— Да, верно.
— Ну вот и судите сами, кто из нас проиграл.
— Спасибо, Владимир Юрьевич, за то, что ответили на мои вопросы.
— Не за что. Не думаю, что вам помогут мои ответы.
— Как знать.
Мирослава попрощалась и ушла. В чем-то Плаксин был прав: отвергнув надежного неравнодушного мужчину, Нина теперь воспитывает сына одна. Вероятно, чувства ее были так сильны, что она предпочла стабильному браку жизнь матери-одиночки.
В поместье Торнавских Мирослава явилась уже к вечеру. На ужин она опоздала, и Морис принес ей с кухни блинчики с капустой и чай с овсяным печеньем.
— Спасибо тебе, — поблагодарила она. — Что бы я без тебя делала!
— Нашли бы другого.
— В смысле?!
— В смысле другого секретаря и помощника.
— Не скажи. — Глаза Мирославы озорно блеснули. — Нынче с квалифицированными кадрами напряженка.
— Тогда цените то, что имеете.
— Если ты намекаешь на повышение зарплаты, — проговорила она притворно подозрительно, — то зря стараешься, не прибавлю.
— Вы известная скряга, — лениво отмахнулся он.
После того как она прожевала три блинчика и запила их чаем, он спросил:
— Как съездили?
— Сама не знаю…
— А что хотите знать?
— Кто отец ребенка Нины.
— Зачем?
— Надо.
Морис пожал плечами.
— Представляешь, Нина хранит в нагрудном медальоне прядь волос возлюбленного!
— Даже так?! — удивился Морис. — Может, он скончался?
— Может быть…
Миндаугас не понимал, почему Мирославу так сильно заинтересовала Снегурченко. Ясно как божий день, что, если Торнавский-старший скончается, Нина окажется в проигрыше. Неизвестно, как изменится ситуация в компании, не исключено, что правой руке бывшего босса придется оставить хорошо оплачиваемую работу. Новую найти, конечно, можно, но нелегко. А у Нины сын… В благополучии Торнавского она кровно заинтересована! Но с Мирославой спорить бесполезно.
Волгина тем временем позвонила своему другу Шуре Наполеонову и упросила его достать для нее список всех скончавшихся работников компании Торнавского.
— Я что, бюро добрых услуг? — вяло огрызался Шура.
— А я? — спросила она, давая понять другу детства, что он сам не стесняется обременять ее просьбами.
— Ладно, проехали. Когда надо?
— Вчера.
— Понятно. Постараюсь побыстрее.
Но в полученном списке не оказалось ни одной подходящей кандидатуры.
Может, правда иностранец… Волгина почему-то была уверена, что с возлюбленным Нина познакомилась именно в рабочей обстановке.
Немного подумав, Мирослава позвонила в офис компании Торнавского и Мишустина и договорилась о встрече с заместителем и близким другом Олега Павловича Василием Петровичем Кожемякиным. Тот согласился принять Волгину, зная от Мишустина, что ее с согласия дяди нанял Константин: портить отношения с возможным наследником Кожемякину не хотелось.
Мирослава прибыла за пять минут до встречи, и Василию Петровичу это понравилось. Он провел ее в свой кабинет, усадил в удобное кресло и распорядился принести чай и сладости.
— Василий Петрович, скажите, пожалуйста, у вас никто из партнеров фирмы не умирал за последние одиннадцать лет? — спросила Волгина.
Кожемякин явно удивился вопросу, но ответил:
— Вроде бы все партнеры живы и здоровы. — И, не удержавшись, спросил: — А в чем, собственно, дело?
— Да так…
— Тайна следствия? — усмехнулся он.
— Вроде того. Скажите, а с Ниной вы давно знакомы?
— С Ниной? Давно, с тех пор, как она устроилась к нам работать.
— Тогда, наверное, ее роман развивался у вас на глазах.
— Чей роман?!
— Нинин.
— У Нины был роман?!
— Ну а откуда же, по-вашему, у нее ребенок?
— Родила.
— От кого?
— Об этом нужно спросить у нее.
— Неужели никто никогда не спрашивал?
— Может, и спрашивали, но ответа не получили.
— Понятно…
— Что понятно?
— Что ничего не понятно…
— Ага. А зачем вам знать, кто отец ее ребенка?
— Из любопытства.
— Простите, не верю. Не похожи вы на любопытную Варвару, — усмехнулся Кожемякин.
— Внешность может быть обманчива…
— Несомненно. Но я так долго работаю с людьми…
— Что видите их насквозь, понимаю. Однако кто отец Нининого ребенка, не знаете.
— Да сдался вам этот отец! Им может быть кто угодно — бывший жених, школьный друг, наш бухгалтер.
— Ваш бухгалтер? — заинтересовалась Мирослава.
— Это я так, к слову…
— Нет уж, Василий Петрович, договаривайте.
— Просто он у нас большой любитель женщин. А Нина одинокая, симпатичная, вот он и подкатывал.
— И что?
— Говорят, получил по рогам, — усмехнулся Василий Петрович.
— А можно мне пообщаться с этим ловеласом?
— Это еще зачем? — насторожился Кожемякин. — К Нининому ребенку он отношения не имеет, уверяю вас.
— Понимаете, — смущенно сказала Мирослава, — моя тетя писательница…
— Поздравляю!
