— Я не знаю.
— Значит, можем просто веселиться, — сказал Эрни, переворачивая ее.
«Вот как?» — подумала Сильвия. Это, конечно, весело. Она впервые видела так близко мужское тело. Оно так отличалось от ее собственного. Волосатое. Сильвия провела пальцем по дорожке в центре живота Эрни. Его палец совершил чуть извилистый путь меж ее грудей.
«Поцелуй их», — подумала Сильвия, и он каким-то образом услышал.
— Чего еще ждать от девушки, отчаянно семафорившей о желании целоваться, — сказал Эрни. Он на секунду убрал руки, и Сильвия чуть не завопила: «Не останавливайся!»
— Когда это я семафорила? — спросила она, прильнув к нему.
В ответ на ее порыв Эрни, улыбаясь, ткнулся носом в ложбинку меж грудей.
— Пару лет назад в библиотеке я писал контрольную, — глухо проговорил он. — Ты появилась из-за стеллажей и так глянула на меня, как никто еще не смотрел. Я вытаращился, потом встал и пошел к тебе.
— И мы целовались. — Сильвии нравилось это воспоминание, нравилось то, что происходило сейчас, нравилась она прежняя.
— Угу. В самые паршивые моменты жизни я знал, что могу прийти в библиотеку и поцеловать тебя. — Эрни чуть отстранился. — Но однажды я увидел, как ты целуешься с другим парнем.
Сильвия покраснела.
— Я тебя не заметила.
Эрни опять навалился на нее. Сильвия прижалась к его плечу.
— Я разозлился. Сперва. Но я же не имел прав на тебя. Мы не были парой. Но когда ты пригласила меня к себе, я опять вспомнил того парня. И подумал… не побывал ли он здесь раньше меня.
— Нет, ты первый. — Сильвии вдруг стало грустно, и голос ее прозвучал печально. Правда ли, что голый человек не может управлять своим голосом? Что, если голос тоже становится голым? — До тебя никого не было.
Она постаралась придать тону ровность, однако вздохнула с облегчением, когда Эрни собрался уходить — ему спозаранку на работу.
— Может, завтра вечерком увидимся? — сказал он.
Сильвия неопределенно хмыкнула.
Она проводила его, неуклюже помахав на прощанье. Потом улеглась на матрас и закрыла руками лицо. В мыслях ее царил сумбур: смущение, радость от того, что секс оказался великолепной штукой, двойственное чувство к Эрни. Он говорил о веселье, и слово это беспрестанно крутилось в голове. Сильвия не считала аморальным отдаться тому, кого не любишь, кто всего лишь нравится, но в душе ее возникло ощущение какого-то иного одиночества. Если б мать прознала о содеянном ею, она бы потащила ее в церковь и заставила весь день стоять на коленях. Однако Роза теперь во Флориде, что тоже своего рода наказание. Сильвия свернулась калачиком и приказала себе уснуть.
Утром ее разбудил телефонный звонок. Она перекатилась по матрасу, взяла трубку и, щурясь спросонья, посмотрела в окно — серое небо в полосках розовых облаков. Рассвет.
— Надеюсь, я не слишком рано, — сказала Джулия. — Алиса уже проснулась, да и ты, я знаю, встаешь ни свет ни заря.
Сильвия зевнула.
— Все в порядке?
— Хочется верить. — Джулия помолчала. — Но кое-что странное случилось.
Тон ее заставил Сильвию сесть, и лишь тогда она сообразила, что все еще голая. Прежде она никогда не спала голышом. «Сейчас выберу момент и скажу о странности, произошедшей со мной», — подумала она, а вслух сказала:
— Что такое?
— Вчера я позвонила на истфак, хотела переговорить с Уильямом, даже не помню о чем. А секретарша, узнав, кто я такая, сказала, что он уже неделю не появляется на факультете и пропустил три лекции, которые должен был прочесть. Мол, декан намерен поставить вопрос о его соответствии должности. Тетка эта меня не любит, все сообщила злорадно.
От слов сестры Сильвия покрылась мурашками и натянула на себя одеяло.
— Я бросила трубку, решив, что она врет. Наверняка что-нибудь перепутала и сдуру огорошила человека подобной ерундой.
— Я тоже так считаю, — сказала Сильвия.
— Ну да, — задумчиво проговорила Джулия, — но она вовсе не ошиблась. Оказалось, что это я плохо знала Уильяма.
Сильвия машинально отметила, что сестра употребила прошедшее время. Вспомнилась пометка на полях рукописи: Все плохо, я ужасен. Сильвия прижала трубку к уху, стараясь вникнуть в смысл слов Джулии.
— Вечером я спросила, как прошел его день, и он стал рассказывать о своей лекции, о вопросах студентов, о том, с кем обедал в университетской столовой. Я сказала, что звонила на факультет и говорила с секретарем. Он ужасно побледнел… — Джулия помешкала, — и бросил меня.
— То есть как — бросил?
— Оставил записку, чек и ушел.
Это было что-то невообразимое. Известие ударило, точно волна.
— Сейчас я оденусь и приеду к тебе, — сказала Сильвия. — Не переживай, мы во всем разберемся.
— Разбираться не в чем. — Джулия говорила спокойно. — Уильям врал мне целую неделю как минимум. Он больше не хочет жить со мной.
