хорошо. Но не увеличилось ли пульсовое давление?
– Что вы делаете, сестра?
Доктор Маколифф в своем элегантном черном костюме.
Черт побери. Мне была нужна доктор Линн с ее опытом работы в родильных отделениях. Если только ее еще не арестовали… а вдруг в коридоре она наткнулась на полицейских в синих мундирах?
– Ввожу миссис О’Рахилли солевой раствор, чтобы снять болевой шок.
Я выдернула иглу из руки роженицы и наложила на место укола чистую марлевую повязку.
– Подержи вот здесь, Брайди.
– А почему она лежит задом наперед? – поинтересовался Маколифф.
– Чтобы она могла упираться ногами в стойки изголовья.
Врач уже мыл руки под краном. Я дала ему пару стерильных перчаток.
Введя правую руку в Мэри О’Рахилли, Маколифф дождался нового спазма и сильно надавил левой рукой на верхнюю часть матки.
Роженица протяжно застонала.
Я закусила губу. Но нельзя же просто выдавить младенца из чрева матери! А если попытаться, можно нанести вред и матери, и ребенку. Уж я-то насмотрелась на разорванные и даже вывернутые наружу матки по причине неосторожного обращения. Но скажи я ему такое, это стало бы нарушением субординации.
– Говорите, схватки продолжаются уже час с четвертью? Но тогда голова плода должна находиться гораздо ниже.
Меня так и подмывало сказать:
– Поэтому я и послала за вами, доктор!
Но я промолчала.
– Хм… – проговорил Маколифф. – Явная диспропорциональность.
Я всегда боялась услышать это слово, обозначающее разницу между узким тазом роженицы и крупной головой плода.
А он продолжал:
– По моей оценке, затылочно-лобный диаметр головы составляет от четырех до пяти дюймов, а тазовый выход – менее четырех, но не могу сказать с уверенностью без тщательного измерения акушерским тазомером, но для этого вероятно, понадобится общая анестезия.
Моя роженица могла в любую минуту умереть, а он собрался погрузить ее в искусственный сон, чтобы с помощью инструментов и формул определить точный коэффициент успеха в решении возникшей проблемы.
– Но, в общем и целом, – продолжал Маколифф, – полагаю, требуется хирургическое вмешательство в процесс.
Я стояла и размышляла: «Как это сделать здесь, в импровизированной палате, где койки стоят впритык!»
– Но уровень смертности после кесарева сечения у нас настолько высок, что я бы попробовал прибегнуть к симфизиотомии[36]. Или, что еще лучше, к пубиотомии.
У меня сердце упало. Эти операции по расширению таза были обычным делом в ирландских больницах, потому что не наносили урон матке и не препятствовали будущим беременностям и родам. У пубиотомии перед кесаревым сечением было одно преимущество: она в меньшей степени грозила убить Мэри О’Рахилли, даже если бы ее стал проводить под местной анестезией на полевой койке молодой хирург, выучивший операцию по учебнику.
Но это значило, что потом она пролежит у нас в палате две с половиной недели со связанными ногами, и послеоперационное состояние вполне могло нанести ей непоправимый вред: я слышала массу рассказов, как после женщины до конца жизни хромали, страдали недержанием и испытывали постоянные боли.
Я мучительно подыскивала слова, которыми могла бы выразить свои сомнения.
Мэри О’Рахилли тужилась и вполголоса постанывала, словно стараясь не привлекать к себе внимания.
Маколифф встал перед ней так, чтобы она его видела, и сказал:
– Я собираюсь сделать местную анестезию, миссис О’Рахилли, а затем помогу вам разрешиться. Это несложная процедура, после которой вы сможете без проблем родить и этого ребеночка, а потом и его следующих братиков и сестричек.
Она в ужасе смотрела на него.
Не стоило ли ему предупредить пациентку, что он собирается рассечь надвое лобковую кость?
Или это сделать мне?
– Доктор Маколифф… – взмолилась я.
– Вам просили передать, сестра Пауэр…
Я резко развернулась и увидела уже знакомую мне младшую медсестру, которая стояла, запыхавшаяся, в дверях.
– Что именно?
– Доктор Линн спрашивает: а вы не пробовали позу Вальхера?[37]
Какого еще волхва? Я ничего не поняла из этого бессмысленного нагромождения звуков. Но потом они превратились в набор немецких букв – и до меня дошло.
И спросила у Маколиффа, запинаясь:
– А если положить ее в позу Вальхера, доктор… Это немного расширит таз, и голова плода опустится вниз.
Он раздраженно скривил губы.
– Возможно, но в данный момент…
– Да, и вас просили срочно зайти в мужское инфекционное отделение, доктор Маколифф, – добавила младшая медсестра.
Я воспользовалась удачной возможностью и произнесла смиреннейшим тоном:
– Позвольте, пока вас нет, я сама положу ее в позу Вальхера, чтобы до операции убедиться, что это ей не поможет?
Мэри О’Рахилли молча переводила взгляд то на меня, то на него.
Молодой хирург вздохнул.
– В любом случае мне надо сходить за хирургической пилой. А вы пока подготовьте ее к операции, хорошо?
Как только он вышел за дверь, я вместо того чтобы выбрить, вымыть и продезинфицировать лобок Мэри О’Рахилли для пубиотомии, схватила с полки «Акушерство» Джеллетта. Я принялась листать книгу, но руки так дрожали, что нужная страница с описанием позы Вальхера никак не находилась. Пришлось искать в именном указателе на букву В. Нашла: «Редко используемое положение полулежа с согнутыми в коленях ногами… может способствовать расширению таза на полдюйма, – читала я. – Применяйте не чаще, чем в течение двух-четырех сокращений матки или четверти часа». Почему? Потому что женщине очень больно? Но доктор Вальхер этого не объяснял.
Описание требовало использовать операционный стол или по крайней мере раскладную больничную койку, которую можно приподнимать с любого края. А в моем распоряжении была лишь дешевая низкая кровать. Но зато у нее не было спинки в ногах, поэтому роженица вполне могла свесить ноги, а мне оставалось только самой их поднимать.
– Дайте-ка я помогу вам привстать с кровати, миссис О’Рахилли.
Она стала было сопротивляться, но обмякла у меня на руках, заплакала.
– Брайди, – спокойно произнесла я, – посмотри, пожалуйста, на нижней полке шкафа, там должны быть складные подпорки для рожениц.
– Какие именно?
Она уже стояла у шкафа с инвентарем.
– Давай все. И подложи их под нижнюю часть матраса, чтобы приподнять его как можно выше.