— Спасибо. Ну так вот, она пишет книгу о донжуанах и исследует их психологию, чтобы понять, как им удается покорять женщин.
— А при чем здесь вы и наш бухгалтер?
— Я помогаю тете, а ваш бухгалтер, насколько я понимаю, большой ходок.
— Этого у него не отнять, — согласился Василий Петрович.
— Познакомьте меня с ним!
— Да за ради бога, если вам так нужно.
— Как зовут вашего местного донжуана?
— Коньков Аркадий Витальевич.
Экспромту Мирославы про тетю-писательницу Кожемякин не поверил, но решил, как говорится, не препятствовать следствию, даже если оно явно сбилось со следа. Пусть Торнавские сами со своих детективов спрашивают.
— Я с бухгалтером поговорю, — вздохнул Василий Петрович, — и позвоню вам. Оставьте свой телефон.
Мирослава положила перед ним свою визитку.
Василий Петрович свое слово сдержал. Через пару дней он позвонил Волгиной и пригласил ее в кафе, где и познакомил детектива с любвеобильным бухгалтером, после чего откланялся, сославшись на неотложные дела.
Аркадий Витальевич Коньков не выглядел рыцарем и был скорее бабником, чем донжуаном. Обволакивая детектива липким взглядом, который задумывался как чарующий, он сразу же попросил Мирославу называть его просто Аркадием. Она согласилась и в процессе беседы быстро поняла, что Коньков на Нину затаил обиду. По его словам выходило, что Нина — мужененавистница, которая не подпускает к себе мужчин, так что для рождения ребенка она, несомненно, воспользовалась услугами специальной клиники и донорским материалом. Мирослава выказала сомнение.
— Да я вам точно говорю! — горячился Коньков. — Она мужчин на дух не переносит! Единственный мужчина, которого она боготворит, — шеф, но он для нее недоступен.
— Странно, почему?
— Сложно сказать.
— Он не заводит романов на работе?
— Да, поговаривали даже, что он вообще не интересуется женщинами. Будто его привлекают мужчины…
Мирослава искренне порадовалась тому, что не перевелись еще на земле сплетники.
— И что же? — спросила она.
— Чепуха, мужчины его тоже не интересуют.
— Аркадий, а вы не помните, как давно Нина носит медальон?
— Медальон? Ах да. Не помню…
— Может быть, вы помните, когда он у нее появился — до рождения сына или после?
Коньков старательно напряг память:
— По-моему, она стала носить его еще до рождения Стива. Но наверняка утверждать не берусь.
— Спасибо!
— Надеюсь, мы еще встретимся?
— Все возможно в этом мире.
— Я вам не понравился?
— Ну что вы! Вы для меня просто находка!
— Правда?
— Конечно.
— Вы мне тоже очень понравились, я вами восхищен и очарован!
Мирослава постаралась не расхохотаться — возможно, Коньков ей еще понадобится. Она тепло поблагодарила его за приятную встречу и интересную беседу и поспешила распрощаться.
Выйдя из кафе, Мирослава села в свой автомобиль, отъехала на полквартала от кафе и набрала номер Людмилы Мишустиной.
— Алло, — откликнулась та почти мгновенно.
— Здравствуйте, Людмила Евгеньевна! Вас беспокоит Мирослава Волгина.
— Да, здравствуйте.
— Вы не припомните, как давно Нина Снегурченко носит свой медальон?
— Медальон? А что, он пропал?
— Насколько мне известно, нет. Просто я хотела узнать, как давно он у Нины.
— Я помню, что во время беременности она его уже носила.
— Почему вы так уверены?
— Мы отмечали день рождения одного из сотрудников, и вдруг Нине стало плохо. Я пошла проводить ее в туалет, она сняла медальон и попросила меня его подержать. Потом Нина мне призналась, что ждет ребенка и уже на третьем месяце.
— Людмила Евгеньевна, а вы не знаете, открывается ли этот медальон?
Мишустина, вероятно, задумалась. Ответила после долгой паузы:
— Я почти уверена, что да, открывается. Но при мне Нина его никогда не открывала.
— И вы не знаете, что может быть внутри?
— Может быть, фото сына?
— Может, — согласилась Мирослава и, поблагодарив Мишустину, распрощалась с ней.
В дверь постучали, и не успела Мирослава сказать «войдите», как в комнату ворвался Морис.
— Ты пьяный, что ли? — спросила она подозрительно.
— Пока нет, но собираюсь им стать, — усмехнулся он и поставил перед ней бутылку весьма приличного сухого вина.
— О! Откуда сей презент?
— Это даже не столько презент…
— Не темни! Рассказывай.
— Рассказывать, собственно, нечего. Я провел сегодня полдня на кухне. Делился с Татьяной Георгиевной рецептами литовской кухни и не только…
— Ну что ж, наливай, закусывать будем яблоками.
— Хорошо. — Морис открыл бутылку и налил вино в два бокала.
— Слушай, Миндаугас, а ты не боишься, что я напьюсь и пьяная буду к тебе приставать?
— Побаиваюсь немного, — усмехнулся он. — Поэтому на всякий случай надел пояс верности.
— Дай посмотреть!
— Перебьетесь.
Мирослава притворно огорченно вздохнула и пригубила вино.
— Ну как? — спросил Морис.