У меня свело мышцы живота.
– Французские или английские?[44] – спросила я.
– Французские.
Длинные. Я поняла, что дело плохо. Голова еще не опустилась достаточно низко.
Брайди вытаращила глаза: она ничего не понимала, но у меня не было времени ей объяснять.
Я принесла длинные щипцы Андерсона, у которых помимо изогнутых ручек было кольцо для пальца, а также карболовую кислоту, скальпель, нитки для перевязки сосудов, ножницы, тампоны, иглу и хирургические нитки. Я наполнила шприц раствором кокаина гидрохлорида.
Сколько я повидала женщин, изувеченных акушерскими щипцами, и младенцев с помятыми или даже треснувшими черепами, обреченных всю жизнь страдать от паралича. Не думай об этом!
Доктор Линн попросила Онор Уайт лечь на спину.
Та вскрикнула:
– Погодите!
Она крепко вцепилась в перекинутое через перекладину кровати полотенце и стала тужиться, отчего на ее виске проступила голубоватая вена.
– Теперь готовы? – спросила врач.
Онор Уайт кивнула и так сильно закашляла, что от ее кашля могло бы ребро треснуть.
– Сделайте местную анестезию, доктор, раз она не хочет хлороформ?
Доктор Линн взяла у меня шприц с раствором кокаина гидрохлорида и вколола его Онор Уайт в брюшину, а я держала ее за ноги.
Как только анестетик подействовал, врач пустила в ход ножницы. Действуя быстро, пока не пришли новые схватки, она ввела одну плоскую ветвь щипцов глубоко внутрь, вдоль черепа плода. Затем ввела вторую.
И тут Онор Уайт закричала.
Кровь стала течь интенсивнее. Я не понимала, как врач может что-то различать в этом кровавом месиве. В том-то и состоял основной парадокс применения щипцов: если ими сразу не удавалось захватить младенца, то кровотечение усиливалось.
Быстрее, быстрее.
Доктор сдвинула рукоятки щипцов и зафиксировала их в середине замком.
Онор Уайт стала корчиться и кашлять, когда боль молнией пронзила ее тело.
Я на минутку приподняла ее, чтобы она могла перевести дыхание, и обтерла выступившую слюну у нее на губах.
– Тише едешь, дальше будешь, – пробормотала доктор Линн себе под нос.
И, схватив жуткие щипцы, продолжала ими орудовать. Я втиснулась между ней и Онор Уайт, удерживая роженицу в объятьях как можно крепче, а она все извергала алую кровь, растекающуюся по простыням.
– Господи Иисусе! – задыхаясь, простонала Онор Уайт.
Доктор Линн выпрямилась и, глядя на меня, озабоченно качнула головой.
– Никак не могу достать…
Она вынула щипцы и положила их на хирургический поднос.
– Может быть, дать ей эрготоксин для стимуляции сокращений матки? Хотя его действие так непредсказуемо…
Я еще ни разу не видела, чтобы доктор Линн обуревали сомнения.
И смущенная, принялась измерять Онор Уайт пульс, чтобы чем-то себя занять. Двадцать шесть за пятнадцать секунд, значит, частота сердечных сокращений – сто четыре. Но меня беспокоила не скорость, а слабость ее сердцебиения, которое я ощущала кончиками пальцев как едва слышную мелодию.
Я нагнулась над ее губами, чтобы услышать шепот:
– И ведь если я пойду посреди тени смертной, не устрашусь зла, ибо Ты – со мной[45].
Я приложила тыльную сторону ладони к ее посеревшей щеке: та была липкой от испарины.
– Вас не тошнит, миссис Уайт?
Мне показалось, что она кивнула, но я не была уверена.
– У нее падает давление, доктор.
(Она в любой момент могла потерять сознание!)
Доктор Линн взглянула на меня: как мне показалось, она была озадачена.
– В таком случае вряд ли физраствора ей будет достаточно. Миссис Уайт нужна кровь, но, насколько мне известно, в больнице ее катастрофически мало. Интересно, есть ли сейчас в здании доноры?
«Доноры в стойле» – так у нас шутили.
И тут меня осенило:
– Мы, медсестры, все зарегистрированные доноры. Я дам ей кровь.
– О, но…
– Я же здесь. Вам даже не придется сравнивать наши группы. У меня нулевая[46].
Универсальный донор крови? Лицо врача просветлело.
Я бросилась за стерильным набором для переливания крови, который хранился у нас на верхней полке в шкафу.
За моей спиной послышался раздирающий кашель Онор Уайт: ее вновь захлестнула штормовая волна схваток.
– Если можете, продолжайте тужиться, – сказала ей врач.
Онор Уайт со стоном выполнила ее просьбу. Кровать теперь напоминала кровавое море.
Я подготовила левую руку, раз десять сжав кисть в кулак.
Брайди наблюдала с таким лицом, словно стала свидетельницей таинственного ритуала.
Я проверила других пациенток. Мэри О’Рахилли умудрилась мирно спать, не потревоженная суматохой. А Делия Гарретт поинтересовалась:
– Скажите, что это вы собираетесь делать?
– Просто перельем немного крови, – ответила я как ни в чем не бывало, словно проделывала это каждодневно.
Втиснуть стул рядом с кроватью не было никакой возможности, поэтому я присела на краешек матраса и трясущейся правой рукой расстегнула пуговки на левом манжете. Страха я не испытывала, скорее меня обуял восторг от мысли, что мне предстояло поделиться тем, что было необходимо роженице.