УильямАвгуст 1983
Первую лекцию Уильям пропустил неумышленно. Конец лета выдался знойным, настоящее пéкло. Закончив опрос игроков, который проводил по просьбе Араша, Уильям задержался в спортзале, чтобы посмотреть тренировку. Он понимал, что у него полно забот с учебой и преподаванием, не говоря уже о маленьком ребенке, но ничего не мог с собой поделать. Из парней, проводивших лето в спортивном лагере, он знал только старшекурсников, с которыми играл в одной команде, а ребята с первого и второго курсов были ему незнакомы.
В начале лагерной смены Араш попросил его разузнать о прежних травмах новичков:
— Только ты сможешь это сделать. Они еще не скумекали, кто есть кто в тренерском штабе, и думают, что я могу отстранить их от игры, а потому правды мне не скажут.
— То есть моя задача их расколоть.
— Поведай свою историю, и они тебе откроются.
Уильям расположился в комнатушке на задах спортзала, перед ним лежал список с данными новых игроков. Парни входили по очереди, и каждому он подробно рассказывал о своем колене — о травме, полученной еще в школе, и происшествии под кольцом, имевшем место в его последнем сезоне.
Почти все собеседники спрашивали, как дела с коленом сейчас. Поначалу Уильям отвечал «прекрасно», но затем подумал: «Ведь это неправда, а я торчу в этой душной каморке для того, чтобы своей искренностью подвигнуть ребят на честный рассказ о себе». После этого он стал варьировать ответы: «побаливает», «восстановился не полностью», «до сих пор травма дает о себе знать». Всякий раз парни слегка отстранялись, словно боясь подцепить заразу увечья.
Однако искренность сработала. Юные новобранцы команды рассказывали, что с ними случалось в процессе взросления. Всего пара-тройка из них были целы и невредимы — так, по крайней мере, они заявили: «Не, по нолям, ничего не ломал, видать, повезло». Двое попали в автомобильные аварии по вине пьяных водителей, в результате чего у одного был перелом плеча, у другого образовалась межпозвоночная грыжа. Конопатый парнишка из Оклахомы, окончивший школу, известную своей баскетбольной командой, страдал приступами болезни Севера[23] — сильными болями в пяточной кости, не поспевавшей за быстрым ростом мальчика, который вдобавок нещадно нагружал ногу участием в матчах. Ребята, игравшие в футбол, получали сотрясение мозга. Нахальный первокурсник, представившийся «Первым из первых», пережил разрыв ахиллова сухожилия. У лобастого здоровяка в шесть с половиной футов был хронический подвывих плечевого сустава, о чем он никому не говорил, научившись вправлять его самостоятельно. Новичок из Лос-Анджелеса спросил:
— Колотая рана считается?
— Да, конечно, — сказал Уильям, пытаясь скрыть изумление.
— Пару лет назад я пропорол себе задницу.
После собеседований Уильям выбрался на волю с ощущением всех травм, о которых поведали игроки, на площадке выглядевшие отнюдь не робкими студентами, но атлетически сложенными суперменами. Защитник ставит заслон, прикрывая тяжелого форварда, который, начав движение от щита, отдает пас свободному игроку. Схватка перемежается криками удовольствия от матча высокого уровня. В жизни не заподозришь, что в телах этих способных ребят притаилась боль. Уильям вспомнил печаль в глазах Сильвии и собственные переживания из-за размозженного колена и письма с чеком от родителей. Теперь боль виделась ему черной тенью, сопровождавшей каждого игрока на площадке. Пока что они от нее убегали. И сам он пока что оставил ее позади.
— Они рассказывают не только о травмах, полученных при игре, но и о прочих злоключениях, которые с ними случались, — доложил Уильям массажисту.
— Очень хорошо, — покивал Араш.
— Хорошо?
— Им нужно выговориться. Обычно никто не спрашивает, что да как бывало с ними. Я не ожидал, что ты так здорово справишься. Отличная работа.
Уильям удивился, поскольку массажист был скуп на похвалу, но затем понял, что кому другому эти ребята, пожалуй, ничего бы не рассказали. И дело, видимо, не только в его увечном колене.
Из спортзала Уильям вышел на залитый солнцем двор. Глядя на незнакомых студентов, он не гадал, случались ли у них травмы, но думал о том, как они были получены и насколько их удалось залечить. Стоило вглядеться, и безмолвные истории возникали, точно кильватерный след корабля: жестокий отец, разлука с возлюбленной, ошибочный выбор, долги, страх, что мечты о счастье никогда не воплотятся.
Недалеко от университетской библиотеки Уильям заметил старого преподавателя истории, сгорбившегося на скамейке, и подошел к нему.
— С вами все хорошо, профессор? Помощь не требуется?
Старик поднял голову и посмотрел на Уильяма совсем как Чарли из своего кресла.
— А, ты тот самый великан.
— Да, сэр, Уильям Уотерс. Вы сидите на самом солнцепеке.
— Верно, Уильям Уотерс, верно.
Уильям встал так, чтобы закрыть старика своей тенью.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Любая помощь всегда кстати. Присядь-ка, Уильям Уотерс. Немного солнышка никому не повредит.