Доктор Линн громко обратилась к ней:
– Миссис Уайт, я собираюсь влить в вас пинту крови медсестры Пауэр.
Никакой реакции. Она вообще нас слышала?
Я снова измерила ей пульс.
– Повысился до ста пятнадцати ударов, доктор.
(Ее сердце билось быстрее, чтобы компенсировать дефицит крови: ведь она могла умереть от кровопотери).
– Брайди, – распорядилась доктор Линн, – принесите сестре Пауэр стакан воды.
Я чуть не рявкнула: «Не теряйте времени!» – но теперь сама стала пациенткой и придержала язык.
Врачу требовалась моя свежая артериальная кровь, которая поступала бы резвее в организм умирающей женщины. Поэтому я подставила запястье в надежде, что опытный врач сумеет нащупать на глубине пульсацию лучевой артерии.
Но доктор Линн не стала брать кровь оттуда.
– Нет-нет, эти маленькие артерии потом ужасно болят. К тому же есть риск кровотечения и эмболии.
– Да я не боюсь…
– Вы слишком нужны здесь, чтобы рисковать вашим здоровьем, сестра. Кроме того, я читала в одной научной статье, что в случае крайней необходимости можно переливать кровь из вены в вену, полагаясь на силу гравитации.
В случае крайней необходимости? Это наш случай? А она раньше уже использовала такой способ прямого переливания из вены в вену?
Она положила теплую ладонь мне на сгиб локтя. Найдя наиболее удобную вену, она несколько раз похлопала пальцами по коже. Я отвернулась и осушила стакан воды, который мне принесла Брайди. Странное дело, меня всегда мутило, когда мне прокалывали кожу.
Доктор Линн со второй попытки ввела иглу, что было не так уж плохо для врача общей практики. В трубку потекла темная струя крови, и врач ловко перекрыла краник на трубке, прежде чем кровь не стала выливаться наружу. Она быстро закрепила трубку бинтом на моей руке.
Но Онор Уайт запрокинула голову, ее глаза были закрыты. Неужели мы опоздали? Ее скрутил очередной спазм. Зрелище было жуткое: словно незримое чудовище трясло ее безжизненное тело, распростертое на алых носилках.
– Давайте! – выкрикнула я.
Доктор Линн прилаживала трубку с моей кровью к другой игле. Она перетянула руку Онор Уайт, так что проступили вены, но они были тонкие, как бечевки.
Правой рукой я дотянулась до запястья женщины и нащупала ее пульс:
– Уже сто двадцать и очень слабый.
Врач все еще не могла найти вену на руке умирающей.
– Надо нагреть! – Мой голос прозвучал почти злобно. – Брайди, будь добра, опусти чистую салфетку в кастрюлю с горячей водой!
– Я почти поймала эту мерзавку! – пробормотала доктор Линн.
Но сколько она ни водила пальцами по коже Онор Уайт, ее вены никак не прощупывались.
Когда Брайди принесла горячую влажную салфетку, я сама ее схватила, хотя мне мешала привязанная к руке трубка. Я встряхнула ею пару раз в воздухе, чтобы избавиться от излишков пара и не обжечь Онор Уайт, потом сложила ее и прижала к внутренней стороне предплечья.
– Сможете? – Доктор Линн протянула мне шприц.
Даже в возникшей спешке я невольно испытала к ней уважение: она прекрасно понимала, что сейчас весь ее опыт и знания не шли ни в какое сравнение с профессиональным опытом и навыками медсестры. Я схватила шприц, сняла горячую салфетку с руки Онор Уайт. Там, на порозовевшей от горячей тряпицы коже голубела тонкая линия, словно ручей на дне каньона. Я ритмично постучала по голубой жилке пальцами: «Не умирайте, миссис Уайт». Неуловимый кровяной сосуд слегка набух, но и этого было достаточно, чтобы я вонзила в него иглу.
Доктор Линн поспешно взяла у меня иглу и привязала к руке неподвижной пациентки, чтобы она не соскользнула вниз.
– Вставайте, – скомандовала она мне.
Я вскочила с койки.
Как только она открыла краник, моя кровь потекла по трубке. Врач схватила мою левую руку и положила себе на плечо, чтобы поднять ее повыше. Мой локоть замер в неудобном положении. Она нажала мне на мышцу выше иглы, да так сильно, что я чуть не вскрикнула от боли. Она нажимала на мою руку, словно выдаивая из меня жизненные соки.
Услыхав шум в коридоре, я невольно дернулась. А вдруг это вернулись полицейские, все еще охотившиеся за доктором Линн?
А она то ли ничего не слышала, то ли у нее были стальные нервы. Я вспомнила, что она была капитаном в армии мятежников. И представила себе ее в ореоле свистящих пуль.
– Так, я не могу сказать точно, сколько я у вас забрала крови, – пробормотала доктор Линн, – поэтому скажите мне сразу, как только почувствуете, что вам дурно.
Свободной рукой я схватилась за изголовье кровати – на всякий случай. Только бы кровь не начала сворачиваться. У нас не было ни минуты, чтобы заменить трубку со свернувшейся кровью или растворить мою кровь, добавив цитрат натрия, чтобы ее разжижить. Теки, теки, красный ручей, втекай в эту женщину. Не заставляй нас вырезать из нее младенца. Мать и дитя изо всех сил стараются, чтобы не идти посреди тени смертной…